Честное пионерское!

* * *

Обратный путь запомнился мне обрывочно, будто ночной кошмар. Мы возвращались домой на троллейбусе, который вопреки моим ожиданиям не порадовал нас безлюдным салоном. Я вновь около часа «провисел» на поручне. Придерживал громоздкую покупку (проходившие мимо машинки пассажиры то и дело задевали её ногами), вдыхал ароматы потных тел. И злился на себя за то, что не расщедрился на оплату услуг такси. Потому что ощущал себя не полным сил взрослым мужчиной, а тем самым десятилетним «задохликом», которого теперь ежедневно видел в зеркале. Держался на ногах из последних сил — только лишь потому, что не желал взвалить на Надины плечи ещё и своё тельце (вдобавок к швейной машинке).

Надежда Сергеевна заставила себя восторгаться моим подарком ещё в магазине. Хотя в её глазах особой радости не читалось: Мишина мама по-прежнему не считала швейную машину «необходимой» нам в быту вещью. То и дело напоминала мне, что и на работе мне пошьёт «что угодно» (предлагала отложить «мои» пятьдесят рублей на первый взнос за цветной телевизор или потратить их на «что-то полезное»). Но я упорно «гнул свою линию»: заявлял, что швейная машина — это инвестиция в наше будущее благосостояние, а новый телевизор — ненужное мотовство. Радовался, что Надежде Сергеевне не пришло в голову «топнуть ногой» и настоять на своём: всё же официально — это она была «взрослым» человеком.

Домой мы ввалились, как рабы с плантации — уставшие и голодные. В прошлый раз я так выматывался, когда вышагивал по больничным коридорам. Надин подарок отправился в угол (в этот вечер мы его так и не расчехлили: заставил Мишину маму проверить работу швейной машины ещё в магазине). Вместе заглянули в почти пустой холодильник — от этого грустного зрелища даже у меня в голове промелькнула мысль о том, что деньги можно было потратить на пополнение пищевых запасов (тут же прогнал её — «не дал слабину»). Разогрели остатки супа; обжигая языки, опустошили тарелки. И лишь за чаем Надежда Сергеевна поинтересовалась, какие надежды я возлагал на нашу сегодняшнюю покупку.

Заявил Наде, что хочу новую тенниску — белую и обязательно с тремя чёрными полосками на плечах.

— Это как на адидасах? — спросила Надя. — Ладно. А раньше почему мне об этом не сказал? Там работы — на час-полтора. Сделаю. Но ради этого не стоило тратить столько денег на швейную машину.

Она вздохнула. Улыбнулась.

— И всё равно: спасибо тебе, сынок. Спасибо тебе огромное за подарок. И за то, что ты у меня есть.

Надежда Сергеевна привстала и поцеловала меня в макушку.

— Я тебя очень сильно люблю! — сообщила она.

— Я тоже тебя люблю, мама, — сказал я.