Санкт-Петербург

Глава 18

Оказывается, сушить натуральные продукты тоже не так просто. То есть, можно просто засушить, ну и получишь какие-то, гм, фекалии. Прежде всего, по словам крестьянской девки первой четверти XVIIIвека Алены в пересказе попаданца XXI века Дмитрия, надо приготовить сырье — ягоды промыть, просушить, промочить в медовом растворе. Грибы, мясо дичи и птицы, рыбы опять же промыть от мусора и грязи, потом разрезать на мелкие и желательно одинаковые кусочки. А уже потом — в рассол!

И если мед, в общем-то, есть и он относительно недорог, то вот рассол делается условно, несколько крупинок соли на полведра. Дорого! Вот и Дмитрий это почувствовал, что соли нет в грибах! Но ведь можно и исправить с его-то солеварением.

Далее, через полусутки, впрочем, иным и суток не хватает, сырье убираешь из корчаги, осторожно отжимаешь лишнюю жидкость, и теперь сушить!

— Барин, а про просушку надо говорить? — девка уже пришла в себя. Глаза весельем лучатся, так и прыснет в голос. Как же, зеленая крестьянка учит важного барина, скажешь кому, обсмеют!

Нет, технологию сушки он слушать не будет, он и предварительную-то подготовку жаждал прослушать на предмет, чего мастерице еще дополнительно надо. А она тут задницей опять крутит!

— Поговори мне еще, — буркнул он, — розог захотела? Увидел, что угроза не повлияла, добавил: — смелая ты. Вот отдам в замуж за многодетного вдовца — бедняка, вот и помаешься!

Посмотрел, что таки испугалась, усмехнулся, открыл дверь, гаркнул:

— Эй, люди, Прова мне в сушилку немедленно!

Голос Дмитрия уже знали. Он сразу же услышал разные голоса, зовущие трактирщика. Как же, сам барин зовет. И сам Пров прибежал, задыхаясь. Тоже не захотел обижать доброго барина, который, однако, может и гневаться.

Познакомил его с Аленой, рассказал про обязанности обоих, про двора, продукцию из леса и трактира. Пров слушал внимательно, но когда высматривал девку, глаза его маслянели. Поэтому напоследок пригрозил:

— И это, если тут без церковного венчания шуры-муры начнете делать, выпорю жестоко и сниму с трактира. Будешь без перемены работать в руднике.

Пробрало трактирщика, испугался и барина, и девку. Чего еще наболтает, а у него семья, четверо детей.

— Колоть дрова и носить, а также тяжелое что носить в избе поставлю твоего брата Еремея. На питание и на жизнь поставлю ему и продовольствие, и одежду в половину его. Сколько брату-то, сможет с этой работой?

— Двенадцать лет уже, — заторопилась Алена перед таким желанным местом для родственника, он сильный, жилистой, сейчас все тяжелые работа по дому делает за отца.

— Вот и хорошо, — успокоил Дмитрий девушку. Двенадцать лет для XVIII века — это уже чуть-чуть для взрослой жизни. Парни вовсю помогают отцам, девки — матерям. А взрослые и стараются, учат, понимают, что еще год, мало два и самим надо образовывать семью и хозяйство, сначала порой с родителями и уж обязательно свое. Пусть работает, это не землю пахать и в руднике работать!

— Пусть завтра к обеду придет, посмотрю и сам обскажу.

Так, конечно, бытовая сфера и денежки с этого были важными, но не первыми. Главное все же рудник, а потому, отдохнув в первый день, сходив в баню, ну и как водится, пообедав с хорошей водочкой, Даши не было — толи из презрения, толи из осторожности, мало ли сделают пьяные. На второй день прямо с утра появились на рудники.

Тут уж попаданец запрогрессировал в полной мере, любимое дело, как-никак! Две водяные и одна ветряная мельницы полностью закрывали все нужды с энергией. Двигатели с них тащили все линии. А это, вдумайтесь, протяженность пять верст в совокупности!

Честно говоря, Дмитрий, предвидя все будущие трудности, хотел послать все эти нововведения лесом по обширной Сибири. Но умный и сравнительно ученый для первой четверти XVIII века, дьяк рудника (это Дмитрий так обозвал должность директора рудника) Ивасий Семенович Новосильцев сумел его облагоразумить.

— Смотри, mon ami, показал он на местности, — рудник наш, так уж повелось, стоит на горе. И пусть до реки несколько верст, зато путь они до нее лежат по наклонной линии. И даже руду не надо катить, сама пойдет. Тем более с рудой линия загрузки будет двойная, каждый со своим двигателем от водяной мельницы.

Уговорил, чертяка, Дмитрий согласился. Вообще Ивасий Семенович мало что сын боярский, то есть «свой», его даже царь Петр, присмотревшись, перестал чураться. Не морщиться нового, был во Франции и ему все там понравилось. Французский выучил. Это, конечно, не голландский, но тоже из Европы!

Новосильцев не стал здесь старшим. И не потому, что Петр поосторожничал, не стал обижать Никиту Логинова. Новосильцев у царя был в большом фаворе у царя. Он один из немногих «специализировался» не по армии и флоту, а по гражданке, насколько это можно в милитаризованной первой четверти XVIII века.

И на руднике он работал лишь получения практической работы в отечественной экономике. А потом он станет служить в центрально аппарате. Не в приказе, это название и саму структуру Петр просто ненавидел. Через несколько лет, где-то в 1718–1719 году, появятся коллегии, просуществовавшие почти сто лет, вот там, скорее всего и будет работать мсье Новосильцев.

Ну а пока Ивасий Семенович болтал, не покладая рта. Еще бы! В отличие от Дмитрия (князя Хилкова, если официально), который уже всего добился (или почти), он много хотел — деньги, должности, поместья. А еще красивую, богатую, знатную невесту. Сын боярский знал, что его сегодняшний патрон Дмитрий сумел добиться всего сам. Но он-то не князь, и попытается только через царя.

Попаданец его не винил. Хороший малый, умен, достаточно обучен. А то, что корыстен, так тут просто так не кормят, даже если работаешь в поте лица. Так что пусть болтает, он ему не противник.

Кстати и царь Петр Алексеевич считает также. По меньшей мере, слушает он Новосильцева, но время от времени оглядывается, мол, правда ли, не врет ли, малой? Нет, вполне правдив. В этом случае он Дмитрию даже нравится. Ведь движущее транспортное полотно в промышленности по перевозке рассыпчатых грузов далеко не редкость в XXI веке.

Дмитрий сам бы их предложил, а потом находился под опасностью раскрытия. Нет, не попаданца, а всего лишь немца-католика. Так ведь и нож в спину могут сунуть и слово неласковое в Преображенский приказ на радость князю Ф. Ю. Ромодановскому.

А так, он только закочевряжился, немного поломался, а потом согласился. И теперь, Новосильцев автор новации. Ха, а ведь оценку полезности царь требует от него! Что он, главный эксперт в России?

Посмотрели и железную руду. Качественная, концентрированная, тут без всяких проблем. Петр Алексеевич при осмотре остался доволен, все кузницы и мастерские будут обеспечены сырьем из этого рудника. Завалим черным металлом из таковой руды!

Переночевали еще ночь, чтобы меньше быть на реке в темное время. Река, конечно не море. А, может даже, именно, что не море. Сравнительно узкое, извилистое русло, отсутствие пока еще малейшего намека на бакенов привели к такому опасному путешествию ночью против течения, что не решался даже смелый и безрассудный. По течению еще ладно, опытный и знающий реку капитан проведет и даже без малейшей поломки. А против течения, боже, борони!

Благо, ночь без особой работы, когда на берегу уже все запланированное переделано, а впереди было несколько суток безделья пассажиров, настроили мужчин на бурную пирушку. Попаданец Дмитрий сам почувствовал, что надо поставить на инспекционной поездке эффективную точку и для себя, и, особенно, для ответственных работников.

Но, с другой стороны, находясь между Сциллой и Харибдой. Между принципиально не приемлющей пьянку мужа Дашей и непонятно как относящего к инициативе поднять стакан царя. Дмитрий подумал и решил, ну его к бесу! Пусть проявит активность к застолье кто-нибудь другой.

Он как-то по-другому стал относиться к Александру Меньшикову. Вороватый, но работящий, шумный, как бы бестолковый, но обязательно веселый, он бы этим вечером точно бы предложил вздрогнуть. И Петр, даже если и был против, то просто сказал, что нет. А вот для остальных он на этом бы не остановился, наорал бы, а то и вообще отогнал от себя.

К счастью, не только Дмитрий так думал. Даже жена Даша, вынужденно ведущая на этом отрезке жизни исключительно трезвый образ, ведь кормящая мать должна думать не только о себе, но и о ребенке, об этом понимали даже в первой четверти XVIIIвека, не выдержала и тихонечко намекнула мужу, что не плохо бы им отметить благополучный приезд на рудник.

Дмитрий благодарно чмокнул жену в лоб, а потом, не выдержав, в губы. Обласкав так неожиданно свою женщину, он подумал, что зря, наверное, думает иногда о ней нехорошее. Все она понимает и всегда стоит за него, благоверного супруга. Просто не знает порою, как это дать знать.

А закончил эту историю сам царь Петр Алексеевич. Уже салясь за стол, чтобы «крепко поужинать» и не увидев искомого — четверть ведерную большую бутылку водки, или более изящный графин с тем же самым содержимым, он прямо предложил:

— А что, хозяин, неплохо бы нам отпраздновать работу твоего рудника. И ближних твоих работников призови, я доволен ими и хочу им не только сказать, но и чарку поднять! Али нет уже ничего?

Царь не Даша, поцелуем не отделаешься. Более того, надо на всякий случай иметь в виду слова Петра, как прямой приказ.

— А как же, мин херц, для этого дела всегда есть добрая водка всамделишной моей перегонки, — охотно откликнулся Дмитрий. Он не стал говорить, что в трактире, в относительной близости, уже как целый час сидят его помощники и даже побратимы — Никита Логинов, Ивасий Новосильцев, некоторые мастера и маркшейдеры из ближних и доверенных. И даже не едят и не пьют, хоть Логинов и предлагал. Все ведь понимают, что и царь, хоть и помазанник божий, а человек и ему будет приятно видеть, что приглашенные им люди окажутся голодными и относительно трезвыми.

Ему даже не пришлось приказывать слугам — все уже и без того говорено. Один с легким стуком поставил на стол бутыль с водкой (сорокоградусной, не меньше), второй, легкоконный, побежал в трактир с долгожданной вестью, что царь и князь-хозяин жаждут их в застолье.

Не пришлось и несколько минут, как Петр поднял чарку водки своей царской рукой, сказав:

— Вижу, что хорошо здесь работаете. Я, более того, что хочу сказать — ваш рудник сегодня самый прибыльный, а уж для самой столицы — главный. Перестанете работать, глядишь, все мастерские встанут. А это и армия и флот перестанут вооружаться. Так что за вас!

— И за тебя, государь! — дружно ответили мастеровые.

Все выпили, а потом потянулись за закуской, которой на столе было сколько угодно — и дичь, и домашняя убоинка, и разная птица, что дикая, лесная, что выращенная в хозяйстве. Рыба, пожаренная, поваренная в ухе, прокопченная, опять же грибы, прожаренные или просоленные, и даже какие ягоды. На вкус и на приятности каждого. Петр, щедро насыпав соленую клюкву и одобрительно крякнув, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Хороша ягодка! Здесь собираете и солите?

В ответ молчание. Мастеровые, даже дети боярские, стали переглядываться, кому отвечать. Говорить с государем приятно, но ответственно. А вдруг не по чину высунешься? И государь Петр Алексеевич разгневается, да и свои тумаки дадут. Мол, не умеешь говорить, так и рта не открывай, Господа зря не гневай.