Товарищ Халков

Глава 8

Он же лежал! Лежал без движения! Притворялся? Это ловушка была? А чего же тогда за Кареева не встал, когда я его ломиком обрабатывал?

Последствия удара и столкновения с деревом, были, как ни странно, не такими серьезными. Вышибло дыхание, в глазах потемнело, но ничего не сломано, не выбито и не вывихнуто. Я поднялся, крутя головой по сторонам, и тут мне снова прилетело.

На этот раз я знал, куда и как смотреть. Уже разок сталкивался с Шустрым, и видел, как он останавливается перед ударом. На долю секунды, но этого было достаточно, чтобы его разглядеть. Вот только сразу — не получилось. Первый после падения удар я все-таки пропустил. С другой стороны, не упал, не поплыл и спринтера этого заметить успел.

А когда он на второй заход пошел, встретил его прямым кроссом в корпус. В грудину, если проще говорить. У срочников в армии такой удар называется "пробить фанеру". Так вот, у Шустрого она оказалась хлипкой.

Техники у паренька не было, да и быть не могло — гопота ж уличная. Даже пользуясь своим преимуществом в скорости, он действовал предсказуемо. Мимо бежит слева — остановился, пробил, побежал дальше. Развернулся и повторил тоже самое, но уже с правой стороны. Да и удары… Обычные выпады руками. Если бы я мог его рассмотреть в этот момент, когда он бил, наверняка бы заметил, как он плечо задирает, и локоть у него дрожит, и кисть вывернутая.

Как выяснилось, держать удар он тоже не умел.

Мой кросс буквально выбил его из невидимости скоростного передвижения, и швырнул на спину. У меня, правда, чуть плечо из суставной сумки не вылетело, но я-то бить умел, а значит и инерцию собственного удара гасить умел. Но тряхнуло. Хорошо так тряхнуло. Будто я в бетонную стену ударил. Вот что значит ускорение.

Шустрый лежал на земле. Дышал часто, как пес в сильную жару. Глаза у него были красные, видать, все капилляры полопались. Меня он, кажется, совсем не видел.

— Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи? — сказал я, чтобы хоть что-то сказать.

И в этот момент пацан перестал дышать. Только что его грудь быстро-быстро ходила вверх-вниз, как у загнанного зайца, и вдруг остановилась. Глаза потухли, голова повернулась на бок на расслабленной шее, а нижняя челюсть отошла вниз.

— Э! — я сразу понял, что произошло, слишком часто такое видел в прошлой жизни. — Эй-эй-эй! Шустрый, придурок, ты тут сдохнуть мне решил? Не смей, скотина! Вон, с Карыча пример бери! Я его железякой отмудохал, а он огурцом!

Жилка на шее не билась, дыхания не прослеживалось — помер. От одного удара в грудь, помер! Ну не сволочь, а?! И что мне теперь делать? Я попаданец в тело парня, который стоит на учете в милиции, как неблагонадежный, связавшийся с дурной компанией, и на руках у меня труп. Мне конец. Мир победившего социализма мне уже не посмотреть — ближайшие лет пять-семь. Или, сколько тут дают за непреднамеренное убийство? Хотя, так происшествие классифицировать, еще постараться надо. Один мертв, второй избит, третий…

Так, а где эти два гаврика?

Пока я летал до дерева и обратно, пока дрался с Шустрым, Карыча и Мишани уже и след простыл. Я был слишком занят, чтобы их заметить, и в результате остался с одним только мертвым бегуном. И мамой, все еще привязанной к дереву, в духе фильмах про Робина Гуда.

Ну, хоть какое-то смягчающее обстоятельство у меня есть — маму спасал от суперов. Но все равно, мало мне не покажется. По всей строгости советского законодательства. И самый гуманный в мире суд не поможет…

Пока мозг лихорадочно перебирал варианты дальнейших действий, сам я занялся мамой. Отвязал ее от дерева, вытащил кляп, снял повязку с глаз. Проверил дыхание — живая, но без сознания. На затылке шишка. Оглушили. Положил ее на бок, чтобы ей было легче прийти в себя, как очнется. Сам быстренько оббежал полянку, но прячущихся суперов не нашел. Свалили все-таки.

А вот Шустрый никуда не делся. Так и лежал там, где упал, и даже остывать начал. Ну вот что за подлость?! Карыча так отходил, но он только лежал и плакал, а этот с одного удара скопытился! Как, блин, в том старом анекдоте, про сильного, но легкого ежика! Только у нас тут быстрый и мертвый.

К этому моменту заворочалась Зоя Витальевна, и я поспешил подсесть к ней.

— Мам? Мама, это я, Витя.

— Витюша… — слабым голосом отозвалась женщина. Попытался подняться, но со стоном рухнула обратно на землю.

— Лежи, мам. Тебя по голове ударили, надеюсь без сотрясения обойдется. Мам, что ты помнишь?

— Что помню? Ты о чем, милый?

Черт, она что, память потеряла. Кстати, не самый плохой вариант! Ничего не придется объяснять, врать и прочее. Но судьба, видимо, решила, что это было бы слишком просто.

— Все я помню, с чего бы мне забывать? Эти дружки твои, ворвались, напали на меня. Я попыталась сопротивляться, но один из них меня по голове ударил. А вот что дальше было — тут уж…

Она снова предприняла попытку подняться, на сей раз более успешную. Увидела неподалеку тело убитого Шустрого, сразу перевела взгляд на меня.

— Это… ты?

— Да. Самооборона. Тебя эти уроды похитили, я за ними пошел, была драка…

— Плохо, сыночек… Очень плохо!

Вот без вас, Зоя Витальевна, непонятно, что дела — дрянь! Что бы толкового сказала, а не факты констатировала! Так, успокоился! Давай, поищи еще виноватых на стороне! Мать ему, видите ли, недостаточно информативно ответила!

А ведь это мысль! Я в местном социуме ничего не понимаю, но она-то — местная! Надо у нее уточнить, как дальше события развиваться!

— Мам, сейчас, как я понимаю, сдаваться уже поздно?

Женщина перевала взгляд с мертвого Шустрого на меня. В глазах ее заблестели слезы.

— Ты сверх, Витя… Ты убил человека. Не думаю, что с тобой будут теперь разговаривать.

С каждой фразой голос ее становился все тише и тише. Последнюю она и вовсе прошептала. Будто от того, с какой громкостью будет звучать слова, зависела их достоверность. Реальность, в которую она не хотела верить. Но понимала при этом, что сбежать от нее уже не удасться.

Значит, нельзя. Признаться, по началу, едва только увидев, что Шустрый помер, я рассматривал такой вариант, как явку с повинной. Заявиться в КГБ и вывалить на них всю правду про себя и про банду недоделанных суперов. В конце концов, я ведь сегодня утром еще топал в КГБ, чтобы сказать дежурному на входе: "Здравствуйте, дяденька, а где у вас в сверхи записываются?"

Но теперь такое поведение сыграет только в минус. Реакция Зои Витальевны ясно об этом говорит. Я не просто убийца, но еще и сверх. И плевать всем будет, что убил я этого Шустрого не новыми способностями, а обычным кроссом. Главное: сверх убил. С такими не разговаривают.

Ясно, в общем. Это не выход. Значит его больше не рассматриваем. Сдавшись властям, я полностью теряю способность воздействовать на события, и буду вынужден полагаться на добрую волю других людей. А такой подход губителен! В прошлой жизни я никогда не плыл по течению. Лучше уж бороться и взбить это чертово молоко в масло! Или сдохнуть!

Следующий вариант. Допустим, я не иду сдаваться, а забираю маму и сваливаю. Возвращаюсь домой и делаю вид, что ничего не произошло. Банда сама себя сожрала, Карыч убил Шустрого. Логичный финал! Не, ерунда это все! Положим, Зоя Витальевна будем молчать — родной сын, все-таки. А другие свидетели? Таксист, который меня сюда привез? Мишаня и Кареев? Милиция их возьмет, без вариантов, это лишь вопрос времени. И когда это произойдет, тот запоет, как дверной звонок. После чего мы вновь возвращаемся к первому варианту, только без смягчающих обстоятельств, в виде явки с повинной.

Если мне нельзя сдаваться и прятаться, значит следует самому начать охоту. Помнится, Карыч говорил что-то о планах наделать много сверхов, хороших и разных. Это означает только одно — у него есть или будет большой запас сыворотки. Контрабандной. Это уже мотив и даже вызов действующей власти. Если я смогу найти Карыча, найти его поставщиков, и всю эту красоту передать в КГБ, то буду спасен.

Логично же? Вроде, да. Комитет получает заговор с целью свержения конституционного строя, происки вражеских разведок и целый букет прочих преступлений. В рамках такого расследования, смерть одного — да хоть десяти! — мелких бандитов, мне в вину никто не поставит. Даже героем могут сделать! Мол, молодец, Витя. Отличник боевой и политической подготовки. Не убоялся врага советской власти, грудью встал на защиту государственных интересов! А то, что в Товарища Халка превращаешься — так это даже хорошо! Потому, что стране нужны здоровые сенсации.

Остается самая малость. Совершенно несущественная — найти Карыча. В чужом городе, чужом мире и чужом теле. Ничего обо всем этом не зная, не обладая связями, знакомствами, лишь памятью прошлой жизни и навыками оттуда же. А ведь мне придется полностью уходить на нелегальное положение. В стране, где у милиции есть портативные компьютеры, сканеры, способные пробить человека по днк, и еще черт знает, что еще.

Тем не менее, это самый разумный вариант. Точнее, единственный вариант, поскольку именно с ним я не теряю инициативу. Значит, по нему и пляшем… Кстати, а сколько у меня времени осталось? Я же таксиста просил дать мне фору в полчаса, а прошло уже — взгляд на часы — двадцать минут. Все, надо убираться отсюда, здесь скоро будет и милиция, и комитетчики.

Пришлось потратить еще несколько драгоценных минут на то, чтобы убедить женщину в том, что мой план — единственное верный в данной ситуации. И что любое другое решение — это крах, провал, тюрьма, а может быть и кое-что похуже. В конечном итоге, она мою точку зрения, пусть и неохотно, но приняла. И обещала рассказать милиции и чекистом именно мою версию событий. А именно — пришла в себя, рядом труп и больше никого. Так я хоть и стану подозреваемым по делу, но не главным его фигурантов. Это даст мне немного времени.

Как работают мозги у следователей и оперов, я немного представлял. Конечно, они будут подозревать меня в убийстве Шустрого. Но именно, что подозревать. Прямых указаний на это не будет, а значит они не сбросят со счетов разборку банды, которая похитила домохозяйку, после же что-то не поделила. Это даст мне небольшую фору, но главное — не превратит в дичь, которую будут гнать все силовые и надзорные органы государства. А это какой-никакой, но маневр.

— Ну, все, мам. Пошел я. — обнял Зою Витальевну, отстранился.

— Куда?

— А вот этого тебе лучше не знать. Я пришлю весточку… позже. Сейчас, главное, помни — ты ничего не знаешь. Очнулась, увидела тело, запаниковала, пошла к дороге.

— Да-да… Будь осторожен!

— Конечно. — я давлю рвущуюся наружу ухмылку.

Женщины! Ее сын собирается бросить вызов преступному миру города, скрываться от властей, а она говорит ему — будь осторожен! Конечно, буду!

Уходить я решил в сторону Супсеха, это вроде пригорода. Ориентироваться приходилось только по карте, так как сам я места эти не знал. Опять же отталкивался от логики оперов — искать меня начнут с тех мест, что мне знакомы. Школа, в которой учился Виктор, адреса его друзей или подруг, родительский дом. Могут попробовать организовать прочесывание местности вокруг пруда, где произошло убийство, но — вряд ли.