Эмир Кустурица. Где мое место в этой истории? Автобиография
- Автор: Эмир Кустурица
- Жанр: Биографии и мемуары
- Дата выхода: 2012
Читать книгу "Эмир Кустурица. Где мое место в этой истории? Автобиография"
— Выше ноги, черт возьми! — крикнул он. — Если ты зацепишь барьер и обдерешь себе колени о гравий, обвинят меня!
Пока по пустому стадиону разносился его голос, у меня возникло ощущение, что у моей правой ступни отрос шестой палец. Я поднял ногу: в моем ботинке что-то шевелилось… Что за чертовщина? В обувь офицера в отставке пробрался мышонок, маленький грызун! Я не знал, что мне делать. В панике я принялся стучать ногой о землю, но мышь зашевелилась еще сильнее. Тогда я предпринял бег на месте: поднимал ноги и, словно одержимый, с силой опускал их на землю. Я надеялся, что грызун погибнет под моим весом и я смогу его выкинуть из своего ботинка, который был велик мне на два размера. Я остановился и прислушался. Мышь снова устроилась сбоку ступни. Похоже, ей было более комфортно, когда я бежал. Словно ей нравилось ставить человеческое существо в неловкое положение. Как только я останавливался, она тут же начинала ерзать, словно говоря: «Почему этот идиот стоит, разве он не видит, что я намного лучше себя чувствую, когда он двигается быстрее?» Я бросился бежать как ошпаренный, тихонько вскрикивая, и это был мой самый быстрый пробег по стадиону, который стал также кругом почета с мышью в ботинке. На этом моя короткая карьера легкоатлета закончилась.
В условиях новой концепции «алкоголь дома, а не в кафе» ситуация в нашей семье развивалась в положительную сторону. Такую оценку дал один журналист теленовостей Сараево. Мой отец собирал у себя своих лучших друзей, которые приходили, привлеченные ароматом мяса с овощами. Во время этих «посиделок» я видел врачей, инженеров, режиссеров, но больше не смотрел на них украдкой, как раньше, когда мы жили в квартале Горица. Там я делал вид, что сплю на диване гостиной, чтобы слушать, о чем взрослые разговаривают между собой. Теперь же я был среди них, хотя и не вмешивался в их беседу. Порой, во время разговора, я узнавал свои собственные проблемы, но ограничивался тем, что старательно кивал головой — это означало мое согласие с ними по всем пунктам. Мы нашли способ оправдать мое отсутствие в школе. Сиба Крвавац получил от одной из своих любовниц справку, в которой говорилось, что я в течение полутора месяцев посещал сеансы лечебной гимнастики для колена.
В конце семестра кинорежиссер-волшебник Сиба Крвавац устроил мой перевод из Пятого во Второй лицей Сараева. Сербский язык и философия стали моими любимыми предметами. Я открыл для себя писателя Радое Домановича, который буквально озарил мою жизнь, а в философии, изучая силлогизмы[27], я убедился в преимуществе своих герцеговинских корней. Мы, герцеговинцы, приходим к логическим заключениям кратчайшим путем. В Сараеве, когда хотели кого-то обидеть, часто говорили: «В нем герцеговинец борется с человеком». Я учился делать логические умозаключения, что было не так просто. Особенно мне нравился учитель философии Миланович Срето. Он был забывчивым и рассеянным, и мы все его очень любили. Однажды он вышел из школы и отправился домой с журналом под мышкой, а на следующее утро вернулся в лицей с тем же журналом, но уже в домашних туфлях. Поскольку дело было весной, он ничего не заметил до тех пор, пока один из коллег не сказал ему об этом в учительской.
Эти домашние посиделки всегда начинались одинаково: прежде чем начать выпивать и закусывать, Сиба Крвавац заставлял всех смотреть телевизор. Все устраивались поудобнее и слушали новости, которые неизменно начинались со слов: «Сегодня товарищ Тито посетил…» Однажды вечером доктор Липа повернулся к Сибе и прошептал ему, подмигнув моему отцу:
— А он, случайно, не носит парик?
— Исмет, прекращай свои провокации! — ответил Сиба, чтобы его унять.
— Это не провокация, я серьезно, это не его волосы!
— Как это — не его? Господи сохрани, просто невероятно, до какой степени вы можете быть завистливыми, мужчины! — вмешалась в разговор Сенка.
— Это вовсе не зависть, Сенка. Посмотри-ка на него сама. Это не его волосы!
— Да его это волосы, просто он их покрасил, — встрял дядя Омерица.
— Хватит нести чушь! — возмутился Сиба, показывая пальцем на люстру, непонятно, ради шутки или из страха, что нас подслушивают.
Этот страх уже не был паническим, как во время дискуссий с моим отцом в Горице. Тогда он делал все возможное, чтобы помешать прослушать и записать речи моего отца. Когда ему не удавалось его унять, он прямо посреди фразы принимался петь во все горло, пока Мурат не замолкал.
— Кто несет чушь? — уточнил дядя Омерица.
— Ты!
— Вовсе нет! Как у мужчины в его возрасте не может быть ни одного седого волоска?
— Сейчас есть новые шампуни, которые закрашивают седину! — заявила Сенка, встав на защиту Тито.
— Сенка, ты говоришь о хне!
— Господи, да я прекрасно знаю, что такое хна! Это я крашу волосы хной, а не ты!
— Да посмотрите сами! Это не его волосы! На этих волосах никогда не было ни капли хны, — настаивал доктор Липа.
Мой отец, который до сих пор хранил молчание, что было необычно, когда речь заходила о Тито, внезапно произнес:
— Друзья мои, Омерица прав, это действительно не его натуральный цвет волос, он покрасил их ваксой!
— Чем? — переспросила Сенка. — Я не расслышала!
— Ваксой! Сенка, твой муж совсем спятил! — гневно произнес Сиба.
— Хватит выдумывать, Мурат, никакая это не вакса! — сказал Омерица, чтобы подлить масла в огонь, делая вид, что встает на сторону Сибы.
— Нет, дорогой мой, именно вакса дает наилучший результат. Человеческий волос состоит из протеина и плохо переносит химические вещества. Вакса не наносит вреда здоровью, нужно только не злоупотреблять ею!
Мой отец говорил это с важным видом, как актер Бора Тодорович, когда играл роль мафиози.
— Ради бога, Мурат, как ты можешь такое говорить? — возмутилась моя мать.
— Какое — «такое»? — спросил отец.
— Как ты можешь говорить, что он красит волосы ваксой для обуви? Ты совсем распоясался!
Сиба громко добавил, чтобы все присутствующие, а также возможные шпионы могли его слышать:
— Сенка, он не распоясался, он сошел с ума… Когда-то актеры мазали себя ваксой, чтобы играть негров, но не президент же республики! — пояснил знаменитый режиссер, вспомнив о тяжелых годах, проведенных на острове «Голи-Оток» за гораздо менее серьезный проступок, чем шутка о волосах Тито.
— Друзья мои, давайте споем, совсем не обязательно говорить о политике.
— Это не политика, Сенка! Разве не видишь, что мы посвящаем друг друга в секреты парикмахерского дела? — настаивал на своем отец, словно актер, использующий свои последние ресурсы, чтобы рассмешить публику.
— Мурат, прекрати ради бога, умоляю тебя!
Теперь моя мать сердилась и показывала на Сибу Крваваца, который выглядел очень встревоженным.
Омерица затянул песню: «Расцвели ли розы у меня в саду?»
После небольшой проделки моего отца и его выдумки с ваксой и Тито я воспользовался ситуацией и пригласил Сибу в свою комнату. Он только этого и ждал.
— Как же они постарели! — сказал он мне. — У них уже начался маразм, мой Эмир. Господи, избавь нас от такой участи!
Я задал ему вопрос, который давно меня мучил. К тому времени я посмотрел большое количество фильмов, и многое мне было непонятно. Фильмы Сибы о дружбе во время войны мне очень нравились. Особенно я полюбил «Мост», где солдат нес на своей спине товарища, серьезно раненного в ногу. Товарищ умолял своего друга бросить его и спасаться самому. Но тот отказывался оставить друга в беде и лишь отвечал: «Никогда, братишка». Что значило «братья навсегда», и герой произносил это очень трогательно.
Я расспрашивал Сибу не столько ради того, чтобы услышать ответ, сколько для того, чтобы показать, что, несмотря на свои единицы, я не был круглым идиотом.
— Дядя Сиба, я восхищаюсь вашими фильмами о партизанах! Но почему в нашей стране никто не снимает нормальных фильмов о любви?
— Ну, все ждут, пока ты окончишь киноакадемию.
— Не смейтесь надо мной, я серьезно.
— С чего ты решил, что я над тобой смеюсь?
— Как я могу стать кинорежиссером?!
— В этом нет ничего сложного. Сначала ты учишься всему понемногу, ни на чем не специализируясь. Ты знаешь одновременно всё и ничего конкретного. В совершенстве.
— Всё и ничего?
— Совершенно верно. Ты просто учишься профессии.
«Это очень на меня похоже, — подумал я, — я вечно всюду сую свой нос, мне интересно все».
— Профессии надо учиться в институте?
— И на практике. Мы всему учимся на месте, в качестве помощников.
Я настаивал со свойственным мне упорством:
— Как мне научиться снимать фильмы о любви?
— Скажи-ка, мой мальчик, ты когда-нибудь был влюблен?
— Только полтора раза.
Я уже понял, что жизнь в полуторакомнатной квартире оказала влияние на мою личную жизнь.
— Как можно влюбиться полтора раза?
— Можно. Первый раз я был влюблен в Снежану Видович и тайком целовал ее несколько раз. А второй раз была Невенка, я трогал ее грудь.
— Что ты делал?
— Просто трогал ее грудь. Ничего больше.
— Ничего больше?! Понятно. А теперь самое время сделать и то, и другое: влюбиться и трогать грудь, которую ты должен мять, подобно женщинам, замешивающим место для слоеных пирогов, и пойти до конца, сделать это.
— Что — это?
— Ну, когда все соединяется и становится одним, и первое, и второе, а половинка превращается в целое.
Я смутился и покраснел как рак, когда понял, что именно нужно делать.
— Фильм о любви должен быть современной историей. Или скорее классической историей, костюмы и сценография которой современны, а тема отражает вечную человеческую проблему. Двое любят друг друга, а третий мешает восторжествовать их любви. Влюбленные борются с ним, на их пути встает непреодолимое препятствие, но в итоге любовь побеждает. Как, например, у Ромео и Джульетты, Омера и Меримы. Все эти правила можно найти в книгах. Любая история должна иметь начало, середину и конец. Этому учат в институте.
Я был безгранично благодарен Сибе, поскольку он помог мне понять, что мое истинное призвание — стать режиссером. Я еще не до конца осознавал смысл этой профессии, но это было неважно. В ту пору меня уже беспокоило мое будущее. Порой я опасался потерпеть неудачу в своей попытке стать
Некоторое время спустя, когда мой отец и Сиба завершали вечер за бутылкой вина, последний заявил моему отцу:
— У твоего парня очень выразительные глаза, я дам ему маленькую роль в моем фильме «Вальтер», но пока ничего ему не говори. Подожди конца семестра.
Но уже на следующее утро, когда отец будил меня в школу, он не смог удержать язык за зубами:
— Если будешь хорошо учиться, Сиба возьмет тебя на роль в свой будущий фильм.
Меня не очень привлекала стезя актера, но я был счастлив, что Сиба так хорошо ко мне относится. На самом деле мне гораздо больше нравилось слово «режиссер», даже если я не имел ни малейшего представления о его истинном значении.
Однажды после школы я отправился вместе с матерью в Храсни навестить бабушку. По пути мы разглядывали витрины магазинов, и я заметил в одном из них фотоаппарат. Это была русская модель «Зоркий», он стоял в сторонке, рядом с пятью другими моделями восточногерманской фирмы «Практика». Меня осенило: это могло бы стать моим первым шагом к режиссерской работе. В конце концов, фильм — всего лишь серия правильно соединенных фотографий.