Москит. Том II

Глава 1

Скрип. Скрип. Скри-и-ип!

Тычок-толчок.

Стон.

— Пи-и-ить!

Это я? Я пить прошу?

Нет, не я. Губы не разлепить, спеклись.

А глаза? Глаза смогу открыть?

Смог, но лучше б с этим повременил. И дело было вовсе даже не в ослепительно ярком пятне зависшего в зените солнца, просто вмиг головокружение навалилось, закрутило сознание в своём водовороте, потянуло куда-то на самое дно беспросветной серости и едва не отправило в забытьё.

Пришлось зажмуриться крепко-крепко, но кое-что я сумел осознать и так.

Скрипело тележное колесо. На этой самой телеге меня и везли, а трясло-мотало из-за кочек и выбоин на неровном просёлке. Везли на телеге не меня одного, слева кто-то подпирал, справа кто-то просил пить. И не в городе мы, через перелесок дорога идёт. Даже через смеженные веки ощущаю, как тени деревьев на лицо набегают.

Это что же получается — эвакуация раненых?

А я ранен?

Тело было ровно ватное, ни рукой не пошевелить, ни ногой, ещё и голова раскалывалась, а в груди противно ныло и пекло, но в остальном самочувствие вроде бы не беспокоило. Бывало и хуже. Один раз — так уж точно. А то и не единожды.

И всё же — как я вообще очутился на этой телеге? Нас же поставили оборонять торговые ряды!

Только подумал об этом и сразу вспомнился взрыв. Сдетонировал лабаз, точнее — заполонившая его взвесь мучной пыли. Вырвались из приоткрытых ворот клубы огня, подкинуло крышу, разметало ударной волной стену и снесло бежавших через двор нихонцев, а потом… Потом…

Я попытался ощупать голову и не смог — не послушались руки.

Затекли? Или что похуже?

Пришлось сосредоточиться и продраться через дурноту, тогда только сумел согнуть в локте правую руку и дотянуться пальцами до лица. То оказалось в полном порядке, но стоило лишь сдвинуть кисть чуть выше, и в голову словно гвоздь забили. Не сдержался, застонал.

— Тише! — шепнул кто-то, и мою руку заставили опуститься. — Спокойно лежи.

Я спорить не стал. Просто не имел на это сил ни физических, ни моральных. Да и смысла не видел.

Насколько успел разобрать, весь мой лоб представлял собой одну сплошную шишку, как если бы жеребец лягнул. Но не жеребец конечно же, вовсе нет. Не иначе каменюка из стены взорванного лабаза в голову прилетела. Если б не трофейная каска, точно б череп проломило, а так сотрясением мозга отделался. Может, ещё контузило попутно — очень уж вестибулярный аппарат отвратно себя вёл. Но это не беда. То, что не убивает оператора сразу, не убивает его вовсе.

Научный факт!

Впрочем, оперировать сверхсилой и даже просто погрузить сознание в поверхностный транс, я не стал и пытаться. Раскалывалась и кружилась голова, волнами накатывала дурнота, хотелось пить. Ну как тут сосредоточиться? Никак.

— Пи-и-ить! — простонали справа, и я ощутил злость на невесть куда запропастившуюся медсестру или раззяву-санитара.

Так сложно раненых напоить?

Подскочил пульс, болезненно закололо сердце, в солнечное сплетение словно бур вкрутили, ещё и раскалённый докрасна.

«Тише, тише, тише… — принялся увещевать я теперь уже сам себя. — Тише! Успокойся!»

Телегу качнуло на кочке, меня всего так и передёрнуло. Кто-то из спутников застонал, кто-то прошипел ругательство, но ни один и не подумал прикрикнуть на возницу. Тряхнуло ещё и ещё, заколыхался в черепной коробке студень мозгов, и я не сдержался, зашипел от боли, распахнул глаза. Сразу зажмурился, но на этот раз приступ головокружения оказался уже не столь силён, и мне удалось подметить некоторую странность.

Мы не отступали на север от Белого Камня к Зимску и не уходили лесными дорогами на запад или восток — телега катила строго на юг. Сомнений в этом не было ни малейших, сумел оценить расположение солнца. Тут не ошибиться и на контузию не списать.

Нас везли на юг!

Я переборол ватную слабость и заставил себя приподняться на одном локте, огляделся по сторонам. Сразу же повалился обратно и часто-часто задышал, перебарывая дурноту.

Форма сидевшего ко мне спиной возницы была непривычного желтовато-зелёного оттенка, вместо пилотки он водрузил на голову кепи, на плечах краснели странные узкие погоны.

Нихонец! Управлял телегой нихонец!

Я бы решил, что это военнопленный, если б не заметил шагавших за телегой пехотинцев в форме республиканской армии. Все шли с непокрытыми головами и в запылённых гимнастёрках без ремней и портупей. И — никакого оружия, зато хватало окровавленных повязок.

Проклятье! Да это не возница военнопленный, пленные тут мы!

У меня даже дыхание от испуга перехватило.

Нет! Не может быть!

Только не это!

Накатила дрожь, но сумел совладать с паникой, изогнул в злорадной улыбке пересохшие губы, даже кожа лопнула.

Не беда! Я — оператор! Я им сейчас устрою!

Но кидаться шаровыми молниями я, разумеется, повременил, решив для начала самую малость оклематься, а заодно выявить присутствие других операторов и набрать потенциал.

Ну какие мне сейчас шаровые молнии, ну в самом деле! Пустой как барабан!

Я размеренно задышал, попытался расслабить мышцы, осторожно потянулся к сверхсиле и — ничего, будто в кирпичную стену упёрся.

Промелькнула в голове ужасная догадка о блокировке способностей, разом испариной покрылся, но тут же выкинул этот бред из головы, поскольку моё нынешнее состояние на последствия приёма чего-то вроде приснопамятного «Нейтрал-С» нисколько не походило. Я прекрасно ощущал присутствие сверхсилы и мог дотянуться до неё, не получалось лишь втянуть ту в себя, разогнать по организму и набрать потенциал.

Спазм входящего канала?

Вспомнилось окончание схватки с вражескими операторами в торговых рядах — то ощущение закупорившего артерию тромба и удара, когда вал сверхсилы на самом излёте резонанса врезался в неожиданную преграду и не смог прорваться внутрь, снёс меня с ног.

Спазм. Как пить дать — спазм.

Но ведь клин клином вышибают? Так?

Я стиснул зубы и потянул в себя энергию сразу на предельной мощности, рывком!

В груди будто что-то порвалось, сместилось, встало комом — да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Скрутила судорога, из горла вырвался сдавленный сип, сознание начало уплывать в серую бездну забытья, и я откуда-то знал — обратно оно уже не вынырнет, это конец.

А умирать не хотелось. Совсем-совсем не хотелось. И поскольку на помощь реаниматоров рассчитывать не приходилось, я попробовал выправить ситуацию, повторив воздействие Федоры Васильевны, только не извне, а изнутри. Ударил, силясь сместить обратно сорванный с места энергетический узел, надавил всей своей волей, захрипел, закашлялся, забился в судороге.

— Тише-тише!

Сосед слева навалился на меня, прижал к днищу и удержал на месте. Я вывернулся, перевалился на бок и сплюнул наполнившую рот кровь. Кашель так и рвал лёгкие, но спазм удалось пересилить, я вновь задышал. Голова кружилась, а стоило только закрыть глаза и стало ещё хуже. Звон в ушах усилился, всё затопила распадающаяся на мелкие серые точки хмарь, я попытался сопротивляться подступившему забытью и не смог, провалился в беспамятство.

Очнулся от льющейся в рот воды, едва не подавился и всё не расплескал, лишь в самый последний момент заставил себя сделать глоток. Тётка с ржавым ковшиком оставила меня в покое и перешла к следующему раненому. Ходячим пленным выдали ведро, и они пустили его по кругу. Пили жадно, многие едва стояли на ногах, кто-то присел на корточки, кто-то без сил повалился в пыль.

Уже начинало вечереть, мне самую малость полегчало. Голова как болела, так и болела, но, когда попытался оглядеться, кругом уже не пошла. Замутило, конечно, но куда меньше прежнего.

Остановилась телега неподалёку от колодца на околице какой-то деревеньки. Вокруг согнанных в кучу пленных расположилось несколько караульных на низкорослых джунгарских лошадках, да и сами караульные были из джунгар. И ещё на лавочке в тени сидели два нихонца, рядом стояли винтовки с примкнутыми штыками.

Я осторожно потянулся к сверхэнергии, и сразу ворохнулись в груди уголья боли.

Увы — пока что никак.

Но скоро. Скоро!

Впадать в уныние я не стал и погрузился в лёгкую медитацию, попытался оценить состояние энергетических каналов и узлов, сразу ощутил дурноту и заставил себя расслабиться, приступил к лёгким расслабляющим упражнениям. Пусть быстрый результат они не обеспечат, зато и не навредят. А во времени я, так понимаю, нисколько не ограничен. Плен — это надолго.

Стоянка продлилась до вечера, а уже в сумерках к деревне в сопровождении легкового вездехода подъехал нихонский военный грузовик с тентом. Низкорослый офицер тут же принялся что-то орать и размахивать руками, наш возница мигом закинул за спину винтовку и рванул к телеге, но вожжи хватать не стал, вместо этого рывком сдёрнул на землю моего соседа. Тот упал и застонал, получил ботинком под рёбра и скорчился, прижимая ладони к боку, где на гимнастёрке темнело пятно засохшей крови.

Нихонский язык я изучал не слишком-то и прилежно, но какие-то слова всё же запомнил, уловил что-то вроде: «убирайтесь!» и не стал дожидаться, когда и меня вываляют в пыли, полез с телеги сам. Увы, недостаточно быстро.

И без того голова кружилась, а тут ещё за плечо дёрнули, оступился и упал рядом с товарищем по несчастью. Ладно хоть возница не пожелал тратить время на рукоприкладство и принялся стаскивать с телеги моих спутников.

Везли нас вшестером, ходячим из всех был лишь бледный как мел усач в окровавленной нательной рубахе с рукой на перевязи — то ли унтер, то ли обер-офицер. Сам я, когда попытался подняться на ноги, тут же плюхнулся обратно на землю. Накатила дурнота, вырвало водой и желудочным соком.

Нихонцы начали спускать из грузовика и перекладывать на телегу бесчувственные тела военнопленных, но и о нас не забыли. Желтолицый рядовой ухватил за плечо и попытался поставить на ноги раненого, всю дорогу просившего пить, а когда тот завалился обратно, зло выругался и что-то спросил у офицера.

Ответом послужил резкий взмах рукой, конвоир сдёрнул с плеча висевшую на ремне винтовку и дважды ткнул её широким штыком в грудь пленного. Бедолага дёрнулся и затих, только вспухли и сразу опали на губах алые пузыри.

Кто-то из пленных бойцов не сдержался и крикнул:

— Ты что творишь?! — Но тут же получил по спине нагайкой и присел, закрывая руками голову.

Окровавленный штык нацелился на моего соседа, и он перевалился набок, встал на колени, упёрся руками в землю и — выпрямился. Я попытался повторить его манёвр и почти в этом преуспел. Тело уже более-менее слушалось, но только поднялся и сразу пошла кругом голова, подкосились колени, едва не уселся обратно в пыль.

Нихонец заорал, и сосед ухватил меня под руку, помог устоять, хоть и сам прижимал ладонь к боку, где на гимнастёрке выступила свежая кровь.

— Ну-ка стой! — потребовал он. — Не вздумай падать!

И я устоял. Поднялся с земли ещё один раненый, последнего заколол караульный.

Тварь!

Телега покатила за околицу, нас погнали следом. Голова кружилась, и меня мотало из стороны в сторону, не падал лишь благодаря поддержке товарища по несчастью. Босые ноги кололи попадающиеся в пыли камушки, но очень скоро перестал обращать на них внимание. Дойти бы. Неважно куда идём, главное — дойти!