Смерть в пятой позиции

Он улыбнулся и пожал мне руку, мягко толкнув меня обратно в кресло.

— Не вставайте. Я сяду здесь. — И он устроился рядом с нами в глубоком кожаном кресле у окна. — Я слишком стар для дуэлей.

— Как он переменился! — в притворном ужасе воскликнула Игланова.

— Но только в лучшую сторону, Анна, точно как и вы.

— За это я дам вам шоколадку.

Я видел, что он уже взял одну. При его комплекции это было просто невероятно. В такую жару даже листик салата стал бы для моего желудка непосильной тяжестью.

— Я был у Майлса, — сказал он. — Он в кошмарном состоянии. Боюсь, он этого не выдержит, может случиться что-то страшное.

— Сам виноват.

— Анна, будьте великодушны.

— Я не отвечаю за его состояние. Я шесть месяцев назад ему говорила, что он должен развестись с Эллой, что бы она ни говорила. Я сказала: действуйте, у вас всего одна жизнь, вы не будете жить вечно… Действуйте, — сказала я, — и разводитесь, неважно, нравится ей это или нет. Что она сможет сделать? Вот что я ему сказала.

— Но, Анна, видно, она могла что-то сделать, иначе он не стал бы ждать так долго и…

— Убил ее! Такой дурак!

— Мы знаем, что он ничего подобного не делал.

— Нет, мы не знаем, что он не делал ничего подобного, — вспылила Игланова. — Расскажите это тому толстому коротышке, который курит сигары… расскажите ему.

— Я понимаю, все выглядит очень плохо…

— Ох, я забыла. Та малышка…

— Магда? Но у нее семья. Что еще нужно?

— Ах, действительно, что еще нужно!

— Так вы знаете про Магду? — Они так удивленно посмотрели на меня, словно я спросил, откуда берутся дети.

— В балете нет секретов, — мягко заметил Алеша.

— Так неужели вы не можете понять, почему я так сердита на этого идиота? Можно убить плохого человека, убить себя, но нельзя причинять боль невинному. О, это аморально… Я что-то говорю не то. Алеша, скажите мне, скажите ему, что это неверно.

— Она слишком расстроена, — пробормотал старик, принимая от служанки стакан чая.

— Майлс с нею виделся? — спросил я.

— Думаю, да, — сказал Алеша, — так часто, как ему это удавалось… но это было нелегко.

— А полиция?

Алеша кивнул.

— Если они узнают, Майлсу конец; а они наверняка узнают.

— Глупость толкает на безумные шаги, — сказала Игланова, поднимаясь. — Она не захотела его освободить, и вот теперь бедная девушка enceinte…[5] Это ужасно.

— Почему он не мог развестись с Эллой?

— Кто может знать… — вздохнул Алеша.

— Кто может знать? Ха! Я могу сказать… по крайней мере в этой комнате. Она раскрыла бы его секреты. Она была на все способна… Однажды он сказал мне, что, если начнет дело о разводе, она угрожала обнародовать самые интимные вещи…

— Какие интимные вещи? — спросил я.

— Анна! — Обычно мягкий голос Алеши стал жестким и предупреждающим. Таким он был во время репетиций, когда отсутствовал кордебалет.

— А зачем делать из этого тайну? Это известно всем, кроме нашего славного молодого человека. Майлс принимал наркотики… Не мягкие, как большинство музыкантов, а сильные, опасные и дорогие. Такие, которые могут убить. Уж я-то знаю. Мой муж Федор Михайлович умер от опиума в тридцать лет. Он был крупным мужчиной, крупнее вас, Питер, но когда умер, весил пять стоунов… Сколько это будет? Семьдесят фунтов!