Комсомолец

* * *

Жидков ушёл.

Я слышал, как скрипели под ним ступени крыльца.

«Безобидный», — вновь вспомнилось определение, данное Рихарду Жидкову моей институтской кураторшей. Хозяин этого дома, и правда, показался мне обычным дядькой. Самым обыкновенным. Ничем особенно не примечательным (хотя в прошлой жизни я бы посчитал его слишком щуплым и мелким). Без заметных отклонений в поведении. Он злился, когда и полагалось злиться. Когда положено — улыбался. Не сразу доверял незнакомцам. Но и не выглядел нелюдимым.

«Каннибал» — так было написано на папке, куда Людмила Сергеевна сложила газетные статьи и собственные записи об этом человеке. Рихард Жидков не показался мне тем самым чудовищем, которым журналисты в девяностых запугивали жителей Зареченска — не безжалостным убийцей и людоедом. Я попытался представить, как Жидков своими детскими пальчиками отрывает от мёртвых тел человеческую плоть… и улыбнулся: уж очень сюрреалистичной выглядела нарисованная моим воображением картина.

Я огляделся. Интерьер дома мне показалось скромным даже для полузаброшенной дачи — и уж тем более, для городского жилища. Комната, где я сейчас находился, походила на гостиную. Почти без мебели: лишь одинокий сервант у белой стены, да небольшой стол с тремя стульями. Коричневые половицы под ногами (выкрашенные под цвет мебели), приколоченные гвоздями с большими шляпками. Почти четвёртую часть комнаты занимала свежепобеленная печь с железной заслонкой, под которой на полу я разглядел крошки древесного угля.

И никаких признаков расчленённых человеческих тел.

Почувствовал шевельнувшиеся в душе сомнения. «А как ты думал, будет выглядеть его жилище? — спросил сам у себя. — Надеялся увидеть законсервированные головы в банках за стеклом на серванте? Человеческую кожу на стене вместо этих дурацких ковров? Чаши из черепов и вазы из тазовых костей на столе?» Стянул с тарелки полотенце. При виде печенья (невзрачного, «песочного» — много раз ел похожее в детстве) заурчал живот, будто я оставил его сегодня без завтрака. «А ещё печенье из костной муки, — добавил я. — Конечно же, из человеческой».