Дело о смерти фрейлины

— Как её звали? — спросил Марк.

— Я не сказала? Клодина. Клодина де Шаброль. Она умерла. Я была опечалена. Как бы я не злилась на неё, всё же она была моей подопечной. Я думала похоронить её вскоре, но Фрессон сказал, что ему эта смерть кажется подозрительной. Ты же его знаешь, он умеет быть настойчивым. Я позволила провести вскрытие… на свою голову. Короче, её отравили. Я не из тех, кто позволяет выходить подобным слухам за стены женской половины, и даже в какой-то момент, каюсь, была готова закрыть на это глаза, но Фрессон… Он сказал мне, что если не найти виновника, то завтра могут отравить другую фрейлину. Ты понимаешь? Отравитель во дворце — это, действительно, ужасно! Я оказалась меж двух огней: с одной стороны, есть опасность, что будет разоблачён кто-то из придворных, что приведёт к скандалу и может повлиять на расстановку сил при дворе, с другой, этот опасный человек, почувствовав свою безнаказанность, может совершить новое убийство. А Жоан итак мной недоволен. Фрессон вовремя напомнил мне о тебе, правда, — она нерешительно взглянула на него, — ты теперь граф, родня королю, богатый человек. Захочешь ли ты…

— Ваше высочество, — мягко улыбнулся Марк. — Я остаюсь бароном де Сегюром, слугой короля и служащим тайной полиции. Маркиз де Лианкур поставлен об этом в известность и не имеет никаких возражений. Так что я к вашим услугам. Я вынужден был показать ваше письмо ко мне королю, но я же заверил его, что разберусь с этим делом и обо всём ему доложу.

— Прояви такт, мой мальчик, как ты это умеешь, — проговорила она, склонившись к нему и положив узкую ладонь на его руку. — Прошу тебя, ни моя репутация, ни тем более репутация короля не должны пострадать.

— Я сделаю всё, чтоб избежать репутационных потерь для королевской семьи, — заверил он её. — Об обстоятельствах смерти леди де Шаброль я расспрошу других, а вы расскажите мне о ней самой.

— О, она вовсе не леди! — усмехнулась герцогиня. — Она — дочь торговца, не помню, как его звали. На неё когда-то положил глаз Ричард и забрал во дворец, а когда она ему надоела, выдал её замуж за своего придворного де Шаброля. Он пресмыкался у трона, как и его приятели из клики виконта Монтре. Его удовлетворил размер приданого, которое дал за ней король, и он позволил ей остаться при дворе в качестве фрейлины. Ричард хотел иметь её под рукой, когда нет никого другого для его услад. Иногда он присылал за ней, а в остальное время у неё были другие любовники из весьма высокопоставленных особ.

— Вы можете назвать их имена? — уточнил Марк.

— Это обязательно? — забеспокоилась она. — Ты же понимаешь, что это неизбежно при дворе, но у нас всё-таки не бордель. Если какой-нибудь высокопоставленный чиновник или аристократ проявляет интерес к фрейлине, и она не против, то я не вмешиваюсь. Поверь, у неё не было серьёзных отношений. Она просто развлекалась и развлекала других. Возможно, не безвозмездно. Она была довольно жадной, сказывалось происхождение, но не гнать же её за то, что она принимала подарки. Она так хорошо смотрелась в светлых нарядах и могла быть милой. У неё был неплохой голос, и она умела играть на лютне.

— Я всё понял, — кивнул он. — Пока я не спрашиваю о её любовниках, но, если будет такая необходимость…

— Я постараюсь припомнить, — вздохнула леди Евлалия. — Спроси лучше у других фрейлин и её горничной! Она ничего не скрывала и любила хвастаться своими успехами.

— У неё были враги, она с кем-то ссорилась?

— Часто. Она была несдержанна на язык. Да ты сам видел! Конечно, она не пыталась соперничать с титулованными особами и более влиятельными дамами, но часто вымещала злость на прислуге и новеньких. Впрочем, достаточно было мне приказать, как она прекращала это и извинялась. Она не страдала излишней гордостью и заботилась лишь о своей выгоде. Скажу тебе честно, мой мальчик, я не проявляла к ней особого внимания. Она была послушна и делала то, что я ей велела. Говорить мне с ней было не о чем, она не отличалась умом, да и книг не читала. Она просто была милым личиком, которое всегда можно было усадить за стол с гостями для его украшения. Это не Аламейра, не Селеста и не Аурелия. Это была всего лишь Клодина…

Леди Евлалия уныло уставилась в камин. Марк кивнул и поднялся.

— Я займусь этим делом, и потому буду вынужден побеспокоить ваших дам.

— Как будто тебе когда-то было нужно для этого моё разрешение… — грустно улыбнулась она.

— После того, как вы требовали от Армана вышвырнуть меня из дворца, я предпочитаю проявлять осторожность, — усмехнулся он.

— Теперь ты граф и родич короля, так что можешь соблазнить хоть всех фрейлин разом, — разрешила она. — Для тебя двери этих покоев всегда открыты настежь. Я велела Фрессону не ложиться. Он у себя. И передай Мадлен, что я жду её как-нибудь вечером к себе. Теперь у неё не тот статус, что прежде, мне хотелось бы дать ей некоторые подсказки, чтоб она нечаянно не допустила какую-нибудь нелепую оплошность. Ты же знаешь, как злы люди. Они завистливы и зорко следят за теми, кто более удачлив, чем они, надеясь найти повод для злословия.

— Я благодарю вас за заботу, ваше высочество, — Марк снова склонился к её руке. — Моя супруга будет у вас в ближайшее время.

И оставив королевскую тётку в её печальной меланхолии, он пошёл искать придворного лекаря Фрессона.

Он нашёл Эммануэля Фрессона в его кабинете. Тот, сидя за письменным столом, что-то писал, и его лёгкое стальное перо резво бежало по бумаге. Заметив вошедшего, он улыбнулся и, положив перо на подставку, поднялся. Он был самым молодым из придворных лекарей и всего лишь на пару лет старше Марка. При этом он вовсе не желал следовать заведённому среди его коллег обычаю облачаться в чёрную мантию с широким белым воротником. Эммануэль полагал, что прятать его стройную статную фигуру в этот чехол — кощунство, и потому носил чёрные бархатные камзолы, расшитые серебром и чёрным бисером, которые дополнял воротниками из белоснежного кружева.

Он был бастардом графа Деманкура от фрейлины Агнессы Фрессон. Отец не признал его, и он, словно из мести ему вырос высоким ладным красавцем, унаследовавшем от родителя его лучшие черты: гладкую белую кожу, орлиный профиль, большие, слегка печальные чёрные глаза и пухлые губы, на которых так очаровательно смотрелась его вечная ироничная усмешка.

Марк познакомился с ним в тяжёлый час, когда был первый раз ранен на поле боя. Именно Эммануэль, который был тогда всего лишь одним из учеников знаменитого Фабрициуса, наложил ему швы и выхаживал целую долгую ночь, пока не миновала опасность для жизни. Та война наградила его верными друзьями, твёрдой рукой полевого хирурга и умелого мечника и прядями седины на висках, придававших его и без того привлекательному образу особый шарм. К тому же вернувшись с войском из похода, он тут же направился по приказу короля во дворец, чтоб занять там место придворного лекаря.

Однако он так и не стал придворным хирургом. Его внешность и манеры сразу привлекли внимание дам, именно к нему они обращались со своими, иногда вымышленными недугами, а леди Евлалия очень быстро оценила его умение добиваться доверия пациенток и хранить их секреты. Так Фрессон стал дамским доктором, и вскоре уже имел практику не только во дворце, но и среди богатых аристократок Сен-Марко. К своей роли он относился с известной долей юмора, и пользовался симпатией не только дам, но и их мужей, поскольку унаследовал от графа Деманкура, помимо яркой внешности, острый ум, наблюдательность, отличную память и широкий круг интересов, которые делали его приятным собеседником.

Марк встречался с ним нечасто, но увидев его в толпе придворных, всегда отвечал улыбкой на его галантный и слегка шутливый поклон. Вот и сейчас, завидев на пороге гостя, Фрессон поднялся и, выйдя из-за стола, поклонился и произнёс:

— Как я счастлив, что сиятельный граф де Лорм почтил мой бедный кров своим явлением!

— Не напоминай мне об этом! — воскликнул Марк со смехом. — Я до сих пор не могу придти в себя от этого невероятного счастья.

— То есть ты ещё не понял, как хорошо быть графом? — усмехнулся Эммануэль и присел на край стола. — А я думал, что ты весь такой гордый и радостный. Это же здорово, вдруг стать графом!

— Погоди, однажды, быть может, ты почувствуешь это на своей шкуре! Твой отец так до сих пор и не обзавёлся законным наследником.

— Он ещё довольно молод, — пожал плечами лекарь.

— И обретается при дворе альдора, где не имеет доступа к потенциальной избраннице, способной подарить ему сына. Так что не отчаивайся.

— Я не отчаиваюсь. Мне и так хорошо!

— Как я тебя понимаю!

Фрессон рассмеялся звонко, как мальчишка, и Марк уж в который раз про себя обозвал мудрого посланника Сен-Марко при дворе альдора идиотом из-за того, что тот отказался от такого сына.

— Но ты по делу, не так ли? — вновь став серьёзным, произнёс Фрессон и посмотрел на бумагу, на которой только что писал. — Я уже начал составлять протокол вскрытия, но коль ты пришёл, расскажу тебе, как всё было. Садись, — он указал ему на кресло возле стола и, оставшись в прежней позе, продолжил: — Я пользовал Клодину де Шаброль уже давно. У неё были больные почки, похоже, это был врождённый недуг, но раньше всё обходилось лишь случавшимися иногда коликами. Специально подобранные травы помогали ей. Она пила отвары, принимала пилюли и жила, как ни в чём не бывало. Я прописал ей строгую диету, и она соблюдала её, поскольку от этого зависела её внешняя привлекательность. Около месяца назад её состояние ухудшилось, она жаловалась на частые боли. Я советовал ей поехать на воды, но она боялась, что не сможет вернуться ко двору, а вся её жизнь была здесь. Муж давно не проявлял к ней интереса, подозреваю, что его вообще не интересуют женщины. Впрочем, он её тоже не интересовал. Она продолжала вести свою обычную жизнь, но у неё начали проявляться другие симптомы: рвота, диарея, иногда она задыхалась по ночам, по утрам ей было трудно встать. Потом появились судороги и бред.

— Что за бред?

— У неё были галлюцинации, — уточнил Фрессон. — она слышала голоса. Впрочем, это я связывал с истерией, возникшей на почве страха потерять место при дворе из-за болезни и пережитом потрясении. Не так давно умер её отец, она ходила в его дом и уверяла меня, что наткнулась там на призрака. Она была сильно напугана.

— Может, это тоже было бредом?

— Не могу этого исключить. Я велел ей оставаться в постели и начать серьёзное лечение, консультировался с другими лекарями, но она ничего не хотела слышать. Она умоляла меня не говорить леди Евлалии о её недуге, иначе её прогонят. Поскольку это было весьма вероятно, я согласился исполнить её просьбу. К тому же иногда она была вполне бодра и весела, и в такие дни казалось, что болезнь отступила. Потом случился тот скандал на пиру, и леди Евлалия заперла её в комнате под арестом. Она вела себя странно, то смеялась, то плакала, к утру у неё начались судороги, она кричала от боли, бредила, говорила, что отец пришёл за ней, чтоб забрать домой. Потом начала задыхаться. Я провёл у её постели почти сутки, пытаясь помочь, но ей становилось всё хуже. К утру она уже не могла нормально дышать и к полудню умерла.