Команданте

— Трудный год будет. Весной большая забастовка студентов и рабочих во Франции…

— Де Голль подавит? — немедленно спросил Фидель.

— Скорее, сам уйдет, — ответил Вася, вызвав гримаску сомнения у Кастро. — И большие перемены в Чехословакии. Дубчека еще не избрали?

Кубинцы наморщили лбы, переглянулись… никто не помнил, так что Селии пришлось снять трубку телефона и позвонить в международный отдел ЦК:

— Нет, никуда не избирали.

— Как выберут — начнется.

— Что именно?

— Точно не скажу, но видел русские танки.

Вечер футурологии пополнило предсказание о смерти Мао лет через восемь и Брежнева лет через пятнадцать, видения о колоннах в черно-красных повязках на улицах городов, о поспешной эвакуации американцев из Вьетнама…

— Их выкинет Вьетконг?

— Скорее, они уйдут из-за протестов в самой Америке.

От предсказаний совсем было перешли к текущей политике, но Вася спросил надолго ли еще разговор и разрешит ли ему лечащий врач (кивок в сторону Вальехо). Рене разрешил, хоть до рассвета.

— Тогда надо отпустить моего санитара, чего зря парню в машине сидеть.

Не успел никто и слова сказать, как Фидель легко поднялся и вышел, следом за ним вскочил с ковра и выбежал пес, но они почти тут же вернулись, а во дворе заурчал двигатель и тронулась машина.

«Однако, не поленился сам встать и сходить».

Просидели они тогда долго, порой Фидель разражался речами, судя по запалу, не меньше часа на каждую, но Селия неуловимым движением руки приводила его «к регламенту», так что больше всего говорить пришлось Васе, излагая свое видение перспектив Латинской Америки.

Начал он с того, что объявил Гавану третьим центром современного марксизма, чем явно порадовал Фиделя. Еще больше он воспрял, когда Вася проехался по внешней политике Советского Союза — сто пудов у гордого и самолюбивого кубинца имелись серьезные обиды на попытки Москвы командовать Гаваной. Вплоть до того, что он озвучил свое решение не посылать делегацию на предстоящую через месяц в Будапеште встречу компартий.

— Все равно там все решено заранее, зачем зря кататься? — несмотря на серьезные темы, Фидель полностью расслабился и даже снял обувь, вытянув свои длинные ноги на половину комнаты. — А что думаешь насчет Китая?

Вася вздохнул и выдал, что с его точки зрения нет никакой разницы. Марксисты в Москве стоят на догматических «пролетарских» позициях, марксисты в Пекине — на не менее догматических «крестьянских», причем в обоих случаях это слишком большие государства, которые всегда будут стремиться подмять под себя всех, кто поменьше. И что надо не оглядываться на русских и китайцев, а делать континентальную революцию, создавать третий центр революционной силы. Но не коммунистической, а левонациональной.

Селия и Фидель пустились возражать, но Вася уже раздухарился до того, что сумел настоять на том, чтобы договорить. И договорил.

Сил на пролетарскую революцию в Латинской Америке нет. Есть крестьянство, но в отличие от Китая, где компартия ушла в село и подняла его на борьбу, нет такой мощной и авторитетной партии. Взять ту же Боливию — на три миллиона населения четыре марксистские партии общей численностью в два с половиной калеки. Поэтому нужно не гнуть в сторону коммунизма, а действовать по пути наименьшего сопротивления — левонациональная революция в Латинской Америке вышибет важнейшую подпорку США и облегчит положение левых во всем мире. При этом люди левонациональных убеждений есть даже на высших армейских постах (поминать Торреса Вася, конечно же, не стал). В общем, «Остапа несло», но выслушали его со вниманием. Он даже позволил себе заступиться за мелкого частника, мотивируя это отсутствием у коммунистов ясной и однозначной экономической теории. Планирование это хорошо, только оно не насыщает рынок товарами, без которых народ ропщет. Так что мелкий собственник, по крайней мере, на первых порах, попросту необходим.

— Мелкий собственник контрреволюционен, — отрезал Фидель.

— Да, если отбирать у него собственность, — все происходящее было настолько нереально, что Вася не задумывался возражать. — А так частнику пофигу на власть, лишь бы зарабатывать не мешали.

— Значит, идеал великой латиноамериканской родины, — думал Кастро вслух, — левонациональный союз стран. Ну предположим, но все это потребует массы усилий и, в первую очередь денег. А у нас их нет, в экономике Кубы серьезные проблемы и если мы их не решим, люди будут вправе указать нам на дверь.

— Нам не нужно денег, все необходимое мы добудем сами, — решительно заявил Вася. — Что нам очень нужно, так это кадры, способные создать надежную сеть в городах и обеспечить контрразведку.

И он рассказал о вопиющих с его точки зрения косяках людей, призванных обеспечивать партизанский «очаг». И увлекал слушателей перспективой стать как минимум моральным центром «новых левых» всего мира — тех, кто вслед за Фиделем и Че идут дорогой прямого индивидуального действия и личной ответственности.

Знал бы Вася, насколько точно он угадал с моментом для этой идейной инъекции — как раз сейчас Фидель давил попытку промосковских коммунистов поменять курс[40]. И что сам Фидель вернется именно к промосковскому курсу после провала попыток разжечь революцию в Латинской Америке.

Далеко заполночь Кастро бросил взгляд на «ролекс» на запястье, извинился, и предложил заканчивать.

— Что тебе нужно сейчас? — спросил он напоследок

— Добраться до койки и связаться со своими. Мне нужно поддерживать кечуа, иначе они откажутся подчиняться «пришлым».

— Хорошо, тебя отвезет моя машина, а завтра съездим в радиоцентр.