Завещание Петра

* * *

Жигулевск. 10 апреля 1999 года. 5.43.

Прапорщик Ахмеров выехал из родного села в 4 часа утра по направлению к трассе «Москва — Самара». Он без приключений проехал Сызрань. На въезде в Жигулевск его остановил сотрудник ГИБДД в компании с двумя омоновцами, одетыми в тяжелые бронежилеты и камуфляжную форму. Совершенно не по делу размахивая своими автоматами, они велели ему выйти из машины и предъявить документы. Увидев удостоверение, вместо того, чтобы извиниться и позволить ему продолжить путь, ещё грубее сказали:

— Стоять! Руки за голову! — и принялись обыскивать его машину. Обнаружив в кобуре на переднем сиденье «стечкин», а в сумке на заднем —полдюжины упакованных приборов, приказали следовать за ними.

— В чем дело? — поинтересовался было Ренат, но ему велели заткнуться и идти куда сказано. Ахмеров стиснул зубы от ненависти —он был человеком вспыльчивым, и кровь вскипала в нем мгновенно. Может, на это и расчет, подумал он, хотят задеть, спровоцировать, чтобы уже наверняка было к чему прицепиться. Если б майор не ждал его в Оренбурге, ох и врезал бы он вот этому мордастому... Вспотев от злости, он подчинился.

Его посадили в «уазик», отвезли на полкилометра вглубь населенного пункта и велели выходить. Привели в дежурное помещение, где Ренат имел удовольствие беседовать с милиционером в чине капитана. Капитан желал знать, куда и с какой целью следует прапорщик при оружии и с приборами неизвестного назначения. Ренат, разумеется, дал понять капитану, что его любопытство неуместно, а за задержку сотрудника Службы при выполнении задания они будут отвечать.

— Я не знаю, что у вас за задание, — не испугался капитан. — Но мне известно, что тут недалеко, под Сызранью, совершен захват и угон автомашины с применением оружия. Есть указание обратить особое внимание на людей с документами ФСБ. Так что вам придется подождать немного... До выяснения. '

Оставалось ждать и не рыпаться. Помня про Борисова, не рыпаться он не мог — через час обратился к дежурному и потребовал отпустить его. ещё через час повторил попытку. Ахмеров уже чувствовал, что опаздывает, и проклинал себя за то, что задержался в своем селе, не подумав оставить себе резерв времени. А ведь какой у него был вначале запас! Тридцать — нет, тридцать два благословенных часа ушло впустую, на разговоры о хозяйстве и о жизни, на баню и манты. Ренат чуть не стонал от злости на себя. ещё через двадцать пять минут его отвезли обратно к машине и разрешили продолжать путь.

Проехав Жигулевск, перебравшись на другую сторону Волги и миновав Тольятти, он быстро набрал предельную допустимую скорость — не хотелось новых приключений на свою голову — и мчался некоторое время, пытаясь успокоить себя быстрой ездой. Время, в общем, ещё было. Беспокоила дорога. Она могла не позволить ему набрать необходимую теперь скорость. Потом его осенила новая мысль.

Ренат Свернул с шоссе, остановился, взял один из своих любимых приборов и, насвистывая для успокоения нервов веселую песенку о весенних цветах, похожих на глаза любимой девушки, обследовал «жигулёнок».

Под пластмассовым корпусом правого «стоп-сигнала» обнаружился источник электромагнитного излучения высокой частоты. Перед выездом из Москвы не было в его машине таких источников. А теперь появился маленькая — противненькая коробочка. Ренат вынул эту коробочку из-под отражателя, приклеил скотчем на крышу автомобиля так, чтобы его можно было достать рукой с водительского сиденья, вернулся в машину и выехал на шоссе. Теперь надо было придумать,' что с этим делать дальше. За ним следят откуда-то издалека, в пределах прямой видимости, но мать-земля достаточно плоская для того, чтобы, если подняться хотя бы на тысячу метров, радиус прямой видимости увеличился на десятки километров. Ахмеров запел грустную песню о любви.

Двух таких песен ему хватило, чтобы объехать Самару с севера и выбраться на дорогу, ведущую в Оренбург. В нескольких местах он попадал в плотные потоки машин и вынужден был двигаться вместе со всеми довольно медленно. Перед одним из светофоров обклеенная скотчем коробочка перекочевала с его «Жигулей» на крышу соседней машины, и их пути разминулись.

— А то — окольсевали миня, как птису, тоже, нашли мещщеный атым...

Ренат прекрасно говорил по-русски, лишь изредка для собственного удовольствия, и чтобы позабавить товарищей произносил слова с нарочитым татарским акцентом. Только некоторые сложные русские слова —в основном не относившиеся к технико-научные термины вызывали у него затруднения.

Миновав Самару, он ещё раз посмотрел на часы, в сердцах выругался и нажал педаль газа. Времени оставалось мало, а на дороге слабый туман, асфальт скользкий и уже не такой хороший, как от Москвы до Самары. Вот проклятье...

Разогнаться по-хорошему было нельзя — на ухабах, то и дело попадавшихся на пути, машину начинало встряхивать так, что старенький кузов грозил вот-вот отломиться и продолжать движение отдельно от колес. Гораздо большую опасность представлял мокрый асфальт. На нескольких поворотах он едва не слетел в кювет.

Ахмеров прекрасно умел управлять машиной, но далеко не всегда в жизни ему удавалось справиться с собой. В минуты сильного раздражения или волнения, бывало, разум переставал контролировать его действия, и он вел себя как воин-берсерк, совершая поступки безумно смелые и совершенно необъяснимые с рациональной точки зрения.

Второй причиной того, что Ренат не сбросил скорость, подъезжая к ремонтируемому участку дороги, мог быть все ещё стоявший туман. Но главным было всё-таки бешенство попавшего в цейтнот Ахмерова. Как будто кучи гравия, ровным рядком выстроившиеся прямо на шоссе метров на двести вперед, могли разлететься и исчезнуть от одного напора его воли, которой он пытался смести все препятствия со своего пути. Правая сторона проезжей части была занята совершенно, и машины вынуждены были проезжать по очереди небольшими караванами через оставшийся слева участок, где с одним автомобилем мог разъехаться разве что мотоцикл. Когда Ренат, не обращая внимания на та, что творилось впереди, подъезжал к участку, обозначенному треугольничком «Сужение дороги», с его стороны машины уже проехали все, а навстречу по узкому двухсотметровому отрезку уже двигался караван встречных машин во главе с большой старой «Волгой».

Ренат начал сбивать скорость в последний момент, когда увидел, что ни гравий, ни «Волга» исчезать не собираются. Выбирать приходилось даже не между правым или левым кюветом —для этого было уже слишком поздно. Как водится на Руси, Ахмеров ехал посередине дороги, где выбоин было поменьше. Выбор у него был между гравием и «Волгой». Оставался ещё маленький шанс успеть затормозить по левой полосе. Но это не пришло Ренату в голову. Так, не сворачивая, только притормозив, насколько это было возможно, он и въехал на кучу гравия, чуть крутанув руль инстинктивно влево, а затем сразу вправо. Опрокидывающего момента, который получили «Жигули», хватило ровно на то, чтобы встать на два левых колеса и продолжить движение на манер велосипеда. Ренат сразу же сообразил, что произошло, выровнял скорость и повел машину дальше в таком положении. Ему никогда раньше не доводилось выполнять такой трюк, хотя он всегда чувствовал, что у него это получится, и даже побился об заклад с Большаковым, что как-нибудь попробует и сумеет. От аттракциона на стадионе дорожные условия, конечно, отличались. Водитель «Волги» свернул на обочину, освобождая Ренату побольше места. Проезжая мимо него, прапорщик услышал произносимое с опаской:

— Ну ты и псих, парень...

Ахмеров не видел шофера, слева ему открывался вид только на влажный асфальт. Когда правые колеса автомобиля проплыли над последним холмиком гравия, Ренат ещё раз чуть свернул влево, качнувшись всем телом вправо. «Жигули» встали на все четыре точки опоры и, свернув на свою сторону дороги, благополучно разминулись со встречным автобусом. Все это заняло ровно двадцать секунд.

—Аплодисментов Не надо, —выдохнул Ренат, набирая скорость. —Жаль, что Илюша не видел.

Несмотря на все свои старания, он опоздал к назначенному времени. Есть предел человеческим возможностям. Оставив на соседней улице машину, он бегом подбежал к символической границе между Европой и Азией через сорок пять минут после того, как Борисов докурил свою «Яву» и ушел. Ахмеров побродил по площадке у стелы с четверть часа, ни на что не надеясь, просто пытаясь примириться с мыслью о поражении и собираясь с душевными силами перед следующим действием. Майор, естественно, не появился —он уже подъезжал к аэропорту. Ренат ещё раз мысленно сказал себе: «Встреча не состоялась. Возвращение». Вслух он произнес со злостью и досадой только:

—А-а-ай-й-й...

Но усевшись за руль и заводя машину, начал ругаться на себя так, в таких словах и выражениях, которые может произнести без стеснения и запинки только человек, отслуживший три года на доблестном Тихоокеанском флоте.