Союз нерушимый

Затянутое клубами хлора поле и развалины укреплений крепости с названием 'Осовец'. Он, среди прочих солдат, идет в атаку на этот обреченный форт, больше года сопротивляющийся немецким войскам. Форт обречен. По сведениям разведки у защитников нет противогазов. И теперь, их задача просто зачистить местность и, из милосердия, добить оставшихся русских. И вдруг, из клубов хлора им навстречу появляются... Это не люди! Лица обмотаны окровавленными тряпками. У некоторых, вместо выжженных хлором глаз - кровавые впадины. Кожа на руках свисает лохмотьями. Но эти страшные руки сжимают винтовки с примкнутыми трехгранными штыками. И они не просто идут на встречу. Они идут в атаку! Ожившие мертвецы идут убивать своих мучителей. Немецких солдат охватывает такой ужас, что они бегут, бросая оружие. Бегут, не разбирая дороги. Лишь бы подальше от этого кошмара.

Гитлеру не хватает воздуха, легкие готовы разорваться от беззвучного крика. Но кошмар на этом не заканчивается. Он снова на войне. Их маршевую колонну накрывает бомбами эскадрилья огромных четырехмоторных бипланов 'Илья Муромец'. Подобных самолетов нет ни у кого в мире. Только у России. Вой падающих бомб, волной накатывающий ужас и невероятная боль от рвущих тело осколков.

Следующий сон. За ним еще и еще. И перед этим блекнет ужас западного фронта. Там не было такого ужаса и ярости.

А потом... Кошмар госпиталей, где немецких раненных лечили вместе с русским, не делая между ними ни какой разницы. И разговор двух раненных унтер офицеров. Двух немцев. Только один служил России, а другой Германии. '...Россия стала вторым домом для моих предков, как и для тысяч других немцев. А много ли ты знаешь случаев, чтобы немцы смогли прижиться в Англии'?

И открывшиеся перед ним сцены будущего. Он делает ставку на американский капитал и поддержку со стороны Британии. Триумф прихода к власти. Золотой дождь льготных кредитов, пролившийся на Германию. Короткие победоносные войны. Европа у его ног. Но, за все надо платить. Он ведь не хочет воины со всем 'цивилизованным миром'? И начавшийся под его предводительством поход на восток. Обмороженные трупы немецких солдат. Невероятно яростные бои и сражения, в которых сгорает цвет немецкой нации. Развали Берлина. И он, жалкий, трясущийся, преданный своими заокеанским 'друзьями', с трудом запихивающий в свой перекошенный рот капсулу с ядом. Занавес? Как бы ни так! Парады марширующих по немецким городам педерастов и лесбиянок. Толпы арабов с замотанными хиджабами лицами и целые кварталы немецких городов, где звучит только арабская речь! И жирующие толстосумы, за океаном, с такими ненавистными ему лицами.

И лицо русского солдата - 'живого мертвеца' - рядом с которым стоят сожженная в огне Дрездена немецкая женщина и её ребенок.

- Ты этого хочешь? Только попробуй. И мы к тебе придем

Дальше было еще что-то. Словно ему пытались донести какую-то очень важную информацию. Но его мозг уже не способен был воспринимать что либо.

Он никогда не сомневался, что ему предстоят великие свершения. Но такое!. Его. ЕГО!!! Использовали, как дешевую шлюху, и выбросили на помойку. ЕГО Германию втоптали в грязь! Его - предали!

Он знал, что это было послание каких-то высших сил. И поверил ему сразу. Раз и навсегда. Так откуда сейчас возникают эти сомнения?! Все уже решено. ОН не допустит того о чем его предупреждали. И все, что сделано за прошедшие годы - является лучшим подтверждением выбранного им раз и навсегда курса.

*Из записи разговора Гитлера с Молотовым 12 декабря 1939 года

Пантюшин.

- Но, почему, Николай Милутинович?! Почему Вы так категорически не хотите отпускать меня в действующую армию? Даже тяжёлую артиллерию в поддержку себе привлекли. Мне вчера из крайисполкома звонили и строгим голосом заявили, чтобы я даже не думал перекладывать свои обязанности на кого-то другого. Иначе мне устроят публичный расстрел за трусость. Это меня-то, рвущегося на фронт.

- А потому, дорогой мой Андрей Васильевич, что зная Вас, могу смело предположить, что при первой же возможности Вы отнимите у кого-нибудь ружьё и побежите в атаку, увлекая за собой солдат. И в Вашу умную голову обязательно попадёт дура - пуля. И я лишусь своего лучшего ученика. А я слишком стар и ленив, чтобы искать себе нового. Не так-то много рядом со мной людей, способных так же как Вы, смотреть вперёд, в будущее.

При этих словах, сказанных седым вислоусым человеком, сидящим напротив него, Пантюшин вздрогнул. На миг даже показалось, что через позвоночник проскочил разряд тока, и защипало кончики пальцев. Андрей внимательно посмотрел в лицо постаревшего Тесла. 'Нет, не может быть. Показалось' - подумал с облегчением. Между тем Тесла продолжал:

- Знаете, Андрюша. Когда я работал в Париже у Эдисона, началась русско-турецкая война. Наша балканская диаспора единодушно решила ехать на Родину и помочь русским воинам сбросить османское ярмо с наших народов. Вместе со всеми рвался ехать и я. Пришёл за расчётом в компанию. И старый бухгалтер месье Огюст сказал мне тогда мудрые слова - 'Николя, я понимаю Ваш порыв. Но подумайте вот над чем. Если живущие на Вашей Родине не хотят сильно помогать русским, то, что можете сделать Вы, которые давно живут во Франции'?

- И Вы не поехали?

- Поехал, конечно. Но месье Огюст был мудрым человеком, поэтому дал мне не расчёт, а временный отпуск. Без оплаты, конечно, но место осталось за мной. Мне хватило трёх месяцев, чтобы понять, насколько прав был месье Огюст. За редким исключением большинство моих соотечественников хотело не свободы, а хотело поменяться местами с турками. Стоили ли подобные желания возможности погибнуть, штурмуя турецкие редуты?

- Сложный вопрос, Николай Милутинович. Большинству простых обывателей глубоко безразличны понятия свободы, ответственности, долга. Они живут тем, что видят, носят, едят или пьют. Если сегодня ты гнёшь спину на турка, то высшим счастьем в твоём понимании будет время, когда турок будет гнуть спину на тебя. Раб никогда не станет свободным, он может вырасти только в рабовладельца. А это тот же раб, только командующий другими рабами. Но ведь сегодня другое время, люди стали лучше и честнее.

- Смотря где, Андрюша. В России, безусловно, а на моей Родине, в Сербии, всё осталось точно так же. Мы слишком европейцы, чтобы полностью понять, что значит быть свободным человеком. Во Франции было принято смеяться над немцами, и тупые они, и без приказа ни шагу, и напыщенные, и все, как один, солдафоны. Петушиный галльский дух просто не в состоянии понять, что способность заставить себя подчиниться неизбежному и необходимому - есть показатель свободной воли и признак свободного человека. Ну, да бог с ними, с галлами. Мне интересно - Андрей Васильевич Пантюшин, свободный человек или нет?

- Ну, уж нет, Николай Милутинович: - Пантюшин рассмеялся и, отхлебнув обжигающе горячего чая, поставил чашку на стол; - эта ловушка слишком проста, чтобы я в неё попался. Я же начну с Вами спорить на тему необходимого и мы зайдём в тупик. Я ведь не прошусь в свою родную артиллерию, я хочу увидеть и проверить, как работают наши изделия во фронтовых условиях. Всё ли мы предусмотрели, всё ли продумали. Помочь фронтовым специалистам организовать их правильное использование и обслуживание. Даю Вам честное пионерское, что форты штурмовать не буду. Не умею, потому что.

- Помилуй бог, Андрей Васильевич. Во всём институте нет человека, который смог бы всё это сделать? Обязательно самому директору ехать? Каждый должен делать своё дело. Своё, поймите. Один должен институтом руководить, а другой в командировки ездить.

- Не согласен категорически. Уж извините, Николай Милутинович. С чужих слов не всегда можно правильно понять увиденное. Или не захотеть понять, что гораздо хуже. К тому же, плох тот руководитель, в отсутствии которого всё дело разваливается. Руководитель просто ОБЯЗАН лучше всех знать и понимать дело, которым он занимается. Иначе это не руководитель, а бюрократическая крыса, которая раздаёт указания и подписывает приказы. Заодно покажем уважение к родной Красной Армии, когда к ним целый директор института прикатит. Отпустите.

- Ну, что с Вами делать, неугомонный Вы наш? Хорошо, благословляю, езжайте. Только я всё равно позвоню командующему фронтом и потребую, чтобы он к Вам охрану приставил и дальше тылов не пускал. А то ведь всё равно улизнуть попытаетесь, знаю я Вас.

Про 'родную артиллерию' Пантюшин не соврал ни слова. Когда стало ясно, что ему предстоит работать под началом Тесла в новом, создаваемом под Тесла институте, и заниматься его организацией, Андрей пришел в военкомат и предъявил направление от комитета РКСМ для призыва в армию. Круглов с пониманием отнёсся к такому шагу одного из своих перспективных сотрудников и даже имел перед этим долгий разговор с секретарём комитета. Дело в том, что полученные при давнем пожаре на заводе ожоги и их последствия (стало падать зрение), не давали возможности пройти медицинскую комиссию. Дело в том, что после полученных во время давнего пожара на заводе ожогов роговицы Пантюшин был признан негодным к службе. Ну, не проходил Пантюшин комиссию по требованиям, предъявляемым к здоровью призывников. Это потом уже, после 'оттепельщика' Хрущёва стали призывать в армию и больных и убогих. Дескать, дали возможность отдать долг Родине. На самом-то деле этим компенсировали недобор, возникший от того, что появилось сразу очень много 'одарённых, гениальных и незаменимых' людей, которым служить в армии ну никак невозможно. Это для рабоче-крестьянского быдла там самое место. Но это потом, а пока армии требовались здоровые телом и духом юноши. Им же Родину защищать, в случае чего. А 'случай' этот просто вопил о том, что он вот-вот наступит. Поэтому при первой попытке попасть в армию Пантюшину безоговорочно дали от ворот поворот, с пожеланием просто доработать трудовой стаж. Не на того напали. Тем более, что зрение у него уже давно восстановилось. Такого усердного посетителя стадионов и спортивных залов Нижний, пожалуй, ещё не видел. Андрей стал чемпионом города по бегу на средние дистанции, выиграл краевой чемпионат по классической борьбе в лёгком весе, стал третьим среди стрелков по бегущим мишеням. Мог бы, наверное, стать и первым, даже наверняка мог бы, но решил лишний раз не светиться, а то и так на него стали посматривать как на спортивного уникума. Встреченному на соревнованиях по стрельбе горвоенкому Пантюшин тогда сказал - 'Товарищ майор, не всем же меткими стрелками быть. Но в бегущего в наступление врага я попаду, сами видели'. Но требования есть требования и исключений они не допускают. Поэтому потребовалась личная встреча Круглова и горвоенкома майора Першкова, чтобы прояснить все обстоятельства дела и договориться об исключении и только по ходатайству и поручительству комитета РКСМ Института Радио. На язвительного и немного грубоватого майора наибольшее впечатление произвело то, что, не смотря на блестящую перспективу, новоявленный кандидат в директора считает для себя просто обязательным отслужить в армии. Как это положено. Как и все. Кто достоин, разумеется. Горвоенком пригласил Пантюшина к себе и услышал, что 'любой начальник обязан пройти тот же путь, который проходят его подчинённые, шаг за шагом'. И Першков, сам начавший службу простым коноводом, согласился.