Комсомолец
![Комсомолец](/uploads/covers/2023-01-28/komsomolec-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Андрей Федин
- Жанр: Альтернативная история / Попаданцы
Читать книгу "Комсомолец"
* * *
Одногруппники подошли ко мне компанией — той же, какой кучковались ещё в колхозе. Славка и Пашка во главе — высокие, солидные молодые мужчины с модными дипломатами в руках. Моих соседей по комнате сопровождали девчонки: Фролович и Пимочкина. Обе с похожими стрижками на головах, но словно две противоположности — блондинка и брюнетка. Присоединилась к ним и молчаливая Надя Боброва. Да и другие первокурсники поглядывали на меня с любопытством (как на забавное существо), пусть и со стороны.
— Ну ты и учудил, Санёк! — воскликнул Аверин.
Похлопал меня по плечу, едва не скинув с подоконника.
— Нет, зря ты себя так повёл с Феликсом, — сказал Могильный.
«Феликс, — отметил я. — Значит, Попеленский получил своё прозвище задолго до девяностых».
— Он мужик злопамятный, — добавил Пашка.
— Об этом нам с Пашей знакомый парень с третьего курса говорил, — сообщил Аверин. — Не любит он выскочек.
— Вышка у нас будет два года, — сказал Могильный. — Если Феликс тебя невзлюбит — устроит тебе весёлую жизнь. Нет, я понимаю: ты парень гордый. Но всё равно… зря ты так…
— Саша, ты должен сегодня же подойти к Виктору Феликсовичу, — заявила Света Пимочкина. — Скажешь ему, что был неправ. И обязательно извинишься.
— Не будь дураком, Усик, — произнесла Оля Фролович. — Иди к Попеленскому. Поплачься ему — может он тебя и простит.
Надя Боброва не стала мне ничего говорить.
За что я мысленно её поблагодарил.
— О чём это вы? — спросил я. — С какой такой стати я должен извиняться перед математиком?
Положил сумку себе на бедро — будто попытался отгородиться ею от студентов.
— Не помню, чтобы оскорблял его. Или чтобы повёл себя с ним неуважительно…
— Серьёзно?! — перебила меня Фролович.
Ухмыльнулась.
— Ты перед всем классом… перед всей группой заявил, что он не разбирается в математике! — сказала она. — По-твоему, это не оскорбление?
Парни улыбнулись. На их лицах прочёл, что они гордились моим геройским поступком… пусть и считали меня глупцом. А выговаривать мне нотации стали лишь по просьбе девчонок. Пимочкина смотрела на меня строго, с осуждением, словно взрослая тётя на провинившегося ребёнка (этот факт мне показался забавным). Фролович — как на идиота. Наде Бобровой дела не было до моих разборок с математиком: её больше интересовал гордый профиль Славы Аверина — девчонка не сводила с него глаз.
— Не передёргивай, — сказал я. — И не придумывай того, чего не было.
Пожал плечами.
— Я лишь сказал, что правильно решил все задания. И ничего больше. А если кому-то в моих словах послушалось иное — моей вины в этом нет.
Фролович хмыкнула («Ну и дурак», — прочёл в её взгляде).
— Саша, ты был неправ, — сказала комсорг. — Своими словами ты позволил студентам усомниться в том, что Виктор Феликсович лучше тебя разбирается в математике…
— Я сам в этом усомнился. Потому что не допустил в задачах ошибок.
— Хочешь сказать, что ты математический гений? — спросил Аверин.
Мне показалось, что спрашивал он в шутку.
Но я ответил серьёзно.
— Гений или не гений, но легко справился с теми заданиями, — заявил я. — Уверен на все сто, что мои решения верные. И если кто-то в этом усомнился — это не заставило усомниться с собственной правоте и меня.
— А ты самоуверенный, Усик, — сказала Фролович.
— Хорошо разбираюсь в математике, — парировал я.
«И не собираюсь пресмыкаться перед желторотыми псевдо математиками, — добавил мысленно. — Молоко у этого доцента на губах не обсохло. Кто он такой, чтобы я перед ним кланялся?»
— Потому не вижу причины извиняться и пресмыкаться перед чужим авторитетом, — продолжил я. — Сомнительным, прошу заметить, авторитетом. Какой он математик, если действительно усомнился в моём решении? А если он объявил мой ответ неверным из вредности — тогда я и подавно извиняться не буду.
— Гордый? — спросила Ольга.
— Знающий себе цену.
Слава и Пашка одобрительно кивнули.
— И какова же твоя цена? — съязвила Фролович.
— Очень высокая, — сказал я. — Как и у каждого советского человека.
«Ну не объяснять же вам, что мне ещё в прошлой жизни надоело кланяться перед каждым самовлюблённым говном, что мнило себя вершителем судеб, — подумал я. — Сам не так давно был главной лягушкой на болоте. А от такого быстро не отвыкнешь. Не вижу смысла ломать себя… сейчас. Чтобы порадовать какого-то плешивого козлобородого доцента».
— А я не просто советский человек.
Прижал ладонь к приколотому на груди значку.
— Я комсомолец. И не привык идти против своей совести.
«О, как завернул!»
— Вы все читали «Как закалялась сталь», — сказал я. — О том, как именно обязан поступать настоящий комсомолец. Читали?
— Эээ… ну читали, — за всю компанию ответил Славка.
— При чём здесь…
— Вы можете представить, — сказал я, не позволив Фролович договорить, — чтобы Павка Корчагин занимался лизоблюдством? Чтобы он ради мелких корыстных причин отказался отстаивать правду? Чтобы он сейчас рванул вылизывать зад Феликсу?
— Не путай…
— Не путаю!
Я спрыгнул с подоконника, горделиво распрямил спину — ну точно, как Ленин на тех настенных мозаиках в институте.
— Правду я ни с чем не спутаю!
Правое плечо вперёд, подбородок приподнят — классическая поза борца с мировым злом.
Теперь главное — не улыбаться.
«Предвыборная кампания в Законодательное собрание Вологодской области не прошла даром, — промелькнула в голове мысль, — толкать с честным лицом пафосные речи я тогда научился».
— Поступал, и продолжу поступать, как настоящий комсомолец! — заявил я. — Буду отстаивать правду любыми законными и доступными мне способами! Как того требуют от нас Коммунистическая партия и правительство. Никого и ничего не испугаюсь! Ни сейчас, ни в будущем. И не поддамся ни на какие провокации! Чего бы мне это в конечном итоге ни стоило.
Украдкой перевёл дыхание.
«Ну, прямо как с трибуны вещал, — подумал я. — Не улыбаться! Лицо должно оставаться серьёзным».
Посмотрел на лица одногруппников. Заметил, как озадаченно переглянулись Пашка Могильный и Слава Аверин. Парни словно спрашивали друг у друга: прикалывался я или говорил серьёзно — причём, но мой взгляд, больше склонялись к первому варианту — с шуткой. Прочёл сочувствие на лице Оли Фролович — девушка смотрела на меня, точно на тяжелобольного. Не понял, услышала ли мою короткую речь Надя Боброва: та на меня по-прежнему не обращала внимания.
Понял, что сотворил глупость, лишь когда увидел восторженный блеск в широко открытых глазах комсорга — Светланы Пимочкиной. Давно я не замечал в женских взглядах подобное безоговорочное обожание. Почувствовал себя не комсомольцем. И не простым студентом горного института. А предводителем секты религиозных фанатиков, объектом восхищения, полубогом. Уверен: после моих пламенных слов, Света проголосовала бы за мою кандидатуру на любых выборах.