Тени Прерии. Чужой среди своих

Но это еще не всё, очень многие считают, что чистые металлы неспособны взорваться и в принципе это верно — при обычных давлениях и температурах. Но эти барьеры могут быть легко обойдены, например, за счет увеличения поверхности реакции — обычно и известное всем железо способно не только гореть, если его измельчить до частиц в несколько микронов. Название «пирофорное железо» говорит само за себя, оно же в контакте с водой способно и вовсе взорваться. Количество же энергии в килограмме вызовет зависть у любой обычной взрывчатки — в том же килограмме железа ее — до пяти килограмм тротила. Это у простого железа, не говоря уже об алюминии, из сплава которого, собственно, и сделаны корпуса планетарных бомб — его теплота сгорания равняется пятнадцати килограммам тротила и превышает даже кинетическую энергию.

Собственно, именно поэтому так ценился и ценится уран — в качестве начинки бронебойных снарядов. Сравнимый по твердости со сталью, превышающий ее больше, чем вдвое по плотности он, после пробития брони, превращается в порошок, сгорающий с немалым эффектом для неудачников. Но при космических скоростях столкновения, такой способностью обладает уже любое твердое тело. Этот эффект мгновенного разрушения твердого тела, минуя стадию плавления и кипения, имеет собственное название — «реологический взрыв».

Электронное облако внутри кристаллической решетки как бы «проскальзывает» в момент столкновения, а сама решетка разрывается кулоновским расталкиванием положительно заряженных ядер, которое враз перестало компенсироваться электронами. Твердое тело мгновенно переходит в газообразное состояние, разлетающиеся потоки мало того, что порождают мощную ударную волну, так еще и активно поглощают из воздуха кислород и вообще активно взаимодействуют с любыми окислителями. Что многократно увеличивает объем зоны реакции и ее температуру до нескольких тысяч градусов. Но и этого мало — расширение продуктов из эпицентра сменяется сжатием. Отрицательная волна давления легко затекает за препятствия и в укрытия, добивая тех, кто мог бы уцелеть там.

— … но позволить остаться в городе мы можем только тем, кто согласен взять в руки оружие. — Приводит меня в чувство усиленный динамиками голос оратора. — Тогда у вас будет время выяснить судьбу близких. До того момента, как сюда прибудет десант. — Фигура опять качает головой.

— Не думаю, что они задержатся. Значится, с первыми лучами солнца надо ждать гостей… И скажу прямо — шансов у тех, кто, значится, будет прикрывать отход и эвакуацию, считай что никаких. Потому все же рекомендую не геройствовать, а сбиваться человек по десять и организованно драпать. Желающие быть полезными могут, значится, проявить себя и там — женщинам и прочим тоже понадобится защита.

Человек еще раз покрутил головой из стороны в сторону, будто ему мешал воротник и со словами:

— Вот, значится, все сказал. Сейчас поднимаемся и топаем вдоль по набережной — паек, значится, получать. Не толпиться. Желающие повоевать тоже получают еду, а потом принимают влево — там будут машины для записи добровольцев. — Оратор спрыгнул вниз, разом став невидимым.

Потом было не слишком долгое стояние в очереди по исходу которого мне в руки сунули кулек с двумя полуторалитровыми бутылками воды и чем-то в вакуумной упаковке, наверное, трехдневным запасом жиров и белков. Потому как углеводы присутствовали в виде буханки хлеба и килограммовой пачки неопределяемой на ощупь крупы, толи гречка, толи пшенка, но скорее всего — перловка.

Некоторое время просто постоял в сторонке, наблюдая, как мимо течет поток перепуганных женщин, местами и с детьми, и угрюмых мужчин. Повспоминал сорок лет не слишком толково прожитой жизни, а как по-другому, если ничего толком после и не останется. Посмотрел на формирование групп эвакуации — из десятка перепуганных людей вытаскивали пару мужиков покрепче, вручали им две пачки соли, котелок, туристический топорик с ножом в рукояти, компас и карту. Потом всех требовали назваться, предупреждали новоявленных вожаков, что за каждого они отвечают головой, а остальных — что надо держаться всем вместе, заставляли все, что есть электронного, вплоть до часов и украшений, завернуть в фольгу и отправляли дальше на север.

Прикинул скорость перемещения такой колонны и оставшееся до рассвета время, да и встал в конец короткой очереди желающих повоевать — не хочется, знаете ли, умереть уставшим, да и не факт что живые не будут завидовать мертвым.

«Фамилия, имя, отчество…» — бубнит усталый голос. Поднимаю взгляд — оп-па, маячившая впереди спина за время моей задумчивости уже успела отойти в сторону сжимая в лапе какое-то орудие смертоубийства, а на меня с борта машины смотрит выдающий — в его взгляде нет даже раздражения, только усталость.

Два торопливых шага вперед: — «Пархомов Игорь Федорович КР-567-33-15» — и, не дожидаясь вопроса о профессии — «бухгалтер-аудитор». После чего взгляд сам уткнулся в землю, вот уж не думал, что мне придеться стыдиться того, чем раньше гордился. Пауза затягивается и меня начинают терзать смутные сомнения — а не выгонят ли меня вообще со столь «не боевой» профессией. Отваживаюсь даже поднять взгляд и набираюсь духом, чтобы начать оправдываться и уверять, что стрелять я умею и даже регулярно, два раза в месяц ходил с друзьями в тир, как замечаю растерянное выражение на лице выдающего.

— Бухгалтер-аудитор, значит… — задумчиво тянет он, чеша в затылке, а потом повинно разводит руками. — Извини, пушки для тебя нет… Хотя! — осененный какой-то мыслью, он опрометью кидается вглубь кузова, оттуда доносятся глухие звуки и возглас: «А то я уж не знал, кому отдать лапочку, а то все вроде грамотные, а толком ни читать, ни считать не умеют!»

Через миг передо мной появляется небольшой холм из ленточек, этот предмет смутно узнаваем по фильмам, хотя ленточки почему-то не зелено-коричневые, а серо-белые. На верх этого холма приземляется винтовка, на которую я таращусь во все глаза.

Интересно, какой музей ограбили ассамблейцы, чтобы стащить из него такой антиквариат? Это же «Выхлоп», он же даже не на пневмопатронах, а на настоящем порохе, и воспламенение не электро, а настоящее капсюльное! О чем и свидетельствует со всей очевидностью краткое руководство, которое я успеваю проглядеть, привычно запоминая все самое важное, пока мой собеседник, матерясь и гремя железом, ищет к оружию глушитель, патроны, прицел и приспособления для чистки.

А с другой стороны — чего еще надо? Дистанция боя у него оптимальная для боя в городе, шестьсот метров. Предназначенное при разработке для поражения легкобронированной техники оружие, в наше время сможет поразить пехотинца в среднем экзоскелете метров за двести-триста, если повезет. Если еще сильнее повезет — возьмет и тяжелый скаф, в упор, или метров с пятидесяти, что впрочем одно и то же.

— Ты не сомневайся, — ладонь похлопывает по камуфляжу, — с этим и укрытия искать не надо — ложишься просто на дорогу и тебя с десяти шагов никто от кучи строительного мусора не отличит. Благо его теперь… — по лицу напротив пробегает мгновенная судорога, превращая улыбку в оскал, — столько — весь город в руинах.

И ведь действительно, ну и выдали старье, которое лет как пятьдесят своего срока на складе ждало, так, а чего еще ждать ополченцу — он дай Бог, чтобы в сторону противника пару раз выстрелить успел. Не дульнозарядный кремниевый карабин времен англо-зулусской войны дали и то хорошо. Тем более, что упавшая сверху таблица поправок для боеприпасов примиряет с действительностью — все правильно, не стоит тратить деньги на ствол, из которого может и не выстрелят, если вместо этого можно купить новые боеприпасы. Война — это экономика.

Видимо, заметив мои колебания, широкая как лопата ладонь похлопывает по прикладу «Выхлопа».

— Ты не волнуйся. Это тебе больше для самоуспокоения. Шоб голым себя не чувствовал, а это основное, — перед глазами появляется наконец прицел, и «небольшое» руководство к этому чуду, оно втрое толще всего уже полученного, один перечень возможных режимов занимает страницу — когда все это читать?

— Во, видишь парней с самоваром? — Широкая ладонь показывает вправо, где мнется с ноги на ногу четверка парней. Судя по габаритам — портовые грузчики. Понять бы еще, что за «самовар», но если присмотреться, то возле их ног видна какя-то труба — действительно на самовар похоже. Легшая поверх всей макулатуры корявая копия «Таблица поправок к ротному 102 мм миномету» решает все сомнения.

— Это теперь твой расчет. Принимай под командование. Сразу назначь наблюдателя-заместителя, чтобы руководил. Ты будешь им только поправки давать и активные мины наводить. Вот визоры, таблица позывных и частот. Все понятно?

— Да.

Но едва успеваю отойти, пытаясь не растерять ничего и параллельно разобраться с визорами, хвала богам — вся выданная макулатура в них продублирована и даже больше — присутствует интерфейс к баллистическому вычислителю в прицеле, как в спину летит оклик.

— И вот еще что, бухгалтер… Ты без геройства. За потерю оружия в боевой обстановке по головке не погладят, но, в случае чего — бросайте нахрен плиту, вам без нее драпать будет гораздо проще, а точность пострадает несильно. Ты главное людей сбереги. Если уж совсем прижмет — попробуйте вынести прицел. Все понял?

Молча киваю. Черт возьми, а мне это уже нравится — первый раз слышу что люди важнее. Такое вдохновляет и подсказывает решение:

— Я тут с другом робота повышенной проходимости собирал. Это хобби такое. Он здесь, в белом городе жил, значит должен был уцелеть. Думаю мы его под перевозку приспособим — все же не на руках ствол и ящики с минами таскать…

Глаза выдающего лезут на лоб.

— Хорошо придумал. Рад, что я в тебе не ошибся, — похвала неожиданно согревает и, улыбаясь во весь рот, поворачиваюсь к своим будущим боевым товарищам. В ответ расцветают настороженные улыбки, и меня вдруг пронизывает удивительное чувство — общности и единения с совершенно незнакомыми, но уже близкими людьми.

«Ну что, ребята, давайте знакомится…»