Погранец

***

Хрипло дыша, я ухватился за траву своими маленькими детскими пальчиками, и подтянулся. Вот ещё метр прополз. Позади догорал эшелон, где погибли гражданские и немногие военные. Где нахожусь я не знаю, но очнулся от болей в теле и рёва моторов. Немецкие «Лаптёжники» штурмовали пушками эшелон. Я лежал, снова новое тело, метрах в трёхстах от него с рваной раной на спине. Снаряд, или пуля со штурмовика, вошла сбоку, перебила позвоночник, ног не чуял, как в сознании нахожусь и сил хватало ползти, оставляя кровавый след на траве, сам не понимаю, но полз. Тут метров пятьдесят, низина и болотце блестело водой, это моё спасение, быстрее до воды. Выжившие уже помогали раненым, и осматривали их, погибших, когда одна женщина с ошалелыми глазами подбежала ко мне.

- Мальчик, ты как?

- К воде меня, быстрее, - попросил я тихо. Сил мало был, на грани сознания плавал.

Та подхватила на руки и побежала к болотцу, я попросил левее взять. Там вроде озера, чистая вода, и тёмная, но это от деревьев, что росли прямо в воде. Жуткий вид имели.

- Оставьте меня. Идите! - крикнул я, видя, что та не уходит.

Не оборачиваясь, та ушла. Спереди у женщины была кровь на платье. Моя кровь. Та села и завыла метрах в тридцати, похоже с ума сошла, а я скользнул в воду, сразу проводя инициацию. Едва успел, с первой попытки, как меня выдернули на сушу. Да та женщина, что баюкала меня в объятиях и уговаривала потерпеть, и с такой раной жить можно. Она же и занялась перевязкой, порвав мою рубаху. А ничего больше не было. Пока та несла меня к эшелону, там собирали раненых в одно место, врачи работали, я медитировал, и как накопил полный источник маной, открыл хранилище. Пустое, это ожидаемо, но две тысячи тонн размером. Да, я прожил неплохую и долгую жизнь. Погиб, когда наш авиалайнер сбили, я так понял ракетой, и в обломках падал в Балтийское море. Чёртовы поляки. Летел из Берлина, навещал Нину с её семьёй, в Ленинград. Та уже трижды бабушкой была. Это я к чему, на момент гибели мне было шестьдесят пять лет. Что я могу сказать о своей жизни? Прожил её я именно так, как и хотел, тихо и спокойно. Срочную служил снова в пограничных войсках, на границе с Польшей, там ловил банды, националисты оказывается и сейчас буйствуют, не раз их брал или уничтожал. В основном последнее, отписываясь потом, что те отчаянно отстреливались, даже если такого не было. Брал контрабандистов, переходчиков, несунов. Понравилось, и даже на сверхсрочную ушёл. На шесть лет. Марфа Андреевна замужем, мужской пригляд есть. За фронтовиком. Не тем шофёром, что за ней приударил. Полицай оказался, по поддельным документам жил, его наш участковый раскрыл. Много что на нём было, по этапу не пошёл, под вышку его подвели, я потом узнал. Та другого нашла и сладилось, даже совместный ребёнок был, Андрейкой назвали. Остальные девчата тоже замуж повыскакивали и разъехались, а Марфа Андреевна до конца своих дней так и жила в Андреевском, там тихо и умерла в постели в восемьдесят шестом. Не проснулась. Я в селе жил, старший киномеханик. Нравилось мне там. Жена, трое детей, свой дом. Чего же не радоваться? Скуки не было, летом меня в селе не застать, путешествовал с семьёй. А погиб получается тоже на море, самолёт разрушаясь падал, я бы спасся, телекинезом планировал, но кусок обшивки меня вырубил и очнулся только в момент, за секунду до удара о воду. Вот и разбился. Всё равно в воде погиб, факт. Похоже это кара моя.

Вообще о прошлой жизни я много что рассказать могу, но хочу сказать так, по моему мнению, она была идеальной, на которую нужно равняться в новых жизнях. Я бы и дальше жил, уже через двухтысячные перескочил, тут Союз тоже развалили, специально, но вот что вышло. Обидно. Я потому свободно и летал в Германию. Нина там наследство ещё лет сорок назад получила от деда, и перебралась, там и жила. Настоящей немкой стала. Пятеро детей. Муж её владелец пивного заводика. Хорошее пиво, я всегда в запас брал. Ладно, была жизнь и была, хотя мысли к ней и возвращаются. Главное хранилище открыл, получилось его в том же размере оставить, если быть точным, то оно имело размер в две тысячи сто шесть тонн. Ну и плюс триста килограмм ещё. А пока меня на траву положили среди раненых, на бок. Ноги болтались как на ниточки, ранение в нижнюю часть спины. Я же медитировал, и вот провёл диагностику. М-да, фигово дело, но за месяц и следа раны не останется, бегать буду. Проблема в том, что за мной уход требовался, подмыть уже сейчас нужно, и еда. При восстановлении очень много есть буду. А пока меня напоили, ну да в озере не успел глотнуть, не до того было, и осмотрели. Рана тут стреляла болью, где чувствовал. Пока врач, он военный был, в форме, военврач третьего ранга, меня осматривал, заодно опросил. Амнезия наше всё. Сказал, что ничего не помню. Нашлись и свидетели, опознали меня, женщина с рваной раной на ноге, в каком купе ехал. Тот с матерью был, её нашли среди погибших. Вот такие не весёлые дела. А зовут меня теперь Терентий. Фамилию та женщина не знала. Ну кто бы сомневался, что это имя будет и мне теперь снова семь лет? Я вот нисколько.

До обеда мы лежали у сгоревшего поезда. Помощь так и не пришла, хотя многие выжившие с эшелона ушли, да специальные ходоки. Тут до дороги не так и далеко. В километре видно переезд с будкой обходчика. А стреляли вокруг часто, не только пушки. Стрелковку было слышно. Это не хорошо. Дымы от горевшей техники с разной стороны, особенно много с той, куда шёл поезд. Я уже успел узнать, что это железнодорожная ветка с Кобрина на Брест. До Бреста километров двадцать от силы. А тут время примерно час дня и вдруг куст разрыва снаряда среди лежавших раненых. Тот повалил одного из медиков. Женщина упала, и пошевелившись, так и не смогла подняться. Я привстал на левом локте, на левом боку лежал и глянул в сторону переезда. А там немцы. Видать какая-то шальная моторизованная группа. Несколько танков и бронетранспортёров, что разворачивались к нам, и мотоциклисты. Всё, хана нам. Я сразу пополз к поезду, тот уже не горел, так, дымил, остатки, и всё что могло, уже сгорело, тут до него метров сто было. Что я могу сказать? До этого момента я трижды заполнял источник, провёл диагностику, и поморщившись, начал лечение, восстанавливал два позвоночных диска, а повреждено три, там вообще мешанина мелких костей с остатками позвоночного нерва. Немного восстановил, собрав часть костей, чуть заживил раны, прекратив кровопотерю. Это всё что успел, главное рана тяжёлая, но не умру от неё, также мне дали три сухаря и кружку воды. Из болота, по вкусу опознал, но пить можно. Я уже и сухари съел, и воду выпил. лечусь, материал нужен, и всё что съел уже использовал, снова сильно голоден был.

Напитав руки пси-силой, пополз к поезду быстрее, это ближайшее укрытие. Хотя бы к воронкам у насыпи. Не успел. Техника шла куда быстрее, постреливая. По тем что убегали, а нас, раненых, просто давили гусеницами. Патроны не тратили. Я с ненавистью смотрел на «четвёрку», что на меня надвигалась. Страха не было, перекатившись, чтобы быть между гусеницами, я замер, а танк остановился. Грязное и запылённое днище было как раз надо мной. Это не удивительно, ведь именно я его остановил. Телекинезом. Я как раз медитировал, источник по сути полный, хватило свернуть шеи всем пяти танкистам, и остановить машину, используя рычаги управления. Впрочем, я успел это всё спланировать. Немцы вообще ещё те твари, убить раненых, вот так гусеницами, вполне в их духе. Не все, тут я не буду лгать, но нам достались именно такие сволочи. Вообще те действовали в тылу наших войск, пленных брать не могут, раненых тоже, поэтому просто уничтожали, устроив из этого развлечение. Я им развлекусь. Так развлеку, что кости будут собирать. Мне нужно быть внутри машины, там я буду с удобствами управлять, как сяду на место командира, чтобы видеть, что вокруг происходит. А лучше на место наводчика. Кто-то же целится должен, но днище чисто, пару технических люков было, но эвакуационного, как у «тридцатьчетвёрки», я не обнаружил. Значит, боковой люк, у башни, через него заберусь. Танк стоял, урча движком, я у передка, снизу выбрался к правому борту, что был к поезду, тут используя рычаги, чуть довернул машину, чтобы немцы, что подходили с кормы, меня не видели, люк открыт был, виден член экипажа, мёртвый, и используя телекинез на штанах, это всё что на мне было, даже обуви не было, а рубаха пошла на повязку, и вот так взлетев, влетел в люк и банально сел на колени мёртвого наводчика. Люки закрыл изнутри.

Дальше развернул танк. Передком к немцам, бывшим хозяевам этой машины, сам приник к прицелу, упасть могу, это да, но я придерживал себя телекинезом, и выстрелил. В стволе уже был бронебойный снаряд, что попал под погон точно такого же танка. Полыхнуло из всех люков. Машина, что крутилась на земле, превращая в кровавое месиво раненых, я от этого вида стонал сквозь зубы от отчаянья, что не успевал. Я же тоже не железный, а там и дети были. Тут в ствол уже подал следующий снаряд, медлить нельзя, и тот вошёл точно в моторный отсек «двойки», как раз в прицел влезла. Сразу загорелась, а танк мой медленно пятился назад, тут раненых не было, чисто, и выстрелил по «тройке». Я меткий, попал куда хотел. Башню детонацией сорвало. Тут первый ответный снаряд, ударило по броне, чуть оглушило, немецкие танкисты отошли от шока, солдаты разбегались или залегали. Тут похоже целая рота пехоты была. Или мотопехоты, да, так вернее. А осталось две «тройки», и ещё одна «четвёрка». Остальная техника не опасна, те же бронетранспортёры. Лобовую броню снаряд не пробил, а я в ответ два снаряда отправил, первый в рикошет ушёл, а второй снёс башню. Вот так и бил, поджёг вторую «тройку», и тут прилетело от собрата, такой же «четвёрки», башню заклинило. Но я и её поджёг, поворачивал как самоходку, пять снарядов потратил, та пряталась за подбитыми, но смог. Снаряд проломил броню башни, танк медленно зачадил, танкисты его так и не покинули. А я бил осколочными снарядами, стреляя из спаренного с пушкой пулемёта. В общем, вынес с этой стороны всех немцев, семь грузовиков горело, пять разбитых и чадящих тяжёлых мотоциклов с колясками, шесть «Ганомагов». Выжившие немцы на другую сторону насыпи перебрались, там у меня мёртвая зона. Не вижу их.

Пришлось перегонять на другую сторону полотна и прицельно валить их там. То, что наши появились, я видел, видать та самая помощь, чтобы раненых забрать. Три десятка бойцов, некоторые в санитарных халатах, бежали с винтовками в руках к нам цепью. Видимо всё что было. Немцы сдались, подняли руки. Я пулемёт уже перезарядил, да и пары снарядов хватило. Вот их и разоружали, сгоняя в сторону. Ко мне командир направился, врач похоже, но я видел, что моя помощь уже не требовалась, сам на грани истощения был, маны много потратил, поэтому развернулся и погнал прочь вдоль полотна. Подальше от границы. Дальше сами справятся. Как я понял, врач погнал вперёд шофёров и санитаров, всё что было, и не прогадал. Часть раненых живы, есть кого спасать. Да и некоторые из тех что разбегались, возвращались с опаской. На четыре километра я отъехал и остановил машину. Заглушив пока. Вот так полчаса на лесной дороге стоял, медитировал. Сил поднакопил, дальше собрал трофеи с немцев. Всю мелочёвку из карманов, часы наручные у всех пятерых были, ремни с кобурами. Было пять пистолетов, два «Вальтера» и три «Парабеллума», и один «МП-40», с запасными магазинами. Всё убрал в хранилище. Тела телекинезом выкинул через люки. Дальше ранцы. Всё прибрал, боезапас к танку тоже. Вымел всё что было. Снова помедитировал. В танке попахивало отходами жизнедеятельности, тут не только от меня, но и от немцев. При сворачивании шеи такое всегда происходит, кишечник освобождается. Ничего, завёл танк, и управляя телекинезом, сидя на месте командира, покатил прочь. Куда не сунусь, нашими войсками дороги забиты. Загнал в ельник, так что ёлки завалились и скрыли танк, сам выбрался, без телекинеза никуда, и отполз метров на тридцать. Тут и обустрою лагерь, под низкими и густыми лапами ёлки. Тут и буду лечится. Сначала провёл инвентаризацию припасов. Пятерым взрослым танкистам тут на три-четыре дня похода, солидные запасы. Мне одному дней на десять, ем как не в себя. Воды немного, но я через ручей проезжал, втянул в хранилище тонны две, хватит.