Тайга

* * *

Из поселка вела одна единственная грунтовая дорога. Сейчас, по прошествии долгих лет, она пришла в полнейшую негодность — оплыла, разрушилась, покрылась кустарником и травой. Очертания ее еще легко угадывались под зеленой порослью, но все говорило о том, что это ненадолго.

Юрка озирался вокруг, восхищался как ребенок:

— А все-таки удачно мы вышли, правда Миш?

Я кивал и думал, что никак не могу разуметь, какой же он на самом деле, этот друг детства. Положительный он герой или совсем наоборот. Настроение у парня менялось словно флюгер, не оставляя мне шансов определиться окончательно.

С Колькой была та же история. Шутит он, нарочно наводит страху или действительно верит во всю свою шаманскую белиберду? Какая цель всей этой байки с хозяином? Вопросы, одни вопросы.

Я незаметно для себя вздохнул. Из всей троицы один только Антон казался мне сугубо положительным персонажем. Умным. Сильным. Рассудительным. Все это делало его и самым подозрительным.

Мысль моя незаметно улетела к тем, кто остался в лагере, кто ждет от нас вестей. Как они там: девчонки, Эдик? Куда подевался неизвестный мне Генка Белов? Жив он или совсем наоборот? Разум твердил, что вряд ли жив. Зиночкины слезы требовали иного развития событий.

Я снова вздохнул. Как же все сложно на этом свете. Как тяжко не понимать, что происходит, не знать ничего. Сколько я тут? Неделю? Я нахмурил лоб, посчитал прошедшие ночи и понял, что всего четыре дня. Четыре! Сегодня с утра пошел пятый. Вздох опять вырвался из моей груди.

— Ты чего это распыхтелся? — Юрка дружески пихнул меня в бок.

Настроение у него было прекрасным. Близость цивилизации сделала парня счастливым. Мое же настроение стремилось к нулю.

— Отстань, — огрызнулся я.

— Чего это сразу отстань? — Его невозможно было сбить с мажорного состояния. — Смотри. Небо голубое! Солнце светит! Птички поют…

На этом месте он запнулся, быстро глянул на тайгу. Кукушка молчала. Юрка вновь воспрянул духом и продолжил перечисление:

— Комаров почти нет. Лето. День. Не жизнь, а песня!

На этом месте Санжай залихватски кхекнул, подмигнул мне и заорал совсем немелодично:

Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня.

— Да ну тебя.

Юрка обиделся и замолк. Правда, ненадолго. Скоро они выводили на два голоса:

Я вернусь домой на закате дня.
Обниму жену, напою коня.
Обниму жену, напою коня.

— Совсем уже, — я постучал пальцем по лбу.

— Пусть бесятся, — сказал Тоха. — Им надо сбросить напряжение.