Гром над Тьмой Часть 4

Не сговариваясь, утолив первую жажду крови, они отступили. Им не был знаком ужас, и лишь у глупца хватит смелости клеветать на богов, обвиняя тех в трусости.

Оба спешили к своим.

Отвагой в сердцах воинов пробудился Перун. Рекой необузданной ярости он растёкся среди поредевших орков. Он чуял их бойцовское нутро, а мужество воинственного рода было по нраву. Раскатистым перуном он ударил оземь среди зеленошкурых воителей — расколовшись, побежав трещинами, земля выпустила из себя столп света.

Он присваивал себе орков по божественному праву. Ведавшие ранее лишь примитивность шаманизма, да силу предков, орки вдруг ощутили в себе мощь самого Перуна. В венах у них вместо крови побежала сама стремительность молний и сила грома.

Словно гриб, бог вырос посреди них прямо из-под земли. Могучее, огромное тело лоснилось от пота, чёрным пламенем пылали бугрившиеся мышцы. Не зная стыда, обнажённый, в облике орочьего героя Перун поднял над головой топор — и зелёная волна подхватила его клич...

Гневаясь на соперника, Велес не желал тому уступать ни в чём. Словно ошалелые, рыцари стряхивали с себя броню доспехов. Сквозь их наготу проступала шерсть, клыки и когти. Святая ярость сплеталась с звериной, порождая нечто новое. Пылающие светом, паладины в облике медведей, отбросив былые страхи, ринулись вперёд под жуткий, но столь приятный уху вой жриц-волчиц. Поле боя рождало новых рыкарей — волкодлаков. Велес принимал в свою дружину воинов, тех, кто бился за Правду.

В едином порыве, не щадя самих себя, они рвали врага и гибли один за другим, но продвигались вперёд.

Словно застоявшаяся телега, раскачиваясь из стороны в сторону, угрожая в любой миг завалиться набок, скрипя от натуги, они прокладывали мне путь.

Я видел всё.

Видел, как воспарившие Мирами и Хидеки, не дожидаясь моих приказов, ухватились за края небес.

Они тянули его изо всех сил, и то, наконец, поддалось яростному напору богинь. Словно обветшалый саван, оно затрещало от боли. Само мироустройство родины мглы противилось подобному, но мы же Боги.

Словно священный дар, Дуська приняла из моих рук свежий, только что раскрытый портал. Можно открыть проход для бесчисленного воинства. Можно позволить полчищам демонов, рою летучих эльфийских кораблей и боевому рыцарскому порядку пронзить шелк мироздания и привести их из родных миров сюда.

Но вот портал, что способен пропустить сквозь себя кусочек иного мира?

Наверное, я мог собой гордиться.

Ольга и Аштар магией поддерживали почти сразу начавшую сжиматься окантовку моего творения. Портал словно кричал, что его природа слишком проста, чтобы сквозь него можно было протащить нечто столь сложное.

Не ведая устали, работала Эйелен. Кривой жертвенный клинок в её руках раз за разом возносился для ритуального удара. Чары сакральных слов осколками сыпались с её уст, когда очередной пожиратель тьмы находил безвременье от её красивых рук. Тело ацтечки двигалось в танце — закрыв глаза, она ощущала себя не здесь. Словно вновь очутившись посреди чудовищных пирамид, облизываемая языками жертвенных костров, она возносила хвалу, забирая из пожирателей всё, из чего они были созданы.

Я знал, что она всё ещё стоит на ногах одним лишь усилием божественной воли. Что позволь она себе на миг слабину — и проходящая сквозь неё мгла возьмёт над ней верх.

И над всеми нами.

Неуязвимые к чарам Матери Тьмы, неподвластные её всепоглощающей порче, мы могли измениться, лишь переваривая мрак внутри себя. Он мог остаться, лечь чёрными помыслами, исказить сущность даже Богов — если те пустили их в себя добровольно.

Во мне бурлило мужское, но я давил порывы броситься к ней на выручку. Тонуло в бездействии желание взять всё в свои руки, обхватить её руками в горячих объятиях, защитить.

Нет.

Сделать так сейчас — оскорбить её в лучших чувствах. Иначе почему я доверил это ей — и только ей?

Я вздрогнул, когда она закончила. Словно устав от наглости краснокожей ацтечки, Мать Тьма снизошла до пощёчины богине. Рухнув наземь, Эйелен встала не сразу. В её взгляде проступало лишь уязвлённое величие. Мгла, скопившаяся в ней от поверженных пожирателей душ, выплеснулась единым потоком. Волна ударила в портал, сметая всё на своём пути. Бесконечно, словно кровавой рекой, Эй исторгала из себя чужеродное, заставив тьму встретиться саму с собой.

Её усилия не пошли прахом. Будто девственную плеву, сопротивлявшийся нам мир разорвал ткань мироздания — и тогда все увидели его.

Он запрягал само Солнце. Каждый, кто жил, давал ему десятки своих, несуразных имён. По его гордой осанке можно было прочесть, что он помнит те времена, когда его звали Гелиосом. Капюшон с птичьим клювом напоминал, что некогда его знали под именем Ра. Сегодня же он величал себя Дажьбогом. И сейчас он обрел силу.

Солнечные лучи дождём благоговения пролились в мир Тьмы. Мгла, до сих пор имевшая дело разве что с ничтожными спичками факелов, жалкими потугами костров, испуганно всколыхнулась.

Она отторгала свет как чистое явление, но стараниями Эйелен была не способна ему противостоять.

В руках повелителя солнца показался невероятных размеров лук — трещала спускаемая им тетива, но солнце нещадно жалило воинство тьмы перед собой. Словно раздутые жабы, лопались пожиратели душ. Чистый, незапятнаный свет пожирал их точно так же, как они — чужие души. Он сметал их плеядами — тысячами, десятками тысяч они испарялись прямо на глазах. Четвёрка златогривых коней вдруг вырвалась, оставляя чудесную колесницу парить в воздухе. Ожившим пламенем они коснулись земли — плавилась земля от их могучего бега, трещали от дикого жара тут и там растущие камни душ.

Будто таран, раскалённым клином сквозь масло, они пробили последний оплот обороны войска теней.

Бог Солнца проложил мне прямой путь к широко раскрытой пасти Матери Тьмы. Разинутый зев будто только и ждал, когда же я, наконец, соизволю сделать в него первый шаг навстречу своей судьбе...

Сделать его оказалось труднее, чем я думал. Мрак, вившийся вокруг меня, насмехался — не надо мной, над нами.

Мгла пробовала нас на вкус. Мне казалось, я чую, как её мерзкий язык проходит по моему телу. Будто сама Тьма изучала, какую душу можно вытащить из собравшихся здесь Богов? Не ведая утоления, воинство теней жаждало всё больше и больше. Крови, мяса, подношений.

Душ.

Из разинутой пасти текла песнь матери. Словно ласковая колыбельная, она пыталась унять дерзкое, капризное и по-честному детское сопротивление.

Я знал, что она смотрит на нас сверху вниз. Мы-то, Боги, держим весь мир в ладонях и распоряжаемся его судьбой. Но перед ней ничтожными были мы.

Я не ведал, я чуял — Тьма вокруг нас не сопротивлялась нашим жалким потугам. Лишь забавлялась, время от времени натягивая печальные маски уныния, злости, гнева.

Всё блеф.

Ей под силу закончить всё здесь и сейчас. Накрыть нас ладонью, словно жуков, и скрыть под тенью своего величия.

Игрушки.

Ими играют, а не ломают в первой партии.

Она будто умоляла меня идти к ней навстречу. Яростный оскал сменился благожелательной улыбкой. Прикрытые очи тьмы взирали на меня с добротой, словно на любимое чадо.

Я шёл посреди продолжавшегося сражения. Я слышал смерть, видел гибель, чуял её отвратный смрад.

Умирают ли Боги? Я не знал, но знал лишь то, что смерть гонит меня вперёд. Словно заждавшаяся на брачном ложе невеста, она простирала ко мне руки, всё больше и больше затягивая внутрь.

Она давила собой страх, утверждавший, что назад дороги не будет. Словно кукла, я механически шагал вперёд, чуя, как размываются чужие очертания. Лица, морды, чудовищные хари — всё едино. Мир вокруг норовил схлопнуться в точку.

Кто-то попытался меня остановить, но я скинул руку со своего плеча, продолжив идти. Так мотылёк летит на жаркий, убийственный свет.

Я пришёл в себя только тогда, когда осознал, что не в состоянии сделать и шага. Будто забыв о том, что я им велел, оставив свои посты, они повисли на мне гурьбой.

В другой бы ситуации я был бы рад. Когда на тебе виснет куча девчонок — ты ловишь на себе лишь полные зависти взгляды.

— Мы с тобой, — пискнули в один голос Вика и Ника. Близняшки всегда говорили и действовали, будто одно целое. Вторя им, слабо кивала головой Эйелен — ей уже ни на что большее не хватало сил.

Словно в тщетных надеждах меня вразумить, широко раскрыв глаза, Ольга спрашивала, понимаю ли я, куда иду.

Мне казалось, что этот диалог у нас уже был — давно или недавно. Так ли уж важно? Качаю головой, ей мой ответ ведь всё равно не понравится.

Я смотрю на них — грязных, уставших, в одночасье обратившихся из величественных богинь в простых, полных волнения девчонок. Что-то бормочет Аштар — у меня заложило уши и я попросту её не слышу. Жизнь учила меня в таких ситуациях отвечать всегда «да» — людям это нравится. Богини-то чем хуже?

Селена упёрлась в меня своей могучей грудью. Наверное, в других обстоятельствах это могло бы меня удержать.

Я мягко отстранился от них. Словно потерянная, на меня смотрела Хидеки. На дрожащих ресницах Мирами я заметил бусинки слёз. Отрицательно покачал головой, бросил на них взгляд — а ведь им казалось, что они видят меня в последний раз.

Ещё немного, осознавал я, и я дам слабину. Соглашусь с их доводами, увещеваниями, обещаниями, поддамся на мягкость упрёков и позволю им пойти за собой.

Нет.

Я развернулся — время, треклятое время! Я дарил его крохи ангелам, закрывшим око само Тьмы своей жертвой. Следует ли тянуть его ещё больше?

Я иду, и мой кивок стал сигналом для мглы. Мне показалось, что Мать Тьма, наслаждавшаяся зрелищем, вдруг посмотрела на меня с уважением.

«Правильно, — молчала она мне прямо в ухо. — Со своей тьмой говорят лишь с глазу на глаз...»