Ягор Дайч

— Ну это же не пшеничная и не ржаная мука, она из думиса, — в этот раз Дашка бабушке начала объяснять. — Он на вытянутую тыкву похож, здоровый такой, — как заправский рыбак, раскинула она руки в стороны, показывая его размеры. — Как спеет, его на сок давят и отстаиваться оставляют. Мука осадком выпадает и в соке этом начинает защитной коркой покрываться.

— Скорлупой она покрывается только в соке думиса, в других жидкостях мука себя, как и обычная ведет, — добавил я пару слов. — Размеры «головок» еще будем подбирать, тут как хозяйки решат. Ну а скорлупа, в ней она хранится лучше: не отсыреет, и никакой жучок в ней не заведется.

— Ага, — бабушка еще раз заинтересованно осмотрела приплюснутый кругляш муки, на сырную головку похожий, постучала по скорлупе пальцем, и вернула ее обратно в мешок. — И вот это все вы там выращиваете из тех семян…

Бабушка, шмыгнув носом, замялась, не решаясь вслух произнести то, что я колдовством занимался. Вино то я на их глазах преобразовывал, как и семена, но если вино сразу попробовать можно было, то что из семян получилось, только теперь вот увидели.

— Да, из тех семян, ради которых я кровь для их преобразования проливал, — подтвердил я, не совсем понимая, почему бабушка слезы лить начала.

А та, еще раз шмыгнув носом, шагнула ко мне и крепко-крепко обняла, чуть отстранила, расцеловала в щеки и снова прижала мое лицо к своей груди. Но прежде, чем она это сделала, я успел заметить, что и у деда вид вдруг стал расслаблено-умиротворенный.

И я вдруг понял, в каком напряжении, оказывается, дед с бабушкой все эти годы находились. Внук то их, как его «статуя непонятно чем наделила» сильно изменился. Все же заметили, как я ни старался под его поведение подстраиваться. Но они, не демонстрируя своего беспокойства и всеми силами помогая мне, оказывается этого «благословения» очень боялись. Кто знает, к чему бы оно в итоге привело, может какой нечистый ихнего Егорку проклял. Но благословение привело к тому, что я хлеб домой принес, а также другие продукты. И вот это их успокоило: не нечистый, добрая богиня их внука одарила. Ну а то, что кровь потребно было лить для «колдовства», так богиня же древняя, языческая, а те все такие были, пролитую в их честь кровушку полюбляли.

— Петр, — кивнул я растерянно улыбающемуся брату, все они сейчас в непонятках, что такое происходит. — Показывай.

С остальными подарками потом разберемся, не до них сейчас, надо стариков окончательно успокоить раз и навсегда. Чтобы больше никогда во мне и моем даре не сомневались.