Альпинист. Книга 2

* * *

Мне показалось, что ветер подхватил меня и я полечу как птица. Не полетел. Швырнуло вперед, потом ветка больно хлестнула по лицу, и я кубарем покатился в кусты. Успел только закрыть руками лицо. А потом все смешалось — боль, грохот, свист, удары, опять боль.

Мне повезло, прыжок был мощным, и я перелетел через гравийную насыпь, сохранив тем самым жизнь. Если бы рывок свой сделал чуть слабей, то меня бы просто размазало по острым камням. А так я лишь проехался кувырком по колючим кустарникам и врезался в ствол небольшого дерева, которое и остановило мое движение.

Некоторое время пришлось лежать. Тупая боль растекалась по телу, и было сложно понять, есть ли у меня вообще участки, не отбитые при падении. Потом, когда боль чуть утихла, я осторожно встал. Похлопал себя по ногам, рукам. Вроде цел. Огляделся.

Темнота. Лес. Ни единого огонька. И лишь луна немного рассеивает тьму, обнажая унылый чужой пейзаж. Где я? И куда идти? Топать обратно по рельсам до Пятигорска? Или идти вперед, в надежде, что следующая станция будет ближе покинутого мной города?

Я выбрал второй вариант. Пятигорск оставил после себя не самое хорошее впечатление, хотя и вины его в этом нет. Но четкие ассоциации благодаря Вектору все же остались.

Топать по рельсам было не самым приятным занятием, а наступать на ногу еще более дискомфортно — ее я отбил особенно сильно. Но это, как оказалось, еще было полбеды.

Пройдя метров пятьсот, я вдруг увидел в небольшом лесочке два красных огонька. Сначала подумалось, что это кто-то курит сигарету. Потом, приглядевшись, понял, что нет, не курит. Дыма не видно, а огоньки полыхают ровно, и на уровне пояса. Что же это? Или кто?

Я замедлил ход, потом и вовсе остановился. Мне вдруг стало любопытно. Может быть, какое-то оборудование, оставленное здесь, скажем, геологами или еще кем-то? Или рация?

От этого предположения стало тревожно и волнительно. Если рация, то значит можно связаться с людьми и попросить помощи.

Но это была не рация.

Огоньки приближались, медленно, размеренно, чуть покачиваясь во тьме. Когда же тень от кустов сошла чуть в сторону, сдуваемая ветром, я увидел истинного владельца красных огоньков.

Волк.

Одинокий, и, кажется, изгнанный из стаи — на левом боку виднелся совсем недавно затянувшийся розовый шрам. Шкура волка тоже была вся подрана.

Зверь увидел меня и остановился.

В сумрачном взоре его холодных зрачком промелькнула тень — приятное предвкушение. Мясо. Свежее мясо. Но и сомнение тоже в них появилось.

Верно, потому что просто так сдаваться я не собирался, хоть и перепугался до чертиков.

Мы некоторое время пристально наблюдали друг за другом.

А потом волк зарычал.

Звук был утробным и пробирал до самых костей. Но виду я не подал.

— Не тронь меня. Я опасен, — вдруг прошептал я, глядя зверю прямо в глаза, без страха, дерзко. — Не тронь меня. Я опасен. Не тронь меня. Я опасен.

Удивленно наставив уши, волк недоверчиво посмотрел на меня, словно бы спрашивая — разве ты посмеешь мне что-то сделать?

А я продолжал свою мантру, громче и громче:

— Не тронь меня. Я опасен. Не тронь меня. Я опасен!

И заклинание это больше помогало не отпугнуть зверя, а убедить самого себя, дать решительности. Я вдруг почувствовал, что и в самом деле могу дать отпор зверю.

— Я опасен. Я опасен. Не тронь меня.

Волк вдруг замер. А потом, вытянув морду вверх, к луне, жалобно заскулил, взывая то ли к небу и несправедливой судьбе, то ли к самому себе, изгнанному, слабому, даже не достойному добыть себе пропитание и обреченному на верную погибель.

— Я опасен! — рявкнул я и угрожающе дернулся вперед.

Волк отпрянул назад и сжался как пружина. Загривок его вздыбился, глаза дико загорелись. Пасть оскалилась. Но было поздно. Это понял и он, и я. Волк испугался, а значит, ничего уже не поможет вернуть перед ним страх.

— Уходи! Уходи! — закричал я.

И бросился вперед, прямо в сторону волку.

Зверь поджал хвост и отскочил в сторону. А потом, тявкнув, скрылся в темноте леса.

И только теперь, когда волк ушел, меня накрыло. Сердце забилось, а спина в мгновении вспотела. Меня бил крупный озноб, я едва не падал в обморок. Но страх быстро сменился истерической радостью. Прогнал волка! Без оружия, голыми руками! Кому рассказать — не поверят.

Меня начал разрывать смех. Я смеялся и плакал, выплескивая накопившиеся эмоции. Сколько так продолжалось, я не знал, но когда успокоился, почувствовал, что опустошен. Не было внутри уже ничего, лишь звенящая пустота и хотелось только одного — лечь и уснуть.

Но спать тут было нельзя. Нужно идти.

И я шел. Топал и топал по рельсам, вспоминая какие только можно песни, пел их, перемежая куплеты друг с другом, путая слова и припевы, просто мычал, когда не помнил слов — лишь бы не оставаться в этой холодной тишине наедине с ночью.

Ранним утром я дошел, наконец, до какого-то небольшого городка. Железнодорожная станция была маленькой, почти пустой. Уставший, вымотанный, я едва шевелил ногами, и мне уже было все равно где именно я. Лишь бы найти отделение милиции и сообщить обо всем. Там разберутся. Там помогут.

Пункт милиции нашелся довольно скоро. Он располагался близко со станцией и я, окрыленный находкой, рванул туда. Ворвался в дежурку, принялся сбивчиво объяснять ситуацию. Сонный дежурный прервал на полуслове, спросил:

— Парень, у тебя заявление?

— Я даже не знаю, — растерялся я. — Мне бы до Москвы добраться. И сообщить по поводу преследования. В общем, дело важное.

Дежурный как-то подозрительно посмотрел на меня, потом перевел взгляд в сторону, на стену, где висели фотороботы бандитов.

— Ладно, коли важное, то пройди в пятый кабинет. Там лейтенант Смирнов. Ему все объяснишь.

— Пятый кабинет? — уточнил я.

Тот кивнул. Взял трубку, сказал:

— Смирнов? К тебе сейчас парень подойдет. Прими, пожалуйста. Да, важное дело у него, надо помочь. И про утреннюю ориентировку не забудь. Давай, — он положил трубку, сказал мне: — Все, иди. Он ждет тебя.

Я зашел в нужный кабинет, где меня уже ждал лейтенант Смирнов. Было ему от силы лет тридцать. Голубые глаза и доброе лицо внушали доверие, и я полностью успокоился, почувствовав, что здесь мне помогут с моей бедой.

— Здравствуйте! — воскликнул я.

— Доброе утро.

— Я по поводу преследования. Мне нужно в Москву, но меня похитили, а потом…

— Так, постой, парень. Не тараторь. Давай еще раз, — устало произнес лейтенант, пряча зевок в кулак. — Все по порядку и по существу. Кто такой, куда идешь, что случилось?

— Меня зовут Андрей Герасимов, я…

— Медленней, я записывать буду.

Злоба начала подступать к горлу, но я сдержался, принялся чуть ли не по слогам диктовать ответы на его вопросы.

— Меня зову Герасимов Андрей. Я ехал на поезде до Москвы, потому что на самолет не успел.

— А зачем тебе в Москву?

Я тяжело вздохнул. Кажется, ситуация затянется надолго.

Пришлось рассказать все подробно, начиная с самих тренировок на Эльбрусе и выбором группы, согласованием кандидата в Москве и внезапным похищением и заканчивая схваткой в поезде и полетом из этого самого поезда в темноту.

Лейтенант слушал молча, словно история эта для него была будничной и лишь иногда уточнял некоторые моменты, записывая все в протокол. Когда я закончил и замолчал, он поднял заспанные глаза и спросил:

— Всё?

— Всё, — облегченно кивнул я.

— Хорошо. Теперь распишись вот здесь. Ага. Сейчас понятых приглашу, карманы вывернешь.

— Это еще зачем? — не понял я.

— Надо. Ты под описание одного человечка подходишь, который тут дела кое-какие мутные делает. Да одежда твоя тоже один-в-один похожа под описание.

— Причем здесь одежда⁈ — искренне удивился я. — Я же вам рассказал, как все было. Меня похитили! А одежда у всех одинаковая. Джинсы вон в магазине продаются, все сейчас в таких ходят. А куртка… куртка вообще не моя!

— Как это — не ваша?

— Я же рассказывал…

— Вы, Герасимов, подождите, не нервничайте. Посидите тут. Стандартная процедура, ничего страшного. Тем более вы же не какой-то хулиган или бандит?

— Нет конечно!

— Ну вот и хорошо. У меня по процедуре надо проверить, вот я и занимаюсь. Ну да, бывает одежда похожа, согласен. Но мне то нужно отработать, перед начальством отчитаться. Сейчас разберемся с этим, быстро закроем вопрос и начнем твоего Виктора ловить, или как его там?

— Хорошо, — нехотя согласился я.

Лейтенант ушел и долго не возвращался. Я терпеливо ждал его, понимая, что милиция — единственная моя сейчас помощь. Они могут разобраться во всем, позвонить куда следуют, может быть, даже Юрию Карповичу и он все решит. Только вот стыдно, конечно, перед ним будет. Вляпался я в какую-то переделку на ровном месте, проблем подкинул.

Вернулся лейтенант с двумя гражданскими — стариками. В руках у одного была авоська с пустой трехлитровой банкой, второй держал коробку с шахматами.

— Уважаемые понятые, сейчас при вашем присутствии будет произведен личный досмотр гражданина Герасимова А. и находящихся при нем вещей.

Лейтенант подошел ближе ко мне, шепнул:

— Снимешь куртку? Или мне на тебе по карманам гулять?

Я снял куртку, протянул ему.

— Черная болоньевая куртка, — начал привычно бубнить лейтенант, досматривая ее. — Имеются два наружных кармана и один внутренний. На правом рукаве имеется надрыв. В левом наружном кармане при досмотре обнаружены… монеты, сорок пять копеек мелкими монетами. В правом кармане… пусто. Во внутреннем кармане имеется небольшой, размером с половину спичечного коробка, пакетик, целлофановый, наполненный сыпучим веществом серого цвета.

Я даже не сразу понял, что говорит лейтенант и только вытянувшиеся лица дедов подсказали мне, что происходит что-то не то.

— Постойте, какое еще вещество? — насторожился я.

— Лаборатория установит, — холодно ответил лейтенант. И добавил: — Похоже на наркотики.

— Какие еще наркотики? Вы что, издеваетесь⁈

— Гражданин Герасимов, успокойтесь, сядьте, — приказал лейтенант и в его голосе зазвенела сталь. — Понятые, вам все видно?

Старики испугано закивали. Я кожей почувствовал на себе их полные упрека взгляды.

— Это не моя куртка! Я же вам рассказывал! — принялся я объяснять, но лейтенант меня не слушал, продолжая досмотр.

— Гражданин Герасимов, карманы джинсов вывернете пожалуйста.

Там ожидаемо ничего не оказалось.

— Сейчас я составлю протокол досмотра, вы, — он кивнул на стариков, — распишетесь и можете быть свободны. А вам, — он глянул на меня, — придется задержаться. И подсказывает мне моя интуиция, что надолго.