Пепел и роса

* * *

К ночи от Ольги пришла коротенькая записочка с просьбой отправить графа домой, если вдруг заедет.

С утра мы в дверях Усадьбы столкнулись с Тюхтяевым.

— Какими судьбами, Ксения Александровна? — просиял он всеми щетинками.

— Я не застала вчера Николая Владимировича, а очень хотела увидеть. Полагаю, что даже в Министерстве внутренних дел совещания не длятся трое суток.

В лице чиновника появилась озабоченность.

— Странно, я сам читал его записку, что он останется дома.

Синхронно повернулись к тяжелым резным дверям, переглянулись и статский советник пропустил меня вперед.

— Их Сиятельства сегодня не принимают. — отчеканил лакей.

— Любезный, это же я. — ошарашенно уставилась на всегда приветливого слугу.

— Не велено принимать никого.

Это что-то новенькое. Чума у них тут или эпидемия самого ядреного сифилиса?

— Хорошо, а в дамскую комнату я могу попасть? И горничную позови. — и двинулась не глядя вперед. Еще год назад не умела так, а сейчас ношу себя по волнам классового неравенства.

Сусанна опустив глаза стояла передо мной в тесной уборной.

— Милочка, у меня чулок сбился. Помоги.

Девушка удивленно бросила взгляд на идеально натянутый шелк, приняла монетку, и шепотом ответила на немой вопрос.

— Их Сиятельство не возвращался, Ее Сиятельство заперлись у себя.

Гордо проследовала мимо лакея, оперлась на локоть Тюхтяева и покинула враз переставший быть гостеприимным бело-желтый дом.

Уже становилось жутковато. Предчувствия большой беды пока не было, но и легкости на душе тоже. И страшное, холодящее чувство одиночества.

— Михаил Борисович, — я нежно уставилась в два замерзших торфяных озера. — а не прогуляться ли нам?

— Что-то произошло? — озабочено переспросил он, когда отказавшись от извозчика мы двинулись в долгий пеший путь. Пять километров вдоль набережной Фонтанки.

— Не знаю пока, Михаил Борисович. — Я покосилась на задумчиво-серое небо. — Вы не спешите?

— Всегда к Вашим услугам.

Вот интересно, это простая галантность, или все же что-то там в июне такое было? Иногда меня даже задевает эта ситуация — с графом он обсудил аж целое предложение, а со мной дальше невнятного флирта не двинулся. Я, конечно, понимаю, что здесь не приняты стремительные романы и знакомство наутро после секса — дурной тон, а уж мои отношения с Фохтом как-то на эталон вовсе не тянут, но недосказанность иногда напрягает. Может уже разочаровался в перспективах, и мы сможем просто дружить без дополнительных обременений? Мне таких отношений тут не хватает, но не спрашивать же его в лоб.

— Я бы прогулялась, покуда погода позволяет.

Не поверил, а зря — уже пора бы перестать меня недооценивать.

— Михаил Борисович, у Вас же с Его Сиятельством сложились не только профессиональные, но и по-человечески теплые отношения, я правильно понимаю? — произнесла я, когда прелести города и погоды уже обсудили. А хорошо гулять вот так — прогулочным шагом, словно родилась в этих каменных лабиринтах. Еще бы повод был безобидный.

— Да, я имею честь называть его другом. — даже с некоторой гордостью произносит.

— Тогда, возможно, Вы в курсе, куда бы он мог запропасть на три дня?

Судя по глазам — не в курсе.

— Понимаете, вариантов-то не очень много. Единственная известная мне столь затянувшаяся его поездка состоялась летом, как раз, когда Вы изволили гостить в моем доме. — смущенная улыбка. — И тогда для подобного имелись предпосылки.

Некоторое время, минут десять мы резво шагали по набережной в молчании. Мой спутник настолько увлекся размышлениями, что я едва успевала за его шагом.

— О, простите. — он словно опомнился, когда я споткнулась и чуть было не растянулась на брусчатке. — Возможно, все же стоит взять извозчика?

— Ну уж нет, остались пустяки, не более трех верст. — сквозь зубы протянула я.

И выдюжила я их на одном упрямстве и честолюбии. А ботинки что, новые купим.

— Вы что-то знаете? — он начал подбираться все ближе.

— Я очень сомневаюсь, что его охватил порыв дикой страсти к таинственной, неизвестной всем женщине, заставивший забыть о службе, доме и элементарной осторожности.

— Да, это маловероятно. — согласился он.

Лично я не уверена в кристальной семейной верности господина Татищева, но уж сделать так, чтобы все сохраняли лицо, он точно бы смог. Да и уходить с бумагами, оставив бардак в кабинете — не в его стиле. Обыскивать я не пошла только потому, что не знаю, какие бумаги он вообще мог хранить.

— Вы же работаете некоторым образом вместе. По службе появились какие-то проблемы? — начала я пытать профессионального следователя. Наивно, но попытаться нужно.

— Поклясться не могу, но мне такие неизвестны. — он осторожно обвел меня вокруг лужи.

Снова тишина и томительные размышления, несколько раз прерванные церемонными поклонами с останавливающимися экипажами, чьи пассажиры спешили выразить свое почтение и не всегда скрытое любопытство. Тюхтяев иногда представлял меня не пойми кому, я улыбалась, ловила ответные улыбки и немые вопросы — все же променады не обремененных церковными узами пар здесь повод для сплетен, а мы за час уже нарисовались, как могли. А уж учитывая, как променадом прошлись перед фасадом здания на набережной Фонтанки, 57, эти разговоры еще долго будут ему аукаться. Ну и ладно, если что, граф отмажет, а если отмазывать станет некому, то обо мне и не вспомнят. Странно, но некоторые встречи происходили куда менее чопорно, и там меня уже не представляли.

— А тот случай на Заливе? — не любила я о том вспоминать, право слово.

— Полагаю, что последствий не имел. В этом заинтересовано сразу много влиятельных лиц, так что…

Он отвлекся от своих умозаключений и посмотрел на меня куда как более пытливо, чем в любой из моментов нашего знакомства.

— Вы считаете, что ситуация Николая Владимировича имеет отношение к Вашим изысканиям? — он испытующе уставился на меня.

— Разве что по случайному совпадению. — помялась, но доверять все равно придется только ему. — Здесь есть еще одно обстоятельство.

И снова брови домиком.

— Не знаю, возможно, Их Сиятельство скрывал это от всех, включая Вас, но сейчас чрезвычайная ситуация, верно?

— Уж куда как серьезнее. — и смотрит пытливо.

Посовещалась с внутренним голосом.

— И Вы в случае чего постараетесь защитить честь графа?

— Даю слово. — всерьез обещает. Интересно все же, как у них тот разговор с графом происходил?

— Тогда нам лучше продолжить этот разговор в более уединенном месте.

Тюхтяев с изумлением посмотрел на меня и прибавил шаг. Я уже давно рассмотрела свой поворот, до него оставался почти километр, так мы преодолели это расстояние минут за десять, и практически влетели в дом с первыми каплями дождя. Рассмеялись, потому что по переулку практически бежали.

Устроила его в библиотеке. Попросила полчаса времени и бухнулась в ванну — ноги отказывались признавать наше знакомство и лишь массаж примирил их неизбежное единство с этой буйной головой.

Переоделась в домашнее, и пошла на сложный разговор. В конце концов, что мои неудобства на фоне грядущих семейных неприятностей.

Тюхтяев терпеливо ждал меня у глобуса. Если глубоко вдохнуть и не выпускать воздух из легких, то не так уж и страшно.

— В конце февраля Николай Владимирович пригласил меня развлечь своих гостей…

Я подробно пересказывала события той уже далекой ночи, давая ремарками свои впечатления и сомнения. Словно метроном, шевелились пальцы моего собеседника, отмеряя столбик непонятных значков на обрывке нот. Потом незаметно перебрался за стол, и я решила послать Устю в лавку за парой пачек бумаги — моих запасов может и не хватить этому бородатому принтеру.

Тюхтяева за работой со стороны я видела в первый раз. Он воодушевленно раскладывал листы и записочки в одному ему ведомую мозаику на столе, объединял их в группы, бормотал что-то себе под нос. Я уткнулась в скрещенные руки и даже не пыталась вмешиваться — ведь чуть-чуть сдвинь элементы — и картинка рухнет.

— Так что, Вы говорите, происходило на той вечеринке?

— В том-то и дело, что ничего особенного. Месье Луи-Огюст капризничал, но с удовольствием играл, американец брюзжал, сеньор Карло рассказывал мне об Италии и после нескольких проигрышей забросил карты.

— А господин Канкрин?

— Вообще не проявлял себя. Играл, пил, но немного.

— Кто привез Радолина?

— Граф Репин. Но они пробыли совсем недолго, мне еще показалось, что их визит был только для того, чтобы все увидели друг друга.

— Кто-то из гостей обменивался чем-то?

— Чтобы напоказ — не было такого. Я потом долго анализировала, не было ли тайного смысла в проигрышах и выигрышах, но как раз по поводу ставок господа переживали совершенно искренние эмоции, так что вряд ли…

Стемнело так, что пришлось зажечь лампы. Урчание в животе явственно намекало на ужин или его хоть какое подобие, но мой спутник был погружен в дипломатические интриги.

— Жаль, Вы сразу не рассказали все это… — проговорил он, когда я подошла поближе. Машинально прижал мою ладошку к щеке и углубился в перипетии международных отношений. Писал он с помощью шифра, который оказалось довольно таки непросто разгадать.

Пришлось подавать ужин прямо в кабинет. Думаю, если бы мне пришел в голову каприз подложить ему в жаркое живую лягушку — она бы прошла незамеченной.

К часу ночи мой гость только вошел в раж, заставив меня по пятому разу пересказать все, что происходило.

— И это все? — веки чуть покраснели, но взор цепок и пронзителен. Сюртук свисал с соседнего стула, волосы взъерошены — забавный.

— Относительно вечеринки — да. Остальное я могу считать только домыслами.

— Остальное? — он нахохлился поверх бумаг.

Я обреченно перевернула карту мира в раме с подложкой из пробкового дерева, которую приноровилась использовать в качестве доски и начала пришпиливать записки.

— 26 февраля состоялась та самая встреча. В ночь на первое марта возле дома графа был убит человек. Судя по следам вокруг трупа, он долго присматривал за Усадьбой. Возможно, это был грабитель, но не обязательно. Причем убили его так же, как и ранили потом Вас — ударом ножа. А за моим домом с 28 февраля и практически до Вашего ранения велась слежка. Вот из этого окна — показала ему на заветный пост. Но наблюдали Ваши сотрудники, так что я не думаю…

Могла бы выпустить щупальца, пройтись голышом по Невскому или вознестись живьем — удивления было бы меньше.

— А теперь Вы мне все рассказали? — сипло спросил Тюхтяев, расстегивая воротник рубашки.

— Теперь все. Вот вообще все. — за малым исключением, но оно точно к делу не относится. А с учетом одного ночного визитера будет уже два исключения, но оба Тюхтяева не касаются.

Он подошел к окну и внимательно изучил дом напротив.

— Там теперь семья живет. Милейшие люди — муж служит в Адмиралтействе, жена возится с детьми. — информировала я его из-за плеча.

Постоял, подумал, обернулся ко мне.

— Ксения Александровна, а почему Вы решили, что слежку ведут наши сотрудники? — вкрадчиво спросил он, держа меня за руки.