Красный рассвет

Глава 24

Еще буквально минуту назад все было просто великолепно.

Вчера вечером Родионов довольно быстро решил вопрос со Станкевичем, так что никакого продолжения история с избиением, удивительное дело, второго секретаря московского обкома не получила.

Сегодня утром я попрощался с Алисой. Нормально попрощался, да и общались мы с ней вчера вечером нормально, даже пару серий нового сериальчика вместе посмотрели. Девушка притихла, характер и воспитание свое не показывала, даже улыбалась иногда немного застенчиво. Увидит кто ее в таком состоянии, до сей поры незнакомый, может даже подумать, что хорошая девушка.

С первыми лучами солнца Алиса покинула гостиницу – Родионов отправил ее на ведомственную дачу, обещав через неделю свозить и помирить с отцом. Время до обеда забрало ленивое ничегонеделание, два завтрака и подготовительные хлопоты, но сейчас я уже был готов к выходу из отеля – надев привезенную парадную форму, наводил последний лоск перед зеркалом.

Сегодня меня ждали в посольстве Конфедерации, чтобы возвести в статус кавалера ордена «Легион Почета» – вручаемого за выдающиеся заслуги. Орден мне полагался четвертой степени – статуса «легионер», предусмотренного для награждения младших чинов, но зато с литерой «V», подразумевающей проявленную в боевой обстановке отвагу.

Красавчик я, конечно – парадную форму до этого момента надевал всего один раз, больше поводов не было. Сейчас же, когда к знакам отличия на правой стороне груди добавились планки государственных наград – медали «За Отвагу» и орден Богдана Хмельницкого четвертой степени, так и вовсе отлично выгляжу.

Горжусь собой.

Даже прямо сейчас, несмотря на накатывающую как девятый вал новую проблему, краем глаза смотрел на себя в зеркало и не мог об этом не думать. «Вид имел лихой и придурковатый», – подсказал внутренний голос, после чего я полностью вернулся в реальность и перестроился на рабочий лад.

Снова посмотрел в глаза недавно ворвавшемуся в комнату Семеновичу, и наконец убрал руку от заломленного берета, который только что поправлял, выверяя положение кокарды.

Так, что он только что спросил. Что я знаю о мобилизационных мероприятиях и порядке их проведения в Российской Федерации? О, это прекрасная история. Если глядя на себя в зеркало в парадной форме я невольно гордился собой, то проходя Курс молодого бойца, вникая в действующую в этом мире мобилизационную систему, я гордился страной.

Три месяца обязательной службы, девяносто дней – каждому, чтобы никто не ушел обиженный. Если служба проходила в гвардейских частях или подразделениях штата «А» – частях постоянной готовности и быстрого реагирования, то каждый год на протяжении следующих пяти лет проходили обязательные сборы по три недели, с назначением в штат кадрированной части. Три недели в год, еще сто пять дней к первым трем месяцам. Военнослужащий первой очереди готовности, так это называлось – в запас после КМБ не отправляли.

Были те, кто привлекался на сборы не следующие пять лет, а шесть и более, но – раз в два года. Как в этом случае происходит и сколько дней проходят сборы, не знаю – не узнавал; я служил в Арктической бригаде постоянной готовности, еще и получил после КМБ направление на офицерские курсы. Которые, кстати – в случае их окончания, подразумевали оплату высшего образования от государства.

Государство вообще всем тем, кто оставался неподалеку от вооруженных сил, серьезно помогало. Первая сторона вопроса – идеологическая, она же по факту практическая: без службы в вооруженных силах просто невозможно было занять сколь-нибудь серьезную должность на госслужбе, да и в обществе приходилось выглядеть белой вороной. Вторая основная сторона вопроса – экономическая. Слишком много преференций давали вооруженные силы – от приличного денежного довольствия, до налоговых льгот и той же оплаты высшего образования.

В общем, в результате проведенной на исходе девяностых годов двадцатого века реформы, крайне тесно интегрировав общество с армией, государство теперь имело возможность в краткие сроки развернуть вооруженные силы приводя их к штатам военного времени. Причем сделав это не в авральном режиме, а во вполне рабочем порядке – потому что мобилизационные процессы из-за постоянных пусть коротких, но массовых сборов работали как часы. Иногда работали армейским способом, конечно, но всегда работали в рамках отлаженной системы, исключающей необходимость личного подвига.

Это я все к чему – за мной только что пришли. По-взрослому пришли: вокруг гостиницы все выезды перекрыты массивными внедорожниками с красными полосами военной комендатуры, не меньше полутора десятка машин, и сразу два автобуса. Думаю, несколько сотен человек собралось, чтобы вручить мне повестку.

Сильный ход. И бежать некуда, никто меня уже от возвращения в армию не спасет. Даже санитарный вертолет не прилетит, как недавно в Сестрорецке – недавно слышал гул винтов, над гостиницей две машины сразу кружат, с крыши забрать меня не дадут.

Все предусмотрено.

Всех людей Семеновича, что были снизу у лифтов, или уже, или вот-вот просто сомнут массой, так что совсем скоро комендачи окажутся у нас наверху. Об этом только что Семенович мне и рассказал, сразу после вопроса о мобилизации.

Похоже, закончилась моя карьера в Федеральной Службе Безопасности, так и не успев начаться. Жалко, жалко. Учебная часть Береговой охраны в Ки-Уэст, во Флориде, проекция и пригляд Родионова – я уже настроился на комфортное пребывание в ожидании прорыва демонов, причем ожидание неподалеку от места действия грядущего.

Сейчас же, когда меня заберут по повестке и отправят… куда? В том-то и дело. Понятно, что задача моя скорее всего будет примерно та же, что и под эгидой у ФСБ, но вот надеяться на удовлетворительное свое положение – как здесь и сейчас, да и за последние недели, уверенно я не могу. Сопротивляться же призыву сейчас – это как бежать по путям навстречу локомотиву и кричать: «Я тебя задавлю».

– Лбами с парнями вы стукаться не собираетесь? – на всякий случай спросил я, взглядом показав вниз.

– Не можем. Они сейчас полностью в своем праве, ты же в списках части.

– Но? – уловил я интонацию в словах Семеновича.

– Но ты еще не получил повестку.

Я выразительно на Семеновича посмотрел. Мнется он как-то, явно волнуется и даже усы теребит – никогда он этого не делал, первый раз вижу.

– Я не могу тебе приказать, но…

– Что?

– Есть вариант.

– Какой?

– Опасный вариант. Я могу дать тебе парашют.

Арктическая бригада, в которой я служил, является частью Береговых войск, но мы проходили и воздушно-десантную подготовку, Семенович об этом знал. Но прыгать из этого здания, высотой едва метров двести…

– Прыжок с принудительным раскрытием, я ассистирую, купол тебе вытяну. Со смотровой площадки по прямой, к речке.

– Семеныч, ты серьезно? У тебя здесь есть парашют?

– Макс, это двадцать девятый этаж, номер иногда используется как конспиративная явка. Конечно здесь есть парашют.

– Зачем на конспиративной явке парашют?

Своими вопросами я пытался отсрочить принятие решения. Хотя чего тут отсрачивать – я уже решил, просто боюсь пока себе в этом признаться.

– На всякий случай, как зачем? – между тем пожал плечами Семенович.

Хотел было я ему напомнить о том, что в торговом представительстве в Новом Орлеане были пулеметы, но не было гранат и ПНВ. Не стал, промолчал.

– Если ты готов сейчас спрыгнуть с повестки, то самолет будет ждать тебя в Шереметьево или во Внуково, куда доберешься.

– Подъезды к аэропортам же перекроют.

– Да, перекроют, – задумался Семенович, так и продолжая теребить усы. Но вдруг вскинулся: – Знаешь, что? А давай в посольство Никарагуа. Здесь рядом, у Круглого дома на Довженко, его любой таксист знает.

– В посольство Никарагуа? – выделил я интонацией название страны.

– У конфедератов тебя ждут наверняка, с кавалерией.

Ну да, точно.

– Ясно. Давай парашют.

– Систему знаешь?

– Рассказывай.

– Пошли, по пути расскажу.

– Куда пошли?

– На выход, пошли-пошли, – показал мне на дверь Семенович. Сам он уже подбежал и распахнул один из шкафов, откуда достал яркий небольшой ранец, по виду рюкзак спортивный. Выбежали из номера, сразу же столкнулись с одним из людей Семеновича. Никифоров его фамилия, еще по торгпредству в Новом Орлеане помню.

– Мы вырубили лифты, но…

– Понял Леха, понял, – махнул рукой Семенович.

Пробежав по коридору мы с ним, перепрыгивая ступеньки, поднялись на несколько этажей вверх по лестнице, едва не снеся по пути небольшую замешкавшуюся компанию. Сегодня весенний погожий денек, светит солнце – и на открытой к посещению площадке тридцать третьего этажа много народа, да и ресторан работает.

Не выходя с лестницы на смотровую площадку, я снял берет, надел ранец с парашютом, затянул и проверил все ремни под приглядом Семеновича. После этого он уже сам подтянул мне грудную перемычку, дернул ремни ножных обхватов, проверяя натяжение.

– Что-то мне надо знать? – спросил я у него.

– Парашют я тебе принудительно выдерну. Петли управления красного цвета, не ошибешься. Лети прямо, при приземлении ноги вместе, купол сразу гаси. На набережной как можно скорее лови такси, тебе в посольство Никарагуа. Все.

– Погнали.

Выскочили с лестницы на смотровую площадку, осмотрелись по сторонам. Здесь стеклянное ограждение в половину человеческого роста, прыгать с такого никак – только если как через барьер. Поэтому уже через пару секунд мы пододвинули к ограждению несколько пустых столов.

В ресторане были люди, многие уже вставали, смотрели на нашу суету с удивлением. Бежал в нашу сторону официант, но на него мы не обращали внимания. Заскочили на столы, я подошел к самому краю. Под ногами – светло-зеленый парк, чуть дальше изгибающаяся набережная Тараса Шевченко, по которой едут немногочисленные машины. Гул винтов слышен, но машин не видно – с другой стороны здания сейчас.

Солнышко светит горячо, по-весеннему, какой прелестный день. Но ветерок свежий, сейчас с порывом даже стылый – я поежился.

– Готов?

– Готов.

– Пошел.

Разбежался в три шага по белоснежной скатерти и прыгнул. Нога в последний момент проскользнула по поехавшей скатерти стола, оттолкнулся неудачно – прямо чтоб красивый полет, с раскинутыми в сторону руками в прыжке веры, не получился.

Вытягивающей стропой меня еще отклонило чуть назад, после купол вырвался на свободу закрывая небо, плечи сильно дернуло, замелькали стропы и яркая желтая ткань купола-крыла. Я зацепился взглядом за петли управления – красные, яркие, как Семенович и обещал. Но тут понял, что у меня перекрутило стропы, и я падаю неуправляемо.

Несколько неприятных мгновений – в моменте длящихся отдельную вечность, после чего стропы раскрутило, при этом меня разворачивая. Вот только теперь я летел совсем не прямо – не по плану в сторону сквера и дальше к набережной за которой возвышается Белый дом. Меня развернуло, и сейчас по пологой дуге я снижался в обратную сторону. Не прямо к фасаду гостиницы, чуть вбок – в стену примыкающего к высотке гостиницы десятиэтажной пристройки крыла здания.