Комсомолец

* * *

Аверин и Могильный ввалились в комнату засветло. Шумные, весёлые. И от одного и от другого несло свежим пивным ароматом. С удивлением взглянули на развешенное по комнате влажное бельё, на штаны, с которых на пол продолжала капать вода (я не решился бросить в комнате для сушки без присмотра свой самый ценный предмет одежды). Я встретил парней лёжа на кровати (одетый лишь в исподнее) — от нечего делать листал книгу Островского.

Славка бросил посреди комнаты сумку.

Пашка поставил свой раздутый от вещей рюкзак около шкафа, аккуратно положил на кровать гитару.

— Санёк, давай дуй на кухню…

Аверин замолчал — лишь сейчас заметил мой наряд.

— Пашка, беги — ставь чайник, — сказал он. — Будем ужинать. И отметим наше возвращение из колхоза. Я нашёл заработанным деньгам достойное применение.

Славка с ловкостью фокусника извлёк из своей сумки бутылку с узнаваемой этикеткой («Столичная»).

Пака одобрительно крякнул.

— Живём! — сказал он.

Аверин ухмыльнулся водрузил бутылку в центр стола и принялся доставать из сумки газетные свёртки с продуктами — раскладывал их на столешнице. Шуршание газетной бумаги прозвучало райской музыкой для моего слуха. Я уловил запах жареной птицы, копчёной рыбы, печёной картошки. Увидел яйца (варёные?), круглый каравай хлеба, посыпанный крупными зёрнами соли кусок сала, банку с солёными огурцами.

«Ну, прямо новогодний стол», — подумал я, разглядывая сооружённую Славкой Авериным композицию.

Понял: голодная смерть мне пока не грозила.