Русский бунт. Начало

На самом деле пьянство – большая беда пугачевцев. Емельяну пришлось точно также объявлять сухой закон после провала осады Оренбурга. Только уже не помогло.

– Ладно, обойдемся покель без водки – пожал плечами Подуров – Если зовем на совет нехристей, может и Федора кликнем? Чумакова.

Я внутренне поморщился. Полковника Чумакова – начальника всей пугачевской артиллерии – позвать следовало. Но этот казак вместе с атаманом Твороговым были во главе заговорщиков, выдавших Емельяна правительству. Я внимательно посмотрел на играющего желваками Лысова. Да, этот тоже бы легко сдал своего царя. Только вот Пугачев его раньше успел повесить.

– Я с ним позже переговорю. Он поди на батарее сейчас.

В шатер, вслед за Иваном, зашли три азиата. Двое в набитых халатах, ичигах и чалмах. Один – самый молодой – в русском кафтане, в сапогах. Тот, который с зеленой чалмой – узкоглазый башкир, куцой бородкой – оказался киргиз-кайсацким ханом Нур-Али. Явно был в Мекке – уважаемый у мусульман человек. Второй пожилой азиат, с усами ниточкой – башкирский старшина Юлай Азналин. Его сын – Салават – широкоплечий, улыбчивый парень, первым бросился целовать мою руку. Я чуть ее не отдернул с непривычки. Чем бы нанес несмываемое оскорбление. Хан и Азналин тоже чмокнули руку.

Казаки на все это смотрели хмуро, но не роптали.

– Начинаем совет. Иван, а где татарские беки из Сеитовой слободы?

– Татарская сотня ушла вместе с Твороговым, батюшка-царь – откликнулся Почитаев, усаживаясь за стол.

Накатил новый приступ слабости. Я закрыл глаза, пытаясь всеми силами не завалиться на ковер. Вот же позор будет. Глубоко вздохнул, повернулся к Ивану:

– Пиши тогда. Указ о Вольности народной.

Все в изумлении уставились на меня. Да, господа, хорошие. Если начинать – то с козырей. Мало отбить у правительства Оренбургскую губернию. Екатерина вернет армию, которая сейчас воюют с Турцией обратно в страну и легко подавит в крови народное восстание. Надо быстро поджечь Урал, Прикамье, Башкирию, всю Западную Сибирь и Среднее Поволжье. В идеале и центральную Россию тоже. Под ногами дворян и правительственных войск – земля должна гореть. Для этого существует уже испытанный Пугачевым способ. Не только объявить себя Петром III крестьянам, но даровать им волю. А заодно и землю. За это меня народ сделает настоящим царем.

– Пиши – я начал вслух вспоминать знаменитый манифест – Божиею милостию, мы, Пётр Третий, император и самодержец Всероссийский и протчая, и протчая, и протчая. Жалуем сим имянным указом с монаршим и отеческим нашим милосердием всех, находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков, заводчиков и других душегубов полной волей и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, свободою владеть пахотными землями, лесными, сенокосными угодьями, пастбищами, рыбными ловлями, и соляными озёрами без покупки и без оброку; и освобождаем всех от прежде чинимых от злодеев дворян и градцких мздоимцов-судей…

Диктуя указ я вижу, как у соратников в буквальном смысле отваливаются челюсти. И в реальной истории летний указ от 1774-го года произвел эффект разорвавшейся бомбы. Уже почти проигравшие пугачевцы получили второе дыхание. В отряды повстанцев потекли даже не ручейки, а целые реки вооруженных крестьян и горожан. Увы, было слишком поздно.

…. А как ныне имя наше властию всевышней десницы в России процветает, того ради повелеваем сим нашим имянным указом:

Первое. Принять присягу на верность истинному царю Всероссийскому Петру III. Послушать его начальных людей, нести свой крест стойко и терпеливо.

Второе. Кои прежде были дворяне в своих поместиях и водчинах, – оных неприсягнувших противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян, ловить и казнить и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами…

Третье. По замирению собрать на Москве поместный собор из всех сословий и утвердить всем миром законы и установления государства Российского…

– Любо!! – первым закричал Чика. К нему тут же присоединились остальные соратники Пугачева. Они выхватили пистолеты из-за кушаков, начали палить вверх. В шатер тут же принялись заглядывать казаки, крутить головами. Лагерь обеспокоенно зашумел. Не сразу, но постепенно удалось всех успокоить.

– Дан указ октября 11 дня 1773 году – наконец, смог закончить я исторический документ.

Да, пришлось слегка поменять смысл указа. Никакого первого и третьего пунктов в оригинале не было. Самый убийственный второй – в буквальном смысле убийственный (после публикации указа летом 74-го было отправлено на тот свет по всей стране больше 3000 дворян) – я тоже скорректировал. Оставив лазейку с «присягнувшими». Возможно, таким образом удастся снизить накал народного гнева. Кто-то из жирующей аристократии – самый трусливый – присягнет мне, кто-то уедет из страны… Не убивать дворян – не получится. Крышка котла уже сорвана и обжигающий пар крестьянской ненависти бьет во все стороны. Моя же задача заставить этот пар крутить колеса истории.

Кое-что я не только добавил, но и убрал из документа. Это утопическое обещание не брать никаких податей и рекрутов. Как может существовать государство без налогов и армии – я представлял слабо.

– Написал? – я взял в руки серый лист бумаги, перекрестился – Оставь, я почитаю и подпишу. Сделаем списки с указа и разошлем с гонцами во все города и губернии России. А также в сопредельные страны.

– Якши, государь! – прищелкнул языком хан Нур-Али – Дал ты нам волю, век тебя будем благодарить и поминать в молитвах Всевышнему.

Башкиры дружно кивнули вслед киргизу.

– Теперь второе дело, ради которого я вас всех позвал – я побарабанил пальцами по рукояти сабли – Нас уже тут три тысячи. И приходят все новые люди. Пора заводить регулярство. Учить новиков правильному строю, маневру… Иначе государевы войска побьют нас. Видит бог, побьют.

Я вспомнил об Александре Суворове, который со своими молодцами-гренадерами бьет турков, а совсем скоро будет отозван для подавления восстания в Россию.

– Согласны господа хорошие? – я посмотрел в лицо каждого. Станичники вздыхали, но глаз не отводили. Регулярство им не нравится, но куда денешься с этой подводной лодки? Башкиры с киргизом же поклонились, лбами в ковер. От этих неприятностей ждать не приходится – послушание старшему у них в крови.

– Больше не держу вас. Отдыхайте. Завтра тяжкий день.

Я потер руками уставшие глаза, проводил членов совета. После чего стал копаться в ларцах, что стояли по всему шатру. Мне нужно было найти предыдущие указы Пугачева и глянуть образец подписи. Хоть Емельян Иванович и был малограмотным, но расписываться он умел. Наконец, нужный документ я нашел. Автограф оказался очень простеньким – еле накарябанное имя Петр III.

Поставив маленькую некультурную кляксу, я расписался на историческом документе. Промокнул лист песком из специальной коробочки, что стояла на столике. После чего позвал Ивана и велел сделать списки с указа.

– Та мало грамотных в лагере – вздохнул Почиталин – Я, да пленный сержант Неплюев.

– Кликни по обчеству – может еще кто найдется – в одном из ларцов лежали два пистолета с кремневым замком инкрустированные золотом. По-английски было начеканено имя мастера. Гринель и сыновья. Явно, военные трофеи. Достав их, а также шомпол с порохом в холщовых мешочках и свинцовые пули россыпью, я начал заряжать оружие. Из-за моих приступов слабости, махать саблей мне еще долго не придется. Значит, надо вооружиться огнестрелом.

Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок

Я на автомате процитировал Онегина Пушкина и увидел округлившиеся глаза Почиталина.

– Царь-батюшка, да ты стихоплет! Я слышал от наших татар, что при бухарском дворе есть слагатели вершей. Услаждают слух тамошних царей…

– Иди, Ваня – обсуждать восточных поэтов у меня желания не было совсем, опять накатило ощущение нереальности всего происходящего. Ни отец, ни дед не предупреждали меня, чем может закончиться дело Хранителей памяти Пугачевской.

– Сделай двадцать списков. Для начала. Вечером зачтем указ в стане.

– Все сделаю по твому слову Петр Федорович – Почиталин замялся, поправил щегольский чуб на голове – Там у входа вдова майора Харлова ждет. Ты вчера изволил гневаться на нее. Казачки увели Татьяну Григорьевну от греха подальше.

Я мысленно выматерился. Вот еще этой головной боли мне не хватало. Харлова – воинская добыча Пугачева. Вдова коменданта Нижнеозерской крепости. Майор был убит при штурме казаками, но Татьяна успела уехать в Татищев острог. Который был взят пугачевцами несколько дней спустя.

– Пущай – я тяжело вздохнул. Объясниться все-равно придется.

Иван ушел, а в шатре появилась девушка неземной красоты. Естественная блондинка с огромными голубыми глазами на мраморном лице. Навскидку лет двадцать. Порода чувствовалась во всем – точеный, почти античный нос, чувственные губы. Такая Афродита в наших палестинах?? Харлова была одета в строгое черное платье в пол, на плечах – лисья душегрейка, на голове – обычный крестьянский платок. Глаза заплаканные, губы подрагивают.

– Петр…Федорович – вдова с трудом выговорила имя царя – Умоляю! Прошу!

– Что вам угодно, Татьяна Григорьевна? – несмотря на подкашивающиеся ноги, я встал, подошел ближе. От девушки приятно пахло. Как она умудряется поддерживать чистоту в полевом лагере??

– Коленьку казаки поймали. Пороть собираются. Прикажите им! – на лице Харловой появился лихорадочный румянец – Я… для вас, что угодно сделаю…

На ковер упала душегрейка, потом платок. Девушка начала расстегивать платье на груди. Я невольно оценил фигуру. Высокая, красивая грудь, талия, на которую так и хочется положить руки. Бедра так и взывают к любви. Мысленно отвесил себе подзатыльник! Ну не сволочь?? Тоже мне, сатир выискался.

– Татьяна Григорьевна! – я схватил девушку за руки и прекратил процесс раздевания – Извольте прекратить. Это недостойно!

– Прекратить?? – вдова удивленно на меня посмотрела – Разве не этого вы вчера хотели?

Я погрузился в голубой омут глаз Харловой и не сразу сообразил, что ответить. А потом меня как током ударило. А жить то девчонке недолго осталось. Как в Берды, на зимние квартиры войско встанет, так и выйдет из-за нее драка у казаков. В отсутствие Пугачева, полковник Лысов приревнует и порешит Харлову собственной рукой. На следствии будет отпираться, доказательств для обвинения найти не удастся.

– Давайте так, Татьяна Григорьевна – я с трудом сглотнул – Что было ранее промеж нас прежде – забыто. Начнем с чистого листа.

– С чистого листа? – Харлова несмело улыбнулась, застегнула платье – Какое необычное выражение. И говорите вы ныне чище нежель ранее.

Вдова задумалась, на ее чистом лбе появилась морщинка.

– Что случилось с Колей? – я решил отвлечь девушку от вредных раздумий.

Насколько я помнил, Коля – это младший брат Харловой. Вместе с ней угодил в плен к пугачевцам.