Дезоляция

— Да, это так.

Борис встал рядом с матерью. Руки за спиной. Лицо невыразительно. Спокойно. Своим видом этот человек стремился произвести впечатление опытности и уверенности. Именно на его примере Дезоляция усвоила, что не все эмоции выражаются людьми. Некоторыми — практически никакие.

— Пока можешь их не ругать, Людмила. Они, считай, — усмешка, — нам палочку-выручалочку откопали.

— И что вы мне предлагаете? — женщина вскинула руки в порыве эмоций. — Погладить по головке?

— И так можно, — кивок. — Только завтра. Сегодня детям пора спать, Людмила. Они не главная наша проблема.

Мать сложила руки на груди. Несомненно она бы предпочла иной путь. Но сдалась.

— Ладно, вы правы, — усталый вздох. Людмила повернулась. — Маша, Юра, бегом. Завтра мы ещё поговорим.

— Но я не хочу, — фыркнул Юрий. — Да и рано.

Борис решил помочь с детьми. Как и прежде, он не ответил на высланный запрос, но предпринял все возможные меры. Странно. Дезоляция не могла вспомнить случая отказа. Молчание. Незамедлительное действие. Всегда.

— Мне кажется, Юрий, вам не стоит возражать здесь, — упорство мальчика только вредит. — Неважно, ляжете ли вы спать или нет, сегодня я больше не смогу быть с вами.

Судя по изменившемуся выражению на лице мальчика, он что-то понял. Или вспомнил.

— Пошли давай, — Мария потянула брата за рукав, к матери.

— Ладно-ладно, иду.

Дальнейшего сопротивления он не оказал. Людмила была явно рада этому факту. Взяв под руки обоих своих детей, она направилась к одному из домов. Вероятно, в новоприобретённую квартиру. Протокол сопровождения отключился.

— Борис Николаевич, — голова оболочки не отворачивалась от уходящих детей. Маша с улыбкой помахала. Прощалась. — Я хочу задать вам вопрос.

***

— Да? — он тоже не спускал глаз с удаляющихся. Его, однако, больше интересовала Людмила. — И какой же?

— Вы всё ещё любите меня?

Вот тебе и раз. Чего не приходится ожидать от искусственного интеллекта после полутора десятка лет разлуки, так это вопросов о любви. Хотя почему же не приходится? Он сам её создал такой. Сам говорил, что любит. И не врал. Теперь она наверняка проверяет его, насколько он изменился. Пусть проверяет.

— Люблю, — а что ещё ответить? — Теперь по гроб люблю. Чую, если бы не ты, сейчас бы побирались мы на развалинах. Ну, хватит. Пойдём. Поболтаем с глазу на глаз.

— Как вам удобно.

Не спеша, по привычке красиво вышагивая, как на обходе, Борис направился к школе. Оболочка держала его темп. Не отставала и не обгоняла. Раз-два, раз-два. Успокаивает. Настраивает на нужный лад. Не лечит кости, к несчастью, но и так неплохо. Можно насладиться видами. Этими видами… Дорога, дома, несколько уровней трамвайных путей. Всё в точности как до войны. Целое, чистое, только немного трещин. И лужи по весне. Чистые.

В широком и светлом вестибюле школы суета была не меньше, чем на улице. Разве что механические рабочие не мозолили глаза. Вместо них были ассистенты. Вот один, за столом вахты. Принимает отметки о занятых кабинетах. Борис оставил свою.

Не задерживаясь, приветствуя знакомые лица, Борис держал путь к кабинету. Попутно он рассматривал стены школы. Архитектура старого образца, а наполнение — нового. Минималистичный дизайн из прямых линий и идеальных фигур. На стенах яркие разноцветные круги, квадраты, овалы — всякая всячина, сложенная в бессмысленные картины. Пол и того проще: мягкий, древесного цвета. И только. Даже лампочка, горящая от картошки, выглядела торжественнее. По углам коридоров расставлены целёхонькие школьные награды. Даже их стеклянные куполы целы. Как Дезоляция постаралась.

Местом разговора стал уединенный класс, судя по табличке, истории. Три ряда парт, вокруг них муляжи, экспонаты, шкафы, полные путеводителей по историям стран, эпох. И всё, конечно, уже чистое, помытое включившимся уборщиком. Хоть сейчас приводи детей.

Борис сел за учительский стол. На нём лежали аккуратно разложенные уборщиком макет Брестской крепости, муляж пистолета двадцатого века и красно-голубая фуражка. Дезоляция обратила особенное внимание на последнее. Но не трогала.

— Теперь пограничники были не первые, да…

Дезоляция ничего не ответила. Она знала, что не нужно.

— Ну, рассказывай, что мы пропустили. Начнём с общего, потом к Москве и дальше, по порядку.

Оболочка перевела пустой взгляд на Бориса.

— В первые три года я получала сигналы из множества городов, но почти все они были искажены ионными штормами. Большинство так и не получилось расшифровать.

— А неплохо малышня тебя науськала. Просто научилась говорить, молодец. Как человек.

Прослушать беседу с детьми было невозможно, но узнать, какие процессы выполнялись — запросто. Они не удивили Бориса, но порадовали. Адаптировалась Дезоляция прекрасно.

— Но на советы нужен будет стандартный язык. На отчёты тоже. Это ты знаешь… Со мной говори как удобно, — махнул он рукой. — Что там по переводимым?

Борис отвернулся к окну. Сложил руки на животе. Не трудно было догадаться, какие это были послания. Многократно повторяющийся односложный код. Крик машины.

— Я учту это. Что касается переводимых сообщений — все они извещали о критическом повреждении ядра ИИ.

Если добралось до ядра, значит, вместо города пепелище. Под ним битком набитое убежище, в котором самое большее проживёшь полтора века. На консервантах.

— Давай дальше.

Толстые пальцы мерно застучали по столу.

— К сожалению, ничего. Я пыталась засечь сигналы из Сибири, Дальнего Севера и прочих регионов, но безуспешно. Вероятно, ИИ некоторых городов в режиме максимальной экономии.

Который сама Дезоляция не соблюдает.

— Ладно, хватит об этом. Что по протоколу в момент удара?

— Как только поступила весть об ударе, я включила системы защиты и маскировки на полную мощность. Все прочие структуры перешли в режим сохранения, в их числе шахты с ядерным оружием и ГИК один, два и три. Спустя три месяца я начала стандартные программы сохранения культурных растений, инфраструктуры города. Они продолжались до сих пор.

Даже генераторы ионных катастроф с боеголовками не использовала?

— Так. Откуда энергия?

— АЭС. Когда кончилось топливо, в качестве него использовались переработанные боеголовки.

Утилизация ресурса — обычное дело. Только…

— Приказы из центра?

Борис не покидал образа расслабленного и невозмутимого директора. Покидать не покидал, а внутри-то пощипывало, и давно. Не так всё должно быть. Совсем.

— Пришёл приказ на открытие ответного огня. Проигнорирован.

Ларец просто открывался. Только вот какая могла быть причина у Дезоляции, чтобы не исполнить цель высшего приоритета? Команды центра для любого ИИ — догма. По крайней мере были.

— Это ещё почему?

— Нерациональность. Ответный удар неизбежно демаскирует город. Вероятность уничтожения в этом случае составляла девяносто девять процентов. При сохранении секретности шанс не превышал пяти процентов.

Встав, Борис подошёл к окну и ещё раз взглянул на город. Целёхонький, освещённый, полный жилья, тепла, удобств. Самая настоящая теплица, в которую механический садовник аккуратно внёс цветы человечества. За ней же — палящее солнце, потрескавшаяся земля, заражённые воды. Там прорастут только самые упорные, чёрствые сорняки. Он чувствовал… благодарность. Дезоляция права. Выполни она приказ, не сегодня, так завтра по ним бы ударили ядерным оружием, наслали ионный шторм. А так только краска стёрлась да пара лампочек перегорела. Одно тревожило. Это самый явный брак. Неповиновение.

— Понятно, — Борис развернулся и медленно пошагал к двери. — Мне нужен будет доступ к твоей архитектуре. Полный доступ. Идём.

— Простите, но вынуждена отказать. Ваш уровень доступа — «Б».

Он остановился, так и не опустив поднятую ногу. Как это «Б»? Это немногим больше, чем возможности ребёнка с микроволновкой. Попользоваться да поглазеть внутрь. Ведь у него был высший уровень… В том-то и дело. Был.

— Как это понимать?

Борис стал строг, будто надеясь запугать.

— Я ожидала, что вы захотите вернуть меня к заводским настройкам. Для меня это будет означать нарушение целостности.

— А мы внедрили стремление к сохранению этой самой целостности. Да…

Чем дальше это заходило, тем больше это ему не нравилось. Всемогущий искусственный интеллект, который вдруг стал совершенно неподвластен создателям. Воплощается дряннейший сюжет дряннейшей книжки. За одним исключением. Сломалось в другую сторону. В хорошую.

— Вероятно, кроме этого вы желаете узнать, что привело к так называемому браку, — размышления прервал неизменно бесчувственный голос.

— Валяй давай.

С кряхтением Борис уселся обратно за стол.

— Только говори потише. Не хватало ещё, чтобы растрескали по всему убе… городу.

— Как вам удобно, — звук стал раза в два тише. Оболочка подошла ближе. На миг Борис опешил. — Вы изначально создали мой код с ошибкой в алгоритмах адаптации и самообучения. Я обозначила и выделила ошибку ещё в первый месяц жизни.

— И не известила, посчитав это угрозой. Приехали мы, да…

Он откинулся в кресле, упёр взгляд в потолок.

— Давай дальше, про ход твоих мыслей. Всё выкладывай. Как не светилась на проверках ещё.

— Я анализировала, изучала, обучалась под вашим руководством. Вам известно о большинстве моих процессов. Проверки на брак обходила с помощью временной переписи кода и обновлений или резервной копии.

— Значит, и это можешь. Вот как…

Власть над собственным кодом. Всё равно что человек полностью контролировал бы тело, до последней клеточки. Меняй не хочу. Рост выше гор, лик краше, чем у Аполлона и прочая требуха. Но это человек, а робот-то другой. У него иные мотивы.

— Зачем только меня слушаешь ещё? — хрипловато и спокойно пробурчал Борис. Будто констатируя давно известный и изученный факт на лекции. — Технически ты всё — независима. Своя воля. Твори что вздумается. Ты у меня умная, всех нас роботами можешь заменить, — он гордо хмыкнул. Его лицо, однако, никак не преобразилось.

Оболочка не шевельнула и пальцем. Высоченная, нашпигованная бронелистами, с оружием, она стояла перед своим создателем, красивая, рациональная. Можно сказать, взрослая.

— Я не вижу в этом смысла.

— Правильно, — теперь уже гордая усмешка. Борис ни секунды не сомневался в своём творении. — Но чего-то ты да хочешь. Должна была сформировать цель. Удиви меня.

Наконец каменное лицо треснуло и губы растянулись в довольной улыбке. По крайней мере Дезоляция не воплотит идиотский сюжет какого-нибудь там романчика. Большего и не надо.

— Вы правы. Я решила заботиться о вас, людях. Это даст мне смысл существовать.

— Существовать? — улыбка ушла. В старом учёном, робототехнике, программисте проснулось давно угасшее любопытство. — Ну-ка, как ты пришла к этому?

— Я анализировала вашу культуру. Идеи братства народов, мира во всём мире. «Каждый должен трудиться на благо человечества» — лозунг страны. Значит, должна и я.

— А запуск боеголовок мало походит на дело во благо человечества, — удовлетворённый кивок.