Вся жизнь - один чудесный миг

Минуту!.. вспыхнули! пылают — легкий дым,

Виясь, теряется с молением моим.

Уж перстня верного утратя впечатленье,

Растопленный сургуч кипит… О провиденье!

Свершилось! Темные свернулися листы;

На легком пепле их заветные черты

Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый,

Отрада бедная в судьбе моей унылой,

Останься век со мной на горестной груди…

А. С. ПУШКИН

П. А. Вяземский — А. С. Пушкину. 6 ноября 1824 г.

…Твое Море прелестно! Я затвердил его наизусть тотчас, а это по мне великая примета… Спасибо, мой милый виртуоз! Пожалуйста, почаще бренчи, чтобы я не вовсе рассохся! Твое любовное письмо Тани: Я к вам пишу, чего же боле? прелесть и мастерство. Не нахожу только истины в следующих стихах:

Но, говорят, Вы нелюдим.

В глуши, в деревне все Вам скучно,

А мы ничем здесь не блестим!

Нелюдиму-то и должно быть не скучно, что они в глуши и ничем не блестят. Тут противумыслие! Сделай милость, пришли скорее своих Цыган…

А. С. Пушкин — П. А. Вяземскому. 29 ноября 1824 г.

…Дивлюсь, как письмо Тани очутилось у тебя. N. В. истолкуй это мне. Отвечаю на твою критику: Нелюдим не есть мизантроп, т. е. ненавидящий людей, а убегающий от людей. Онегин нелюдим для деревенских соседей; Таня полагает причиной тому то, что в глуши, в деревне все ему скучно и что блеск один может привлечь его… если впрочем смысл и не совсем точен, то тем более истины в письме; письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!

А. С. Пушкин — Д. М. Шварцу

Вот уже четыре месяца, как нахожусь я в глухой деревне, — скучно, да нечего делать… Уединение мое совершенно, праздность торжественна. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством, и то вижу его довольно редко… целый день верхом, вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны… она единственная моя подруга, и с нею только мне не скучно.

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей.

А. С. ПУШКИН, Евгений Онегин

Арина Родионовна была посредницей, как известно, в его сношениях с Русским сказочным миром, руководительницей его в узнании поверий, обычаев и самых приемов народа, с какими подходил он к вымыслу и поэзии. Александр Сергеевич отзывался о няне, как о последнем своем наставнике, и говорил, что этому учителю он много обязан исправлением недостатков своего первоначального французского воспитания. Простонародный рассказ «Жених» остается блестящим результатом этих отношений между поэтом и БЫВАЛОЙ старушкой. В тетрадях Пушкина находятся семь сказок, бегло записанных со слов няни. Из них три послужили основой для известных сказок Пушкина, писанных им с 1831 года… да, вероятно, и остальные простонародные рассказы Пушкина вышли из того же источника, хотя оригиналов их мы не находим в его тетрадях.

П. В. АННЕНКОВ

Сказка Арины Родионовны, записанная Пушкиным

Некоторый царь задумал жениться, но не нашел по своему нраву никого; подслушал он однажды разговор трех сестер. Старшая хвалилась, что государство одним зерном накормит; вторая, что одним куском сукна оденет; третья, что с первого года родит тридцать три сына. Царь женился на меньшой…

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

«Кабы я была царица, —

Говорит одна девица, —

То на весь крещеный мир

Приготовила б я пир».

«Кабы я была царица, —

Говорит ее сестрица, —

То на весь бы мир одна

Наткала я полотна».

«Кабы я была царица, —

Третья молвила сестрица, —

Я б для батюшки-царя

Родила богатыря».

А. С. ПУШКИН, Сказка о царе Салтане…

Сказка Арины Родионовны, записанная А. С. Пушкиным

«Ах! говорит царь, поеду посмотреть это чудо». — Что за чудо, говорит мачеха, вот что чудо: У МОРЯ ЛУКОМОРЬЯ СТОИТ ДУБ, И НА ТОМ ДУБУ ЗОЛОТЫЕ ЦЕПИ И ПО ТЕМ ЦЕПЯМ ХОДИТ КОТ, ВВЕРХ ИДЕТ — СКАЗКИ СКАЗЫВАЕТ, ВНИЗ ИДЕТ — ПЕСНИ ПОЕТ. Царевич прилетел домой и, с благословения матери, перенес перед дворец чудный дуб.

У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том:

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом;

Идет направо — песнь заводит,

Налево — сказку говорит.

А. С. ПУШКИН, Руслан и Людмила

Сказка Арины Родионовны, записанная А. С. Пушкиным

Купец поехал искать работника. Навстречу ему Балда. Соглашается Балда идти ему в работники, платы требует только три щелчка в лоб купцу. Купец радехонек, купчиха говорит: «Каков щелк будет». Балда дюж и работящ, — но срок уж близок, и купец начинает беспокоиться…

«Нужен мне работник:

Повар, конюх и плотник.

А где найти мне такого

Служителя не слишком дорогого?»

Балда говорит — «Буду служить тебе славно

Усердно и очень исправно,

В год за три щелчка тебе по лбу,

Есть же мне давай вареную полбу».

Призадумался поп,

Стал себе почесывать лоб.

Щелк ведь щелку розь.

Да понадеялся на русский авось.

А. С. ПУШКИН, Сказка о попе и о работнике его Балде.

С той минуты, как я узнал, что Пушкин в изгнании, во мне зародилась мысль непременно навестить его. Собираясь на рождество в Петербург для свидания с родными, я предположил съездить в Псков к сестре… а оттуда уже рукой подать в Михайловское.

Перед отъездом, на вечере у… князя Голицына, встретился я с А. И. Тургеневым, который незадолго до того приехал в Москву. Я подсел к нему и спрашиваю: не имеет ли он каких-нибудь поручений к Пушкину, потому что я в генваре буду у него. «Как! Вы хотите к нему ехать? Разве не знаете, что он под двойным надзором — и полицейским и духовным?» — «Все это знаю; но знаю также, что нельзя не навестить друга после пятилетней разлуки в теперешнем его положении…»

…Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся, все лес, и снег им по брюхо — править не нужно. Скачем опять в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились с маху в притворенные ворота при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора…

Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками. Не нужно говорить, что тогда во мне происходило. Выскакиваю из саней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страшный холод, но в иные минуты человек не простужается. Смотрим друг на друга, целуемся, молчим! Он забыл, что надобно прикрыть наготу, я не думал об заиндевевшей шубе и шапке.

Было около восьми часов утра. Не знаю, что делалось. Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в том самом виде, как мы попали в дом: один почти голый, другой — весь забросанный снегом. Наконец, пробила слеза (она и теперь, через тридцать три года, мешает писать в очках) — мы очнулись. Совестно стало перед этой женщиной, впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая, — чуть не задушил ее в объятиях.

Все это происходило на маленьком пространстве. Комната Александра была возле крыльца, с окном на двор, через которое он увидел меня, услышав колокольчик. В этой небольшой комнате помещалась кровать его с пологом, письменный стол, диван, шкаф с книгами и пр., пр. Во всем поэтический беспорядок, везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах). Вход к нему прямо из коридора; против его двери — дверь в комнату няни, где стояло множество пяльцев.

Вообще Пушкин показался мне несколько серьезнее прежнего, сохраняя, однакож, ту же веселость; может быть, самое положение его произвело на меня это впечатление. Он как дитя был рад нашему свиданию, несколько раз повторял, что ему не верится, что мы вместе. Прежняя его живость во всем проявлялась, в каждом слове, в каждом воспоминании: им не было конца в неумолкаемой нашей болтовне. Наружно он мало переменился, оброс только бакенбардами…

Пушкин сам не знал настоящим образом причины своего удаления в деревню; он приписывал удаление из Одессы козням графа Воронцова из ревности; думал даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые его разговоры о религии.

…Пушкин заставил меня рассказать ему про всех наших первокурсных Лицея, потребовал объяснения, каким образом из артиллериста я перебрался в судьи. Это было ему по сердцу, он гордился мною и за меня.

…Незаметно коснулись опять подозрений насчет общества. Когда я ему сказал, что не я один поступил в это новое служение отечеству, он вскочил со стула и вскрикнул: «Верно, все это в связи с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать». Потом, успокоившись, продолжал: «Впрочем, я не заставлю тебя, любезный Пущин, говорить. Может быть, ты и прав, что мне не доверяешь. Верно, я этого доверия не стою — по многим моим глупостям». Молча, я крепко расцеловал его; мы обнялись и пошли ходить: обоим нужно было вздохнуть.

…Потом он мне прочел кой-что свое, большею частию в отрывках, которые впоследствии вошли в состав замечательных его пиес; продиктовал начало из поэмы «Цы-ганы» для «Полярной звезды» и просил, обнявши крепко Рылеева, благодарить за его патриотические «Думы».

И. И. ПУЩИН

Умолкни, ропот малодушный!

Гордись и радуйся, поэт:

Ты не поник главой послушной

Перед позором наших лет;

Ты презрел мощного злодея;

Твой светоч, грозно пламенея,

Жестоким блеском озарил

Совет правителей бесславных,

Твой бич настигнул их, казнил

Сих палачей самодержавных;

Твой стих свистал по их главам…

А. С. ПУШКИН, Андрей Шенье

…время шло за полночь. Нам подали закусить; на прощанье хлопнула третья пробка. Мы крепко обнялись в надежде, может быть, скоро свидеться в Москве. Шаткая эта надежда облегчила расставание после так отрадно промелькнувшего дня. Ямщик уже запряг лошадей, колоколец брякал у крыльца, на часах ударило три. Мы еще чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто чувствовалось, что последний раз вместе пьем, и пьем на вечную разлуку! Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани. Пушкин еще что-то говорил мне вслед; ничего не слыша, я глядел на него: он остановился на крыльце, со свечой в руке. Кони рванули под гору. Послышалось: «Прощай, друг!» Ворота скрипнули за мной…