Поцелуй меня на закате

– Оставляй. Магазин достаточно приносит, на ребенка хватит. Вырастим его вместе! – грубо буркнула Соня. Часто заморгала, резко потушила сигарету о край раковины и вышла, громко хлопнув дверью ванной комнаты.

… Щелкнул закипевший чайник, и я очнулась от воспоминаний. Взяла в руки сидящего на кухонном окне смешного зайца с длинными ушами и крепко сжала.

Ледяной дождь барабанил по стеклам, превращался в льдинки и никак не хотел заканчиваться.

Прошло несколько лет, а я все никак не могла успокоиться.

Первое время я боялась, что мою тайну раскроет отчим, но, к счастью, до меня никому не было дела. Меня и вправду никогда не замечали – для всех я так и осталась неприметной практиканткой без особых способностей к юридической науке, которую оставили в юротделе на самой низкой должности по приказу влиятельного отчима.

Живот стал заметен только к концу шестого месяца, и когда отчим узнал, что я в положении, было поздно что-то менять. Я до сих пор помню, как в июле перед декретным отпуском он орал на меня в своем кабинете. Мне тогда казалось, что в окнах лопнут стеклопакеты.

У меня было такое чувство, что отчим воспринял мою беременность как измену ему лично. Это было очень странное ощущение, тягостное и темное, и я всячески его отгоняла.

Так или иначе, а у меня началась новая жизнь. После смерти мамы мы с Соней не нуждались в опеке Карпова. Мы жили в ее квартире. Пока позволяло состояние, я помогала ей в магазине, а потом осела дома.

В середине сентября чудо свершилось: я родила девочку.

Бледная, растерянная, в просторном льняном платье, в день выписки из роддома я стояла в холле и с горечью посматривала на соседок по палате. Любящие мужья дарили им цветы, родственники умилялись малышам и позировали нанятым фотографам, а меня захлестывало отчаяние. У моей малышки не было отца и родственников. Бисаровы ее так и не признали. Все, что у нее было – это подаренный Соней дорогущий розовый конверт из последней коллекции.

– Кудрявцева! – громко назвала медсестра мою фамилию, и я, вздрогнув, заторопилась за своей дочерью. Осторожно взяла в руки причмокивающий розовый конвертик и окончательно растерялась. Какая из меня мать?! Я ведь даже яичницу жарить толком не научилась!

– Нина! Нина, я здесь! – послышался голос сестры где-то рядом. Опоздавшая Соня с охапкой разноцветных воздушных шаров ломилась в стеклянные двери холла. И сразу отлегло: я не одна.

С того дня мы с сестрой занялись воспитанием малышки. У всех детей были мама и папа, а у нашей Танюши было две мамы. Не знаю, кто из нас с сестрой больше был одержим ребенком, но начавшая лепетать с полутора лет Танюша так и звала нас: «мама Нина и мама Соня». Мы же утопали в розовых рюшах, погремушках и том неповторимом счастье, которое дарят маленькие девочки своим появлением в жизни одиноких женщин.

Иногда мне казалось, что Соня повернута на малышке больше, чем на своей успешности. Ее квартира была завалена одеждой для девочек и игрушками, шкафчик в кухне был заставлен баночками с детским питанием, а в ее автомобиле бизнес-класса было установлено дополнительное детское автокресло.

Отчим не общался с нами еще долго. Танюшке исполнилось три годика, когда мой декретный отпуск официально закончился. Карпов позволил мне вернуться на работу, но в своем кабинете разговаривал со мной через губу, даже не глядя в мою сторону.

В день трехлетия малышки юротдел торжественно поздравил меня с этим важным событием, но Карпов подчеркнуто проигнорировал мой маленький праздник. Напротив, отчитал меня перед всеми за то, что я не вовремя принесла документы.

Элеонора и Галина растерянно разводили руками, а Карпов орал на меня так, что в нашем отделе снова тряслись окна.

Тогда меня это жутко задело. Мамы больше не было, а по крови мы с ним не являлись родственниками. Он не имел права так со мной обращаться. Но за декретный отпуск я окончательно растеряла все свои навыки, и сейчас ни одна организация не взяла бы меня на высокооплачиваемую должность. С сентября я пыталась втянуться в рабочий процесс, билась с утренними рыданиями Танюшки, которая никак не хотела идти в садик на целый день, и с той минуты молча ненавидела Карпова еще сильнее, чем раньше.

Иногда меня пугал его взгляд: в нем мелькало что-то пронзительное и не очень хорошее. Он смотрел на меня так же, как когда-то на маму, и я всеми способами старалась его избегать.

А вот сегодня случилось что-то неправильное. Зачем вернулся в город Ян Бисаров? Его наполненный яростью взгляд швырнул меня в прошлое, причинил боль, и теперь я никак не могла выбросить из головы его образ.

Желая успокоить расшалившиеся нервы, я натянула толстовку и спортивные брюки, забрала со столика пачку дамских сигарет, без которых не мыслила жизнь Сонька, и вышла в холл на общий балкон.

В телефоне мелькнуло сообщение от Галины: «Нина, загляни в почту».

Я шумно выдохнула и отправила ответное сообщение: «Через пятнадцать минут загружу ноутбук».

В юротделе всегда было много работы. Не знаю, о чем я думала, когда поступала на юридический. Хотя знаю: мама хотела, чтобы у меня было юридическое образование. «Кем угодно, Нина, только не врачом!»

Мамы нет, а мне все кажется, что, если я откажусь от юриспруденции, то предам ее память.

Да и не вариант заниматься поисками себя, дочку надо на ноги ставить. Никто не будет платить бездельнице Нине без особых талантов больше, чем Карпов.

Я вышла на балкон, поставила кофе на широкое ограждение, прикурила Сонину гламурную сигарету и принялась рассматривать незатейливый пейзаж внизу.

– Какие люди, и без охраны! – послышалось бархатное, чуть хриплое приветствие за спиной.

Мои губы дрогнули в улыбке, и я обернулась.

Передо мной стоял Сонин воздыхатель Савелий. Бумажный пакет из французской булочной напротив нашей многоэтажки в его тонких аристократических пальцах заставил меня завистливо вздохнуть.

Савелий преподавал в магистратуре, в этом году планировал получить докторскую степень по гражданскому праву и был единственным мужчиной из всех Сониных ухажеров, с которым я дружила.

«Золотой» наследник из обеспеченной семьи, он вызывал у меня восхищение. Его врожденное благородство и галантность дали бы фору любому красавчику.

– Соня спит, – сообщила я.

Савелий усмехнулся.

– А ты почему не на работе?

Я неопределенно махнула рукой.

– Перебегала дорогу, и один очень «умный» товарищ на внедорожнике не успел затормозить. Итог: испорченная блузка. Пендитная Элеонора не смогла вынести пятен и отправила меня домой.

– Ничего себе! Ты хоть номер машины записала?

Я наигранно усмехнулась:

– А какой в этом смысл? Я цела и невредима.

– Ох, Нина! – Савелий осуждающе покачал головой. – Круассан будешь? Я и для тебя захватил: как чувствовал, что застану тебя здесь.

– Конечно, буду! Что может быть вкуснее настоящего круассана из французской кофейни? – рассмеялась я.

– Тогда докуривай и приходи на кухню.

– Как скажете, мастер.

Савелий помахал у меня перед носом пакетом с большущими круассанами и исчез с балкона.

Я с наслаждением втянула в себя облако аромата свежей выпечки. Как же божественно пахнет! М-м-м… Все не так уж и плохо. Подумаешь, вылила кофе с молоком на капот тачки с блатными номерами? Вряд ли Ян меня узнал: у его брата не было недостатка в подружках.

В кармане толстовки завибрировал сообщением мобильник.

«Нина, душка, только что пришло сообщение от Карпова. Завтра в девять утра он устраивает расширенную планерку. Не знаю, почему, но он в бешенстве. Приказ: явиться всем без исключения. Видимо, случилось что-то из ряда вон. Постарайся отправить свою принцессу в садик пораньше и не опоздать», – щелкнуло сообщение от Галины.

Мне стало не по себе.

«Интересно, что случилось?» – мелькнула тревожная мысль.

Почему-то перед глазами вновь всплыл мрачный образ Яна. Не зря его роскошный автомобиль с дурацкими номерами появился возле главного входа «Эксперта».