Эсминцы против линкоров

Глава 19

Вскоре после того, как Александр вернулся от гостеприимного майора в штаб базы для уточнения кое-каких формальностей, важных для правильного составления отчета, его пригласили к телефону прямо в кабинет генерала Елисеева. И этот внезапный телефонный звонок вывел Лебедева из равновесия. Сначала он подумал, что, наверное, из Таллина звонит его родной дядя Игорь Добрынин. Но, на другом конце провода ВЧ обнаружился отец, который звонил из самого Ленинграда.

Голос Лебедева-старшего в телефонной трубке казался взволнованным. Он требовал от сына немедленно вылетать с Моонзунда. При этом, отец толком не объяснял подобную спешку. Намекнул лишь, что опыт Александра срочно потребовался штабу флота. И дело не терпит отлагательств. О быстрой доставке сына отец тоже позаботился. Самолет, оказывается, ждал Сашу на взлетной полосе ближайшего аэродрома. И сам генерал Елисеев уже был поставлен Евгением Лебедевым в известность о срочном отзыве молодого штабного инспектора в штаб флота. Саша понял, что возражать отцу бесполезно. Да и не станет он принимать зря подобные решения. Значит, дело срочное в самом деле, и нужно лететь.

Впрочем, собрался Александр быстро. Ведь из вещей при нем имелся только один единственный кожаный портфель, позаимствованный у дяди Игоря перед командировкой. Туда Саша и сложил аккуратно все листы отчета о состоянии береговой обороны архипелага. Опыт работы в архиве в далеком будущем для Александра не пропал даром, позволив ему быстро проанализировать значительный объем материала, выработать необходимые замечания, сформулировать выводы и предложения. Фактически, отчет был готов. Его оставалось лишь перепечатать начисто. И Саша покидал Моонзунд с чувством выполненного долга. Если бы не история с попойкой на эсминце, то можно было считать, что командировка на архипелаг прошла весьма успешно.

На выходе, возле КПП, Сашу поджидал сам оперативный дежурный, немолодой армейский капитан с седыми усами. Ему из штаба базы уже передали соответствующие распоряжения. Потому и с транспортом проблем не возникло. Машина с шофером уже ожидала штабного инспектора. События закрутились настолько неожиданно и стремительно, что Саша даже не успел попрощаться ни с майором Широкиным, ни с собственным вестовым.

Дежурная штабная машина быстро домчала до транспортного «Дугласа», на который грузили тяжелых раненых, эвакуированных с мыса Колка. Саша вспомнил, что и в прошлый раз попал на рейс вместе с ранеными. Потери на фронте все нарастали, оттого и количество раненых уменьшаться не собиралось. Если в прошлый раз он летел в Ленинград из Таллина на санитарном транспортнике, то теперь вылетал с Моонзунда вместе с ранеными командирами, эвакуированными на архипелаг с мыса Колка.

Несмотря на все предпринятые усилия руководства Советского Союза по налаживанию обороны, война с Германией на суше все равно оборачивалась для страны не только утратой территорий, но и большими людскими потерями. Ведь количество воюющих с обеих сторон исчислялось миллионами, а санитарные потери за полмесяца войны уже составляли десятки тысяч. И, разумеется, на огромном фронте, протянувшемся с севера на юг между Балтийским и Черным морями, потери нарастали с каждым новым днем боевых действий. Большой приток раненых, хлынувший на архипелаг Моонзунд и связанный с завершением советской оборонительной операции в Курляндии, а также с эвакуацией морским путем через Ирбенский пролив, пытались распределять на месте.

Госпиталь Аренсбурга был неплохо оснащен оборудованием и подготовленными специалистами. Много медработников эвакуировали сюда из военно-морского госпиталя Либавы. И все равно, госпитальные мощности Аренсбурга уже не справлялись. Потому раненых отправляли дальше. Тех, кто, по заключению врачей, был более транспортабелен, грузили на транспортные пароходы и отвозили в Таллин. А тех, кто нуждался в срочных операциях, эвакуировали санитарными самолетами в Ленинград. Лебедев подумал, что если так пойдет и дальше, то Ленинград скоро превратится в медицинскую столицу страны. Потому что Москва находится далеко от линии боевого соприкосновения, а Ленинград расположен довольно близко. Причем, уровень развития медицины в городе ничем не уступает московскому.

Лебедев попрощался с шофером, который подвез его почти вплотную к борту двухмоторного санитарного самолета, выкрашенного в белый цвет, с большими красными крестами по обеим сторонам фюзеляжа. Лебедев, как и в свой прошлый перелет вместе с ранеными, разместился в хвосте салона на жестком откидном стуле. Кроме него, раненых сопровождала немолодая медсестра, которую санитары, заносившие носилки внутрь, называли Валентиной Петровной. Медработница находилась на противоположном конце салона самолета, притулившись рядом с кабиной пилотов. Все остальное пространство занимали тяжелораненые, лежащие на брезентовых носилках.

Неожиданно Лебедев узнал кое-кого из них. Перед ним на полу внутри самолета лежал Павел Березин. А следующие носилки занимал каперанг Малевский. Пашка очнулся и бормотал что-то невразумительное в бреду. Малевский же лежал тихо с открытыми глазами. Странное стечение обстоятельств свело их на этот раз вместе не на боевом корабле, а в санитарном транспорте.

— Держитесь, друзья, я с вами. Как только долетим, расшибусь в лепешку, но организую для вас самое лучшее лечение, — попытался подбодрить боевых товарищей Александр.

Малевский в ответ лишь моргнул и слабо улыбнулся. Похоже, что сил на разговоры у каперанга совсем не осталось. Пашка же продолжал бормотать какую-то ерунду в бреду себе под нос. Саша разобрал только фразу: «Вижу след справа по борту. Торпедная атака». Из чего Лебедев заключил, что комсомолец все еще ведет бой на эсминце в своем воспаленном воображении. Саша в этот момент прикидывал, что первым делом попросит отца определить этих двоих под надзор самых толковых ленинградских врачей. А еще Сашу мучила совесть, он ругал самого себя, что даже и не подумал позаботиться о судьбе собственных раненых товарищей с эсминца. И, если бы не стечение обстоятельств, то мог даже и не вспомнить о необходимости их немедленной эвакуации в Ленинград.

Хотя, с другой стороны, он, разумеется, не мог объективно оценить состояние здоровья Малевского и Березина, не будучи врачом. Теперь же стало очевидно, что на поправку они пока не идут. Иначе их в Ленинград не отправили бы. Возможно, им для выздоровления нужны антибиотики, которых пока нет у Советского Союза, но которые необходимо срочно начать производить, чтобы спасать множество раненых. Александр жалел, что не только не обладает нужными знаниями по изготовлению лекарств, но и никогда в своей прошлой жизни темой фармакологии особенно и не интересовался. А, между тем, аспекты прогресса медицины и скорейшего внедрения антибиотиков сейчас представлялись чрезвычайно важными. Вот только мало чем он сможет помочь в таком вопросе.

Александр успел лишь поправить одеяла раненым товарищам, да вернуться на место, когда самолет запустил двигатели. Второй пилот вышел из кабины и, задраив дверь изнутри, объявил взлет. Тряско пробежав по не слишком ровной полосе, самолет, надсадно гудя моторами, вибрируя всем корпусом и неистово вращая лопастями обоих винтов, оторвался от земли и начал набирать высоту, то и дело проваливаясь в воздушные ямки при боковом ветре. Смирившись с неприятными ощущениями болтанки, Лебедев прильнул к иллюминатору.

Вечернее небо над Аренсбургом покрывали разрозненные кучевые облака. Подсвеченные закатным солнцем, они окрасились в розовый цвет и плыли над морем, напоминая очертаниями огромных небесных китов, среди которых маленькими юркими птичками барражировало дежурное звено истребителей с красными звездами, легендарных «ишачков», прикрывающих аэродром от опасности вражеского налета. Александр Лебедев еще долго наблюдал в иллюминатор, как далеко внизу оставался архипелаг Моонзунд с его старинными постройками, с маяками и береговыми укреплениями, с проливами, бухтами и кораблями.

Пока летели над Финским заливом, Саша немного вздремнул. Ему приснился Санкт-Петербург, город конца его прошлой жизни со сверкающими машинами на ярко освещенных улицах. А внук тянул к нему пухлые ручонки и просил прощения. Александр проснулся от толчка при приземлении самолета, и снова увидел вокруг себя Ленинград начала сороковых годов двадцатого века, совершенно лишенный подсветки фасадов и огней реклам. За Сашей из штаба флота прислали машину с водителем, который встретил его возле самолета. Несмотря на идущую войну, тут еще не применяли мер тотальной безопасности. И с соответствующим удостоверением ничто не мешало проходить прямо на летное поле людям далеким от авиации. Встречали борт и санитарные автобусы «ГАЗ-05» с бригадами санитаров. Прежде, чем уехать, Александр решился позвонить отцу прямо из аэропорта, хотя для этого пришлось напрячь дежурного по зданию. Когда комиссар взял трубку, Саша произнес решительно:

— Я уже прилетел, звоню с аэродрома. Тут со мной на самолете прибыли раненые товарищи с эсминца «Яков Свердлов», Малевский и Березин. Помоги, пожалуйста, определить их в хорошее место для лечения.

Он удивился, когда отец сказал:

— Так это я и дал распоряжение срочно эвакуировать их в Ленинград на лечение. Они же подвиг совершили, потопили немецкий броненосец. Вылечат их, даже не сомневайся. А ты давай побыстрее в штаб. Не задерживайся. Есть важные новости.

Когда дежурная черная «Эмка» проезжала сквозь вечерний город, вокруг не было видно ни ярких огней, ни разноцветных машин, ни рекламных вывесок, ни вычурно татуированных парней со смартфонами в руках и серьгами в ушах, ни девушек с сиреневыми «анимешными» прическами, ни взрослых женщин на «лабутенах» и с надутыми губами, ни полиции в черной форме. Вместо этого по тротуарам ходили прохожие в скромной одежде неброских тонов, а по проезжей части ездил исключительно ретро-транспорт, потому что другого еще просто не придумали. Зато многие дома оставались прежними, знакомыми с детства, как и гранитные набережные Невы. И, благодаря этому, Александр все равно снова чувствовал себя дома.

Он, конечно, очень хотел бы по дороге заехать повидаться с Наташей. Вот только точно не знал, где она находится, на дежурстве в больнице, или же на Зверинской у Добрыниных? Впрочем, раз отец просил его поторопиться, значит, имелись к тому веские основания, и встречу с женой придется отложить. Лебедев чувствовал, что произошло нечто серьезное. Вот только пока не знал, что именно. И лишь прибыв в штаб флота, он узнал от отца о том, что немецкая эскадра на Балтике перешла к атакующим действиям.

* * *

Рисковать Эрих Редер никогда не любил. И, если в молодости ему иногда все-таки приходилось идти на риск, то по мере продвижения вверх по карьерной лестнице, Эрих становился все более осторожным и осмотрительным, приобретя постепенно известность не только своим флотоводческим даром, а и умелыми кабинетными интригами. Свою карьеру главы военно-морского командования Редер начал в 1928-м году на фоне грандиозного скандала, вспыхнувшего в морском министерстве Веймарской республики. То было, так называемое, дело Ломана, когда внезапно раскрылась афера вокруг секретной программы перевооружения флота Германии. В результате разбирательств лишилась своих мест вся верхушка морского ведомства. В отставку отправились главнокомандующий рейхсмарине Ганс Зенкер и его заместитель вице-адмирал Вальтер Ломан. Сменился даже министр рейхсвера Отто Гесслер. А все из-за того, что они вели тайную деятельность, тратя огромные суммы на вооружения, запрещенные Версальским договором.