Кавказ подо мною

Сейчас его полусотня прикрывала плутонг егерей. Поначалу в охрану черкесов поставил генерал, а тут резко поменял всё и угнал абреков в лес, а их полусотню и поставил. Странные егеря. Да, чего уж, тот батальон не странных егерей тоже был странный. Укороченная с 1801 года коса у этих была полностью обрезана и вообще солдаты были коротко, даже очень коротко подстрижены. Непривычно, но, наверное, правильно в такую жару ещё и с копной волос на голове и косой бегай. С формы все украшения сняты, а на голову, вместо привычного кожаного кивера обтянутого чёрным сукном с султаном, надета небольшая кепка похожая на ту, что извозчики носят. Опять же, должны быть, введённые недавно, красные погоды обшитые галуном, а тут небольшой погончик из того же зелёного сукна, что весь мундир.

Андрей Андреевич не побоялся начальственного гнева, спросил у князя Витгенштейна, почему так.

– Так воевать удобней, и в лесу красные погоны – это дурость. Заметят. Они же егеря, – объяснил генерал-лейтенант.

Яснее не стало.

– А у того плутонга некрасивая же, совсем, форма, – попытался докопаться до сути казак.

– Думаешь, майор, ах, да, войсковой старшина, что умирать в красивом мундире лучше? Форма должна быть удобной и маскировать бойца в лесу или на снегу, или в степи выжженной. Разного цвета должна быть форма, и она должна делать бойца максимально незаметным на местности. Солдат, казак, артиллерист должны быть одеты так, чтобы их не видел противник, чтобы ему прицелиться было трудно.

– Так у нас артиллеристы в красных мундирах, – ткнул Говоров пальцем в разворачивающих пушку солдат в алых мундирах.

– Полно у нас ещё Юдашкиных, – махнул огорчённо рукой князь и ушёл скорым шагом, словно сбежал от казака. Ещё непонятнее старшине стало. Кто этот Юдашкин? Жид? Причём тут он?

Как ни ожидали, как ни готовились к этой битве, а из-за небольшого изгиба лесной дороги горцы, в своих пёстрых нарядах, появились неожиданно.

– Целься! – а вот для странно мешковато одетых егерей появление врага неожиданностью не стало, они были скрыты наваленными поперёк дороги большими каменьями. Всадники даже скорость не убавили.

– Триста тридцать три! – услышал Говоров непонятную считалку.

Бабах! Все двенадцать егерей окутались одновременно облачками дыма. До всадников было саженей сто пятьдесят, но видно было и без подзорной трубы, что пули не только долетели, но и попали в горцев, там встали, заржали кони и люди стали падать на дорогу. Четыре сотни шагов. Отличный результат.

– Заряжай! – плутонг вскочил, и не успел Андрей Андреевич взгляд с горцев на егерей и обратно перевести, как штуцера английские были уже заряжены.

– Целься!!! Триста тридцать три!

Бабах! Слитный залп вновь прогремел в лесу. И снова полетели на землю, ошеломлённые и неуспевшие за это время короткое ничего предпринять, горцы, так и крутились у того места, где их первый залп остановил.

– Заряжай! – послышалось из облака дыма. И зазвенели шомпола о стволы.

– Плутонг, три шага вперёд. Целься! Триста тридцать три!

Бабах! И вновь падают абреки. Войсковой старшина во второй раз поразился скорости заряжание штуцера, приходилось бывать в деле с егерями. У тех, из прошлого, в пять раз медленнее получалось.

– Казак, теперь твоя работа, – вывел окрик командира странных егерей Говорова из задумчивости. А ведь и правда, горцы поворотили коней и пытаются через усеянную трупами дорогу пробиться к возможному пути отступления.

– Астраханцы, вперёд! – и полусотня с пиками наперевес понеслась вслед убегающему врагу. Не уйдут. Дорога узкая. Всех положим.

– Ураааа!

Пётр Христианович, получив окончательный доклад всех командиров подразделений, ханов и князей, долго плевался. Не в них. Хоть очень хотелось. С кем потом против шаха воевать. Опять полторы тысячи трупов. Так рядом ещё и селений нет, кто их всех хоронить будет? А ещё раненых больше трёх сотен. Есть среди них и свои. Около тридцать человек с сабельным и копейными ранами. Словно в средние века попал. На что надеялся этот хан, как там его? Ибрагим-хан-Карабахский. На что надеялся? Во всем двух с половиной тысячном войске чуть больше сотни ружей. Все древние, очень много малокалиберных, некоторые ржавые. Где и как они хранились?

Из плюсов можно отметить, что в качестве трофеев достались три бронзовые пушки, калибра примерно пятьдесят миллиметров. Пушки не на лафете. Их везли на арбах. Очень хотелось спросить этого Ибрагима, а как он себе представлял войнушку, на которую двинул войско. Стояние на Угре? Построят дебилы, типа Наполеона, на огромном поле полки, каре выстроят, и будут целый день ждать пока противник построится, и потом начнут ядрами друг друга закидывать? Так думал?

К сожалению, не спросишь у Ибрагим-хана. Пал смертью не совсем храбрых. Уносил ноги домой в первых рядах после артиллерийских залпов и беглого ружейного огня егерей. Убегал и попал в подготовленную засаду, наткнулся на черкесов и чеченцев. Те встретили карабахцев ружейным и пистолетным огнём, и после, полностью деморализованного противника, принялись уже саблями или шашками уничтожать. Сабля у горцев прямее, чем у русских, но там ещё и в рукояти должно быть отличие, а его вроде не было. Нужно будет позаимствовать десяток у черкесов и всучить казакам, пусть испробуют в деле эту «шашку» всё же, наверное.

– Марат, твою дивизию, ну объясни мне дураку немецкому, зачем вы столько народу порубили? Маньяки, блин.

– Что такое маньяк? – нет, не чувствовал Карамурзин мук совести. Светился. Такая победа грандиозная. Лучше первой.

– Я же просил по возможности в плен брать, а вы даже хана застрелили. Что сейчас делать?

– Пусть разбираются в своей Шуше. Нам надо поспешить в Нуху, – не попрёшь против сказанного. Прав.

– Хоронить не будем. Там, кто-то сказал из великих, пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов. Одежду снять, лошадей забрать, оружие тоже. И утром выдвигаемся на Нуху. Там столько вкусного!

– А кто так сказал? – любопытина.

– Иисус.

– И что? Похоронили? Правда?

Пойди, проверь.