Монархи Британии

За несколько месяцев король сокрушил восстание — без больших потерь и решительных сражений, с помощью быстрых марш-бросков, осад, а иногда и подкупа. Когда все закончилось, он проявил свое великодушие, простив сыновей и даже вернув им прежние владения. Он хотел помириться и с Людовиком, но тот не желал мира и побудил принцев продолжить сопротивление. Одновременно он заключил союз с шотландским королем, и тот перешел в наступление на севере, которое бесславно завершилось при Алнвике. Король метался из страны в страну, действуя то силой, то хитростью и рассеивая силы врагов, которые тут же собирались опять. Только раз он прервал войну — чтобы понести покаяние у величественной гробницы священномученика Томаса в Кентербери. Босой, в одной рубашке он прошел от западных ворот города до собора и на его ступенях простоял несколько часов на коленях. После этого он обнажил спину, и все епископы нанесли ему по пять ударов розгами, а 80 монахов — по три удара каждый.

Почти сразу же святой явил свою милость — до Кентербери дошли новости о том, что шотландский король попал в плен. Генрих тут же вскочил с постели, где отходил от порки, и, плача от радости, вознес благодарственную молитву. Дела пошли на лад и на континенте, и только Ричард продолжал отважно сопротивляться войскам отца в Пуату. Он терял одну крепость за другой и наконец сдался. В конце концов все сыновья примирились с королем, но Людовик продолжал плести козни, и через свою дочь настраивал младшего Генриха против старшего. То же делала и выпущенная из тюрьмы Алиенора. Покорившиеся для виду сыновья ждали только повода для нового мятежа. Все они обожали войну и даже после примирения с королем устраивали стычки друг с другом, прекрасно зная, что семейная привязанность в последний момент удержит и отца, и братьев от решительного удара. Позже Джефре сказал послам своего отца: «Разве вы не понимаете, что сама наша натура, заложенная поколениями предков, заставляет нас не любить друг друга, что брат может сражаться с братом, а сын — с отцом? Отнимать у нас это наследственное право — значит тщетно спорить с природой»[44]. Король тем не менее пытался утихомирить своих буйных потомков и заставить их любить если не его, то хотя бы друг друга. Однако его единственной опорой оставались младший сын Джон и бастард Джефре, которого он сделал канцлером.

Какое-то время братья сражались между собой. Ричард захватил крепости, принадлежавшие младшему Генриху, тот, в свою очередь, науськивал на Ричарда его аквитанских врагов, а Джефре пользовался любым случаем, чтобы причинить неприятности обоим. Король с горечью наблюдал, как сыновья растаскивают на куски созданную им с таким трудом империю. В это время, в сентябре 1180 года, умер Людовик VII; ему наследовал сын Филипп Август, который был не только умен, но и храбр и решителен. Он терпеть не мог Генриха и поклялся отобрать у него анжуйские владения, в конце концов сдержав эту клятву. С его воцарением междоусобицы сыновей вспыхнули с новой силой и достигли апогея, когда младший Генрих потребовал от Ричарда вассальной клятвы. Тот немедленно заявил, что имеет такое же право на наследство матери, как Генрих — на наследство отца, и поднял восстание в Аквитании. Король встал на сторону Генриха и отправил его подавлять мятеж в Пуату. Вместо этого тот присоединился к мятежникам и начал войну против отца и брата одновременно. Ричард убивал всех пленных, попавших к нему в руки. Когда король, пытаясь установить мир, прибыл в Лимож, лучники младшего Генриха обстреляли его и едва не убили.

Наконец Генрих примирился с отцом и собрался в крестовый поход, потребовав от короля воинов и припасы. Получив все это, он вместо Святой земли двинулся в Ангулем, где разграбил и сжег монастырь Граммон, особенно любимый его отцом, — Генрих даже завещал похоронить его там. Однако вскоре мятежный принц заболел дизентерией, перешедшей в лихорадку. Лежа в хижине кузнеца и чувствуя приближение смерти, он послал за отцом, но тот отказался приехать, поскольку вдоволь натерпелся от вероломства наследника. Он только послал сыну кольцо с сапфиром — как считалось, этот камень имел целительные свойства, — и епископа Ажана для совершения таинства соборования. Умирающий Генрих попросил у отца прощение и отдал свой плащ крестоносца верному спутнику Уильяму Маршаллу, чтобы тот отправился с ним в Палестину. Принца перевезли в Руан, где он и умер 11 июня 1183 года, в власянице и с покаянным вервием на шее. Его последней просьбой было вытащить его из постели и уложить в пыль у порога; там он и умер, целуя кольцо, посланное отцом.

Теперь наследником престола стал Ричард, а Аквитания досталась Джону, любимцу отца, которому было уже 16 лет. Еще до этого Генрих вручил ему богатое герцогство Глостер, а затем сделал наместником Ирландии. В 1185 году Джон отправился на этот остров, но уже через несколько месяцев посыпались жалобы на его жестокость; принц заманивал в свой замок ирландских вождей, заковывал в цепи и по волоску вырывал у них бороды, вымогая деньги. Джон оставался последней надеждой стареющего короля, но также не обладал способностями к управлению государством — он хоть и отличался умом, но был начисто лишен силы воли, постоянства и великодушия, свойственных самому Генриху. Как и братья, он больше всего любил сражаться и скоро отправился в Аквитанию, чтобы схватиться с Ричардом и Джефре. В это время умирающий от проказы король Иерусалима Балдуин завещал свой трон Генриху, но тот отказался отправиться в дальний поход, боясь оставлять государство на разорение сыновьям.

В августе 1186 года умер Джефре, оставив управление Бретанью королю Франции. Генрих попытался оспорить это решение и послал против Филиппа войско во главе с Ричардом. Тот незамедлительно перешел на сторону врага и разграбил сокровищницу отца в Шиноне. После этого он, удовлетворившись достигнутым, примирился с Генрихом. Наблюдая за поступками Ричарда, трудно понять, почему его считали идеальным рыцарем; однако надо учитывать, что реальный рыцарский кодекс того времени сильно отличался от изображенного Вальтером Скоттом и другими романтиками. Несомненно, по понятиям тех лет у Львиного Сердца были причины восставать против отца — достаточно вспомнить отнятую у него маленькую Алису.

2 октября 1187 года армия Саладина захватила Иерусалим. Эта новость как громом поразила христианский мир и вызвала новую волну крестоносного энтузиазма. И Генрих, и Ричард приняли крест и начали собирать войско. Желающих было так много, что во избежание неразберихи кресты им выдавались по национальному признаку: англичане носили белый крест, французы — красный, фламандцы — зеленый. Снаряжение требовало денег, поэтому король ввел новые налоги в анжуйских владениях, и так уже изнемогающих от груза податей. Пока шли сборы, Ричард ввязался в войну с Тулузой, и против него выступил недавний союзник Филипп. Генрих выступил из Англии на помощь сыну, и крестовый поход был на время забыт. Враги увлеченно резали друг друга, выясняя, кто именно виноват в потере Иерусалима. Наконец, война окончилась, но Филипп требовал немедленно выдать его сестру Алису замуж за Ричарда. Влюбленный Генрих отказался, и Ричард тут же восстал опять. В гневе король лишил его титула наследника в пользу Джона; тогда Ричард перешел на сторону Филиппа и принес ему оммаж за все континентальные владения, кроме полученных от отца.

Двор Генриха уже не осаждали рыцари, жаждущие славы и почестей. Здоровье короля портилось; его мучил свищ, остаток старой раны. Бесконечные войны и «Саладинов налог» истощили казну, и чиновники не получали жалованья. Многие уезжали к Ричарду, который строил грандиозные планы войн и завоеваний. Жизнь все чаще казалась королю прожитой зря. Выстроенное с таким трудом здание империи готово было каждый миг рассыпаться от соединенных усилий Филиппа и Ричарда. Увидев слабость своего противника, эти двое тут же начали решительную атаку, захватывая город за городом. Папа поддержал их — ему было важно, чтобы война прекратилась как можно скорее и начался крестовый поход. Люди Генриха разбегались или переходили на сторону сильнейшего. Король болел и ни на шаг не отпускал от себя священника, готовый к смерти. 12 июня 1189 года в Ле-Мане он едва не сгорел, когда его же солдаты выжигали поле и ветер неожиданно изменил направление.

Скоро к городу подошли войска Филиппа и Ричарда, и Генрих с кучкой солдат ушел в сторону Алансона. Впервые в жизни он без боя бежал от неприятеля; на вершине холма он обернулся и увидел объятый пламенем Ле-Ман. Воздев руки вверх, он проклял Бога. «Город, что я любил больше всего на свете, — кричал он, — где я родился и вырос, где похоронен мой отец и где лежит тело святого Юлиана — его, Господи, ты к вящему моему стыду и позору отнял у меня столь жестоко! Я отплачу тебе, как могу! Я лишу тебя того в моей душе, что тебе дорого!»[45] Пока он плакал и сыпал проклятиями, приблизилась погоня во главе с самим Ричардом. Стояла сильная жара, и больной, умирающий король из последних сил гнал коня, чтобы спастись от разгневанного сына. Спас его Уильям Маршалл, его единственный верный друг последних лет. Он бросился на Ричарда, и тот испугался, увидев победителя бесчисленных турниров. «Не убивай меня, Маршалл! — срывающимся голосом крикнул он. — Ты же видишь, я без шлема!» «Убивать тебя? — усмехнулся Уильям. — Нет, я оставлю тебя дьяволу». Он опустил копье, и оно пронзило лошадь вместо всадника.

Генрих решил отправиться в Анжу. Там находились последние верные ему замки, и он поклялся, что Ричард их не получит. Теперь ненависть к сыну была его главным чувством. Но он не мог ничего поделать — сил оставалось все меньше, придворные, кроме верного Маршалла, перебежали к Ричарду, а Джон находился в Англии, где появлялись все новые мятежники. Филипп приказал королю явиться на поле возле Тура, и тот, еще недавно могущественнейший монарх Европы, был вынужден подчиниться. Он кое-как взобрался на коня, но на полпути силы оставили его и он был вынужден остановиться в замке рыцарей-тамплиеров в Баллане. К Филиппу и Ричарду отправились гонцы с просьбой подождать, но они потребовали, чтобы умирающий король предстал перед ними уже на следующий день.

В Генрихе взыграла былая анжуйская гордость. Из последних сил он встал с постели и поскакал к месту встречи. Увидев его, Филипп и Ричард поняли, что его промедление не было уловкой — так явно печать смерти отражалась на его пепельном лице. Во внезапном порыве сострадания Филипп снял плащ и постелил на траву, чтобы его враг мог сесть поудобнее. Однако Генрих не стал слезать с лошади; он только потребовал у французского короля ответа — по какому праву тот разоряет его земли. Тогда Филипп отбросил дипломатию и заговорил прямо. Он сказал, что Генрих должен сдаться на его милость и принести ему оммаж, а также уплатить ему двадцать тысяч марок и вместе с ним отправиться в крестовый поход. Все эти условия король должен был подтвердить в присутствии своих баронов. Кроме того, ему предстояло вновь объявить Ричарда наследником и передать ему все владения на континенте.