"Девочка в реакторе"

“Чернобыльская молитва” [7]

– Что случилось?..

За плотно закрытым окном раздавались, напоминающие раскаты грома в безмолвную летнюю ночь, невыносимые крики и шум. В маленькой комнате царила непроглядная тьма, которую тут же разбил пронзающий свет, появившийся этажом ниже. Раиса, оперевшись локтем в отброшенное мужем одеяло, привстала на кровати, пытаясь спустить ноги и надеть на них мягкие домашние тапочки.

– Я закрыл форточки, – она бросила взгляд на пробегающего мимо Василия, рослого парня с темными вьющимися волосами, – можешь спать дальше. На станции пожар. Я скоро буду, – он поцеловал ее на прощание и ушел, тихонько прикрыв входную дверь.

Рая, перевернувшись на другой бок, посмотрела в окно, находящееся напротив кровати. Лунный свет, освещающий застеленные линолеумом половицы, уступил место проблескам страшного пламени. Его языки поднимались высоко в небо, пожирая темный небосвод и слизывая маленькие звездные точки. На стекле проявились грязные пятна копоти, и Раиса, прикрыв веки, напоследок подумала, что вечером, пожалуй, она займется уборкой.

В комнату проникли резвые солнечные лучи, заставляя проснуться и, недовольно распахнув веки, издать слабый зевок, возвращая сознание из мира сна в суровую действительность. Раиса протерла глаза маленькими кулачками и перевернулась на другой бок, пытаясь вновь окунуться в царствие грез, но наваждение схлынуло, будто его и не было.

Время шло. На улице воцарилась мирная обстановка. За окном ходили люди в военной форме, по дороге ездили бронетранспортеры, обшитые свинцовыми щитами, а жители с равнодушным видом шли по своим делам, не обращая внимание на горящую в нескольких метрах от города станцию.

Сначала Раиса не придала большого значения происходящему, с любопытством взирая на разрушенный энергоблок. На бегающих взад-вперед людей в военной форме, казавшихся мелкими таракашками по сравнению с бетонной взорванной махиной. Но уже через мгновение перебирающую края ночной рубашки девушку начали одолевать тревога и нехорошие предчувствия.

Часы размеренно тикали над головой. Деревянная кукушка выскочила из самодельного дупла и громко прокуковала шесть часов. Солнце все еще высоко стояло над городом, иногда пропадая под малиновым заревом, идущим со стороны станции. Раиса, отложив все свои дела, ходила по комнате взад-вперед, бросая взгляды на часовой циферблат. Еще минута, и входная дверь откроется, ее горячо любимый Васенька появится на пороге, прижмет к себе, прошепчет на ушко парочку ласковых слов, и все неприятные мысли отойдут на задний план.

– Василий в больнице!

Раиса впопыхах надела летнее платье и, прихватив вязаную кофту, выбежала из общежития. Духота, больно обжигая, ударила в лицо, а легкий ветер, подняв с земли клубы пыли, взъерошил волнистые волосы, кое-как собранные в хвост. “Что же я скажу его родителям? Мы же собирались с ним на картошку!” – и, разозлившись на саму себя, девушка отмахнулась от этих неуместных мыслей.

“Какая к черту картошка! Васенька в больнице!”

Перед медсанчастью уже собралась разъяренная толпа беременных женщин. В паре метрах от здания остановились кареты “Скорой помощи”, и, пропуская медиков внутрь, вокруг них выстроились в ряд милиционеры, большая часть из которых стояли перед стеклянными дверями.

– Не приближайтесь к машинам, счетчики зашкаливают!..

Раиса бегала взад-вперед вдоль толпы, вставала на носочки, чтобы высмотреть подходящий до входа путь, но из-за маленького роста она видела только взъерошенные волосы беременных дамочек, надрывающие глотки своими требованиями. Рая одним движением набросила на себя кофточку и принялась локтями пробивать себе дорогу, отыскивая среди разгневанных женщин работающую в медсанчасти знакомую.

– Пропусти меня!.. – та как раз выходила из машины, когда Раиса, вцепившись ей в халат, взмолилась, роняя слезы на разгоряченную солнцем землю: – Пропусти меня, прошу!..

– Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо!.. – и знакомая попыталась уйти, стараясь не смотреть на горячо рыдающую девушку, как та еще сильнее вцепилась ей в халат, не давая уйти:

– Только посмотреть, умоляю!..

– Ладно, – дамочка осмотрелась, – тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут, и не больше, ясно?

– Васенька… – на застеленной кровати сидел молодой мужчина, отекший и опухший, в больничной форме, практически без глаз, заставляя любимую супругу испуганно охнуть и прижать ладони к мокрым от слез щекам.

– Надо молока, много молока, хотя бы литра три, не меньше.

– Он не пьет молока…

– Жить захочет – будет пить. А тебе лучше уйти отсюда. Здесь небезопасно.

– Позвольте мне с ним поговорить! – воскликнула Раиса заметно севшим голосом, в очередной раз вцепившись в рукав знакомой. Из ее груди вырывались протяжные стоны вперемешку с рыданиями, вызывая сочувствие и жалость у присутствующих. – Я не уйду отсюда, пока с ним не поговорю!..

Женщина пожала плечами и отошла в сторонку.

– Васенька, что же делать? – почва начала медленно уходить из-под ног, обещая провалиться в пропасть, где нет выхода. На душе скреблись кошки, стенания иногда прорывались наружу, когда тяжелые мысли в очередной раз атаковывали, не давая проблеску надежды пролиться на темноту и безысходность.

– Уезжай отсюда, уезжай! У тебя будет ребенок, я не хочу, чтобы он пострадал! – Раиса охнула от резкого и слегка грубоватого тона мужа, и ее глаза наполнились слезами.

Одинокая соленая струйка прокатилась по щеке, оставляя мокрый след, за ней – еще одна, и еще.

“Я все вынесу. Я все вынесу, обещаю! Ради Васеньки и нашего ребенка, все, до последней капли!..”

– Уезжай! Спасай ребенка!

– Сначала я принесу тебе молоко, – сжав пальцы в кулаки до боли в мышцах, твердым голосом произнесла девушка, – а там решим.

– Раечка!.. – когда Рая, тихонько прикрывая за собой дверь, вышла из палаты, к ней бросилась невысокая темноволосая подруга, обливающаяся горькими слезами, – о боже, за что нам это все… мой Витя… он тоже… тут…

– Я видела его.

– Что произошло на станции?

– Василий мне об этом ничего не сказал. Он сказал уезжать, а я не хочу. Не хочу! – в сердцах выпалила Раиса и громко разревелась будто обиженный ребенок. – Не хочу оставлять его одного, хочу спасти его и нашу любовь! Я люблю его до безумия, почему я должна его терять?

– Так, подруга! – темноволосая девушка схватила ее за плечи и хорошенько встряхнула. – Первое правило – не раскисать! Безвыходных ситуаций не бывает, мы что-нибудь сделаем, обязательно!

– Врач сказала, нужно молоко, три литра, оно должно помочь…

– В деревне есть молоко. На улице меня отец ждет, он на машине. Поехали!

До ближайшей деревни три километра через Припять. На город уже опустилась темная завеса. Где-то вдалеке все еще раздавались милицейские сирены. Их отзвуки долго стояли в ушах двадцатитрехлетней девушки, сидящей позади, от нетерпения подпрыгивающей на сидении и пытающейся мысленно ускорить время.

Зловещая беззвездная чернота поглотила верхушки покрытых отвратительным ржавым оттенком деревьев. Трава вытянулась тонкой струной, скрывая сплошной зеленой стеной странное создание с сияющими глазами. Оно с удовольствием облизывало обнаженные, как у вампира, клыки. Машины проезжали мимо, поднимая столбы пыли и скрывая полуночного монстра, передвигающегося мягкими лапами по раскаленной полуденной жарой земле.

Раиса первой выбежала из машины, громко хлопнув дверцей, едва заметив немолодую доярку с двумя ведрами, полных молока. Она, закрыв ставнями стойло, увидела бегущих к ней двух девиц в развевающихся на ветру летних платьях.

Неподалеку раздалось пронзительное рычание, хотя над районом весь день стояла мертвая тишина, разбиваемая лишь военным транспортом и милицией.

– Бабуся, чи не позичиш ти три лiтри молока? Мiй чоловiк, Василь, злiг вiд пожежi на атомнiй станцii, я хочу йому допомогти![8]

Женщина, не останавливаясь, проследовала к своему бревенчатому домику, на вид которому лет было намного больше, чем Чернобылю, и усмехнулась, внимая словам молодой с зареванным лицом девице:

– Коли мені було стільки ж років, тут орудували фашистські окупанти. Вони перебили добру половину людей. Перед тим, як померти, вони прокляли це місце, як і ті, що жили тут до них. Але я допоможу тобі. Негоже закоханій дружині ховати свого чоловіка. Він помре, ти не сумнівайся. Але любов-велика сила, вона творить чудеса[9].

– Значит, нашим мужьям не помочь?! – встряла темноволосая подружка, и по ее бледному лицу покатились крупные слезинки. Прикрыв лицо руками, она горько разрыдалась, дав волю эмоциями.

Доярка лишь покачала головой и достала трехлитровые банки из небольшого чуланчика. Струйки дымящегося молока напоили мелкие травинки под ногами престарелой женщины. Когда последняя капля упала в стеклянную, доверху наполненную, тару, бабушка отставила в сторону звякающее металлической ручкой ведро.

– Дякую.

– Шесть банок… – мужчина за рулем, виски которого уже украшала седина, задумчиво наблюдал, как две хрупкие девушки грузят в автомобиль большую стеклянную тару в красных сетках, – а вы уверены, что молоко поможет? Если правду говорят про радиацию, то вряд ли это подействует.

– Папа…! – одернула его девушка, обрывая неприятный разговор.

Когда подруги вернулись в больницу, волоча за собой неподъемный на вид груз, народу в медсанчасти не становилось меньше. Люди в медицинских халатах пробегали мимо с разгоряченными лицами, в резиновых перчатках несли одежду пожарных, тушивших огонь на разрушенном взрывом энергоблоке.

Одна из присутствующих, стоя спиной к стене, смертельно побледнела и, выдав все съеденное за день, рухнула на пол словно безжизненный куль. За ней последовала еще одна, приземлившись у ног Раисы, что несла одну из шести трехлитровых банок. Коридор заполнился оглушающим звуком разбитого стекла. Один из пробегающих мимо медиков поскользнулся на белой луже и упал, растянувшись во весь рост.

– Я не… хотела… – девушка застыла как вкопанная, изумленно раскрыв рот, не в силах пошевелиться.

– Рая!.. – подруга привела ее в чувство, схватив за руку и потащив в сторону приоткрытой палаты, из-под щели которой выглядывали вытянутые тени.

– Вася?!

Рая подскочила будто ошпаренная. Летнее платье, подаренное на годовщину свадьбы его родителями, украсили крупные белые пятна, оставляющие после себя темно-серые следы.

Когда девушки, судорожно толкнув дверь, влетели в палату, заставленную металлическими койками, то бойко проводили медиков до выхода и поставили банки на столик посреди комнаты, разливая молоко по кружкам. Придерживая подол платья, Раиса присела напротив Василия и, слабо улыбнувшись, подставила ладонь под его подбородок. Струйки белого напитка капали на раскрытую ладонь, быстро впитываясь в нежную кожу.

Василий поперхнулся и выдал на свою жену только что выпитое им молоко, капли которого украсили не только летнее платье, но и сверкающий линолеум под ногами.