ДНИЩЕ: Отрывая лица

Глава 26 — Семь ассасинов

Хаос: 100 %

Безумие: 100 %

Ярость: 100 %

Несмотря на то, что дверь весила несколько тонн и была размером со всю стену, после поворота механизма, она довольно легко открылась. Да, она была мощной, скрипнула резким и тяжёлым звуком, но, судя по всему, ею всё же иногда пользовались.

Не сказать, что вокруг было светло, но, когда дверь наконец была открыта, на меня навалилась темнота. Впрочем, я быстро к ней привык. Всё дело в том, что уже давно в нашем мире не было ярких солнечных дней и контраст яркого и тёмного утрачен, казалось бы, уже безвозвратно. Именно поэтому вспышки моего камня-артефакта воспринимались мной и всеми вокруг как что-то ослепительное. В действительности же, я не думаю, что он был настолько уж ослепительным. Просто никто давно не видел нормального дневного света.

Тем более под землёй.

И здесь, где коридор освещала лишь тусклая линия среди проводов, да редкие светильники, можно было разглядеть очень многое. Видит же тот, кто смотрит. А это целый навык! Который, как я понял из опыта, не развивается в людях никак.

За дверью было темнее, чем здесь, но я увидел всё, что нужно. Первым, что бросилось в глаза — это сбитая наспех деревянная клетка из досок. Она была настолько небрежная и кривая, что, казалось, её можно было разбить одним ударом. Словом, в этом я даже не сомневался.

В клетке сидела Мирта. Она не облокачивалась на доски, чтобы не нахватать заноз. Обхватив колени, она пыталась справиться с подземной сыростью и прохладой. Да, комфортными здесь условия не назовёшь. Однако всё же даже это лучше, чем вспарывающие твой живот клешни гигантских жуков.

— Я же вам говорила, — сказала Мирта как всегда наигранно-уставшим голосом, но на её слова никто, кроме меня не обратил внимания.

Она не была обижена, в тоне не было злобы или угроз, а, значит, обращались с ней хорошо. Вот и замечательно.

Но это не единственное, что было в помещении. Несмотря на то, что кругом стояло довольно много мебели, включая столы, стулья и даже диваны, хоть и не первой свежести, прямо на полу, перед клеткой, сидело семь человек. Мантии у них были разные, но видно, пытались сделать однотипными. Конечно, как это сделать в современных реалиях — серийное производство сейчас было налажено только у Воронки. Кстати, это была охуительная шутка, если кто не понял. А хендмейд был на таком уровне, что иногда хотелось вырвать руки творца ещё на этапе согласования технического задания.

Вот у них, видимо, так и было. Эти их криво пошитые мантии, хоть и были весьма аутентичными, ясно говорили мне, что я находился не в древнем храме монахов, которые собирались раскрыть мне великие тайны мироздания, а в постапокалиптическом гадюшнике, где и воняло соответственно.

Головы их были не покрыты, и бросилось в глаза ещё и то, что кто-то из них был брит, а у кого-то шевелюра была запущена, что очень непрактично, но не только с той точки зрения, что этим мог с лёгкостью воспользоваться враг и оттаскать тебя за волосы как сучку, но и ещё потому, что при жизни в условиях, близких к антисанитарным, рядом с людьми — это ведёт к разнообразнейшим неожиданностям.

Резкий запах исходил от одного из монаха. Точнее из плошки, их которой он ел палочками. Я обратил внимание, что это была дешёвая лапша, которой до сих пор было навалом в любом разграбленном супермаркете. Это дерьмо мало кто запасал.

Когда я появился, палочки с лапшой на миг застыли около его рта. Он поднял на меня глаза, затем всё же втянул в рот две длинные макаронины, аккуратно положил палочки поверх плошки и поставил её перед собой.

Лично я никак не мог понять, что за сюр здесь происходил ровно до момента, когда этот монах с макаронами не посмотрел на одного из своих и не мотнул головой в мою сторону. Монах, которому был подан знак, кивнул в ответ, встал и убрал руки за спину.

— Ой, только не начинайте! — Всё тем же тоном сказала Мирта, готовая и вовсе отвернуться от динамично развивающейся сцены.

Когда монах встал в боевую стойку, в руках он держал две пары нунчак. Одну из них он держал у ноги, а другая была запрокинута за спину. Вообще я хреново разбирался в единоборствах, в их эстетике, правилах и тонкостях. Но отчего-то мне вся эта сцена показалась нелепой до смешного. Сидят мужики в пошитых ими же костюмах в темноте за закрытой противоударной дверью и молча жрут макароны, глядя на девчонку. Или друг на друга. Этот момент я не успел отследить.

Но вот нунчаки мне не понравились как-то сразу.

Было в них что-то такое… Непредсказуемое и зловещее. Я помню, как в детстве смотрел азиатские фильмы, которые не щадили зрителя и выдавали жестокость на полную катушку. Так вот там махали этим оружием так, что мне становилось страшно, что же будет с главным героем. Каково же было мне сейчас, когда этот ужасный вид оружия собирались применить против меня!

Да ну на хер.

Я подбросил нож в руке так, чтобы он лёг лезвием на пальцы и метнул монаху точно в глаз. Мой нож был чудесный, я очень любил его баланс. Ещё он был слегка изогнутый и широковат для повреждения случайно встреченных глаз. Нет, безусловно, свою работу он сделал. Возможно, он сделал резь в глазнице черепа, но вошёл довольно глубоко — настолько, чтобы человек с нунчаками перестал думать о нунчаках. И вообще о чём-либо.

Его шатнуло, и он упал головой вперёд. Когда он ударился, нож ещё сильнее вошёл в его голову и, кажется, послышался ещё и треск. Но я точно знал, что трещал не нож — у него была прорезиненная рукоятка, а значит треснул череп.

В целом, я мог бы присесть на корточки и начать извлекать нож из головы только что убитого мной монаха, но что-то мне подсказывало, что просто так сделать этого мне не дадут. Хотя атмосфера стояла более, чем спокойная.

— Здорова, ребят! — Бодро сказал я, чтобы разрядить обстановку и провёл перед собой ладонью, чтобы показать о своих позитивных намерениях.

Тяжёлый взгляд человека с макаронами стал мрачнее. Он долго смотрел на меня, прежде чем посмотреть на одного из своих и сделать очередной жест головой, который вновь показывал на меня.

— Пацаны, ну, может, перетрём сначала, пока ещё не все мёртвые? — Усмехнулся я, пытаясь поддерживать оптимистичный настрой.

— Пап, эта шутка из другой эпохи! — Недовольно сказала Мирта и даже отвернулась.

— Из другой эпохи! — Весело подметил я, — а мне говорили, что молодёжь не умеет шутить, — и далее я сделал на словах особый акцент: — а всё думает, как бы только с кем потрахаться!

Последнее прозвучало уже отнюдь не весёлым тоном.

Парень в мантии, который встал передо мной держал в руке кривую саблю, которая изгибалась и слегка расширялась к концу. Это было красивое оружие, уж не знаю, где они его добыли. Неужели додумались вооружиться музейными экспонатами? Так или иначе, с ножом я попрощался пока рановато…

Мои словесные перепалки с ребёнком мало волновали человека, который стоял напротив меня с оружием и планировал непременно повредить моему организму. Об этих намерениях я узнал сразу, как он сделал выпад в мою сторону. Сделав мелкий шажок вперёд, он взмахнул лезвием по косой, и обязательно бы вспорол мне грудную клетку, а, может, захватил бы ещё и чего другого, но меня в очередной раз спас костюм. Сабля проехалась по груди, когда я отпрянул назад. Хорошо ещё, что успел запрокинуть голову, иначе бы щека улетела туда, где я бы её потом уже не нашёл.

Взгляд оппонента стал более решительным. Я понял почему: произошедшее никак не входило в картину его мира. Он оказался в нелепой ситуации, как будто попросил кого-то придержать дверь, пока он нёс тяжёлую сумку, а ему не то, что дверь не придержали, так ещё и показали огромный фак. Вот такой взгляд у него был.

А это, стоит отметить, очень его разозлило. И, чтобы подначить эту эмоцию я засмеялся ему в лицо. Как человек, он не мог не среагировать иначе, кроме как занервничать и допустить ошибку. Заключалась она в том, что он решил повторить трюк, но теперь уже колющим ударом. А суть фокусов такова, что они удаются только с первого раза. А затем всё!

Мне даже почти не пришлось уворачиваться — его оружие попало мне между туловищем и рукой, точнее проехалось туда, потому что костюм вновь отразил скользящий удар. Когда это произошло, я прижал к себе лезвие предплечьем, а кистью вывернул его руку таким образом, что неожиданно он выпустил эфес. Не став удерживать оружие подмышкой, я поймал саблю правой рукой и тут же хлестнул ей по его левой руке.

Силы этого удара не хватило, так как рука не оторвалась. Видимо, сабля была туповата. Но со второго удара всё вышло как надо — рука отделилась от туловища. Когда бьёшь с целью отрубить руку — нужно учитывать несколько нюансов. Есть кости, которые напрямую мешают отделению, это я знаю как антрополог. Хотя, при дробящем ударе, а второй у меня вышел практически таковым, многие факторы теряют своё значение.

Монах без руки с удивлением посмотрел на то, как его рука отвалилась от него и туловище стало поливать всех вокруг кровью. Поначалу он даже не издал никакого звука — лишь смотрел то на свою руку, которая шевелилась на полу, на своих коллег, и на стремительно вылетающую кровь.

— Позволь, — сказал я ему, хлопнув по груди ладонью, чтобы он подвинулся.

Монах подвинулся, продолжая также безмолвно и в шоке смотреть за происходящим. Кровь попадала и на меня, но сейчас это было уместным. Когда враги видят меня в крови, многое меняется в их восприятии, и потому их действиями легче управлять. Собственно, подвинул я его для того, чтобы поскорее вытащить свой нож из головы монаха, который лежал лицом вниз.

Когда я наклонился, я, конечно, приглядывал за тем, что происходило вокруг меня. Монах с лапшой не на шутку рассердился и посмотрел на оставшихся монахов таким взглядом, что они разом вскочили со своих мест.

— Да погодите вы… — Сказал я, еле выдернув нож.

Он действительно застрял в кости и мне пришлось повозиться какое-то мгновение.

Естественно, ждать из них никто не стал, и вчетвером они тут же бросились на меня. Вот только и я не из тех, кто тормозит. Я уже понял, что ребята устраивали косплей черепашек-ниндзя, или что-то в этом роде, что у каждого из них была своя фишка и, конечно, своё оружие. В детали мне вдаваться было некогда и незачем. Поэтому, когда передо мной появился шест с лезвиями на концах, я тут же разрубил его пополам имеющейся саблей, а сам клинок направил точно в живот, чем оттолкнул первого.

От того, что был с двумя кинжалами я отпрыгнул, потому что с ним, предположительно, следовало повозиться. Дело в том, что короткое режущее и колющее оружие — не является орудием битвы. Это — орудие убийства. Поэтому его нужно было либо сразу вывести из строя, либо использовать его как убийцу своих. Он попробовал пырнуть меня, но я притянул за шкирку другого монаха, в руках которого был небольшой боевой топор.

Кинжалы его не задели — монах вовремя остановился. Однако, человек с топориком тоже быстро сориентировался и чуть было не ударил меня тупым концом оружия в висок. И всё бы у него получилось, если бы в этот момент я не отвёл его руку… Отрезая ему нос.