Дирдайле

- Френк, – сказал он, – это из гроба.

Удар повторился, но теперь за ним последовал слабый треск, похожий на треск скорлупы. Гроб слабо вздрогнул. Чуть качнулся стоящий на крышке фонарь.

- Что за черт? – прошептал Френк. Дрейк попятился от ящика: что-то ему это не нравилось. Он задумался, и спустя пару секунд его мозг родил мысль:

- Может, скажем кэпу?

- Совсем сдурел? – Френк нервно облизнул губы и занес щипцы. – Нет, теперь уж надо...

Крышка гроба чуть приподнялась, и матросы услышали что-то вроде слабого вздоха.

- Там что, живой? – прошептал Дрейк. Моряки попятились к лестнице на палубу, когда следующий удар довершил начатое Френком. Крышка бесшумно сдвинулась в сторону. На бортик ящика легли тонкие белые пальцы.

***

Через полчаса Кеннет покончил с журналом и сухарем, откинулся на спинку стула, вытянул длинные ноги и мрачно уставился в стенку. Даже без негодования “Аберрейн” гроб в трюме не добавлял радости и спокойствия. Одно дело везти усопшего для того, чтобы похоронить в земле предков, а другое – тайком, в ночи, утопить в море. Бреннон достал из кармана кошель. Деньги были настоящие, без обмана, и, чего уж тут скрывать, сумма приятно грела душу. Больше ста тридцати крон за плевое дело!

“И что тебе так не нравится?” – подумал Кеннет, но “Аберрейн” не ответила. Ладно, пора с этим разобраться – отправить покойницу за борт и дело с концом. Но где, черт побери, запропали Френк с Дрейком? За это время уже можно было перетаскать на палубу дюжину гробов! Капитан поднялся, и вдруг "Аберрейн" шумно вздохнула. Это уже была не тревога, не возмущение, не отвращение морской девы к мертвечине на борту. Сердце Кеннета екнуло. С кораблем что-то случилось. Вернее – на корабле что-то случилось. Капитан ринулся вон из каюты, схватив револьвер.

На первый взгляд на палубе все было в порядке, но Бреннон чуял, куда его ведет “Аберрейн” – в трюм, к гробу. Бреннон отодвинул крышку трюмного люка и стал спускаться. Снизу сочился свет фонаря. Значит, эти двое еще там. Тогда почему не слышно ни звука, кроме скрипа переборок? Они там спят, что ли?

«Чертовы идиоты! – подумал капитан спустя минуту. – Недоношенные ублюдки! Я же велел им выбросить этот проклятый ящик за борт!»

И где они сами? Неужели удрали? По палубе раскатилась россыпь серебряных гвоздей. Чуть поодаль от гроба лежал перевернутый сундучок с инструментами плотника, на полу стоял фонарь. Бреннон подошел к гробу. Крышка его была чуть сдвинута. Капитан попытался приладить ее на место, но она не ложилась. Кеннет рывком сдернул крышку. Его мертвые матросы лежали в гробу, нежно обнявшись, и запах крови витал над ними, как аромат дорогих духов.

***

Он сидел в каюте, машинально выщелкивал патроны из револьверного барабана, и они с мягким стуком падали на пол. Запах крови стоял в трюме его "Аберрейн", терпкий и острый. Даже здесь он преследовал его. Даже сейчас. Он не помнил такого сильного запаха крови с тех пор, как спас морскую деву от сумасшедших религиозных фанатиков. Вот уже семь лет она была его верной спутницей – духом и сердцем его корабля.

И сейчас она шептала ему в скрипе снастей и переборок, что на борту появилась опасность – неведомая тварь, которую он из жадности допустил на корабль, не послушав предупреждений “Аберрейн”.

Кеннет бросил револьвер на койку и запустил руки в волосы. Отупение начало проходить. У Дрейка где-то осталась мать, надо будет отдать ей долю сына за плавание, а у Френка в Коллингшеме живет старик отец и сестра-вдовица... Вот два идиота! Какого черта они решили вскрыть гроб?!

“А какого черта ты взял сомнительный груз?” – тут же шепнула совесть. Проклятие! Знал же, что жадность до добра не доводит, казалось бы, еще семь лет назад должен был выучить урок, но нет!

Кеннет залил в глотку еще полстакана виски. На корабле оказалось нечто, пьющее кровь. Восемнадцать человек команды, считая с коком и самим капитаном, десять пассажиров и два дня до Шеллингхерста. Две ночи. Оно успеет сожрать всех. Кеннет слышал о таком – обычные байки моряков в любом порту мира о кораблях-призраках, которые дрейфуют по морям без единой живой души на борту. Чертовски правдивые байки.

Хотя с чего бы ему в них не верить? Он вообще со своим кораблем разговаривает – а тот еще и отвечает. «Аберрейн» вздохнула и поторопила его. Нужно было защитить пассажиров, изловить тварь и отправить ее за борт. Бреннон открыл рундук. Там лежали двуствольный дробби и старый парадный мундир офицера имперского флота. Мундир застегивался на круглые серебряные пуговицы.

***

За бортом "Аберрейн" покачивались большие алмазные звезды, слышался умиротворяющий шелест волн, а полковник Шрайбер ехал домой. На ночь глядя в салоне осталось совсем немного пассажиров – престарелый священник, который умостился под лампой и читал книгу; дама лет пятидесяти с дочкой, явно засидевшейся в девках, обе – длинные и тощие, как вязальные спицы, которыми мамаша орудовала с видом бывалого убийцы; некий хлыщ, мучающий кроссворд в газете – и никого, с кем можно было бы скоротать вечерок. Полковник пригладил русые усы с проседью. Грузный, массивный, будто сейф, в черном мундире кайзерской гвардии, с бриллиантовым крестом святого Георга на груди – он казался себе лучом света в этом царстве обывательского мрака. Фыркнув, полковник решительно затопал к двери, распахнул ее – и встретил обворожительную улыбку молодой дамы.

- Ох, герр! – воскликнула молодая женщина (хорошенькая, наметанным глазом определил Шрайбер). – Не могли бы вы мне помочь?

- Конечно, фройлен. С великой радостью!

Улыбка стала застенчивой.

- Я не могу уснуть, а пробка в бутылочке со снотворным слишком тугая, мне ее не вытащить.

- О, фройлен! Конечно! Где бутылочка?

Прошло несколько минут после того, как полковник устремился на помощь фройлен. Юный хлыщ, сосланный отцом в провинцию за неумеренное мотовство, сполз в кресле, прикрылся газетой и похрапывал. Мать и дочь взирали на него с алчностью голодных хищниц. Священник читал. Когда дверь салона распахнулась, ударившись об стенку, все пассажиры дружно подпрыгнули. Возникшая на пороге фигура капитана отчего-то не внушила им спокойствия.

- Так, – изрек Бреннон, словно щелкнул зубами волк. – Эти здесь. Отлично. Надеюсь, вы не собираетесь покидать салон?

- А что? – вскинулся столичный юноша. – А почему?

- Потому, – емко ответил Кеннет. – В силу непреодолимых обстоятельств вам придется провести ночь здесь.

Он пересек салон и запер вторую дверь, выходящую на правый борт. Потом закрыл ставни иллюминаторов. Запер и их.

- Что вы делаете? – возмущенно спросила матушка.

- Везу вас в Шеннингхерст, – огрызнулся капитан, захлопывая за собой дверь. Послышался щелчок замка.

Кеннет знал, что по выходе из заточения пассажиры его съедят, но охранять стадо проще, когда оно сбилось в кучу, а не разбрелось по всей лужайке. Редкий пастух проявлял такую бешеную активность, как капитан Бреннон, рыская по "Аберрейн" в поисках пассажиров. Поэта, едущего за вдохновением, он отловил на баке – несчастный кретин строчил стишки, глядя на звезды. Старик-ученый "дышал свежим воздухом" на корме. Пара молодых медиков прилежно надиралась в своей каюте, явно намереваясь заспиртовать свои внутренности. И только молодая веснушчатая учительница спала, благоразумно запершись в каюте изнутри.

Наконец собрав пассажиров в салоне, капитан утер лоб и окинул скептическим взглядом результат своих трудов. Девять пассажиров набились в салон, как сельди в бочку, и молча, кто сердито, кто – недоуменно, смотрели на Бреннона. И все равно, как подсказывала “Аберрейн”, кого-то не хватало.

- Все здесь? – спросил Кеннет. Ученый поправил пенсне и обвел салон взором естествоиспытателя.

- Кажется, отсутствует этот шумный солдафон, полковник, как его...

Глухо выругавшись, Бреннон пулей вылетел за дверь.

***

- Эй, герр полковник! Эээй! – позвал капитан, далеко не уверенный в том, что теперь безопасно орать в ночи, черт знает, кто отзовется. – Эй, герр полковник!

- Да здесь я... – ворчливо донеслось в ответ, и из тени вынырнула массивная фигура Шрайбера. – Совершаю моцион перед сном. В чем дело?

- Все пассажиры должны находиться в салоне, – холодно ответил Кеннет.

- Почему?

- Потому что так безопаснее. Вас может смыть за борт.

- Опять эта душная кладовка, – проворчал Шрайбер и косолапо побрел за капитаном. Бреннон скосил глаза на полковника. Как там говорят – "от сердца отлегло"? Что-то чувствуется. А должно бы – пассажир жив-здоров. Да и “Аберрейн” как-то насторожилась. Перед дверью в салон капитан пропустил Шрайбера вперед и вдруг замер. Померещилось или это снова – едва уловимый запах крови?..

- Ну что, так и будем стоять? – сердито буркнул полковник, и рука Кеннета легла ему на плечо.

- Сэр... то есть герр...

- Какого черта?! – рявкнул Шрайбер, когда Бреннон наклонился к нему и обнюхал шею. Полковник сердито рванулся, но капитан успел оттянуть пальцем воротник-стойку и в свете фонаря перед дверью увидел на шее герра пару темных точек.

Капитан даже не успел понять толком, что это значит, как глаза Шрайбера почернели, и он бросился на Бреннона. Кеннет отскочил, а старушка "Аберрейн" не подвела – палуба качнулась, он устоял, привычно спружинив на ногах, полковник же кубарем укатился к фальшборту.

Бреннон не хотел его убивать, дробби оказался в руке сам собой. Капитан рассчитывал оглушить пассажира чем потяжелее, связать и запереть в его каюте до прибытия в порт, но теперь сомневался, что его можно выпускать к другим людям. Шрайбер зашевелился, пугающе молча; Бреннон подумал, что силищи у такой туши должно быть немеряно, и в этот миг ощутил... присутствие. Холодный ветерок по затылку, слабый запах крови и тления, нечто, мелькнувшее на грани видимости...

Полковник поднялся и с неожиданной прытью кинулся на Кеннета. Бреннон уклонился от широко раскрытых «объятий» и пнул противника в голень, а затем врезал прикладом дробби в челюсть. Шрайбер без единого крика упал на палубу, а оно метнулось снова, справа – и за спину, Бреннон круто развернулся следом за ним и вслепую спустил курок. Над "Аберрейн" пронесся пронзительный крик, и оно исчезло.

Капитан опустил глаза. Чуть дальше, около фок-мачты, темнело пятно. "Аберрейн" протестующе застонала, и Бреннон с разворота двинул полковнику кулаком по физиономии. Шрайбер рухнул, как подкошенный, и Кеннет навалился на него всем весом. Дробби пришлось выпустить из рук, чтобы связать полковника его же кушаком. Бреннон обмотал его ноги шнуром с мундира и заткнул Шрайберу рот платком. Затем Бреннон подобрал дробби, снял фонарь с крюка над дверью и подошел к пятну крови. Оно было темно-пурпурным, матово-блестящим и напоминало стекло.

"Проклятие!"

Кеннет обернулся на полковника. Теперь этой твари снова придется подкрепиться, хотя она и так ни в чем себе не отказывает.

"Здоровый аппетит, мать твою!" – злобно подумал капитан. Пять человек заперлось в кубрике, десятеро – в трюме, девятерых Бреннон охранял, как сторожевой пес. Десятый, хрипло дыша, пытался прожевать кляп. Есть ли теперь смысл беречь полковника? Раз уж его один раз укусили... Кеннет нахмурился, припоминая деревенские байки о дирдайле – прекрасных бледных дамах, которые подкреплялись кровью своих кавалеров.