Группа Векслера

Глава 4. Белая будка

Дореволюционный особняк Васнева нависал над брусчаткой перед местной Красной площадью всеми своими, как тогда говорили, архитектурными излишествами: балкончиками, массивной колоннадой и балюстрадой открытой террасы третьего этажа. Возле машины Векслера стояли трое — сам старший группы, его напарник и майор Сретенский, сменивший китель на больничный халат.

— Списывать меня, мужики, пора — третий криз за весну... — жаловался он.

— Ты держись, майор, нам без тебя совсем грустно станет, — приободрил его Евгений Павлович.

— Ладно, что у вас?

— Пэ-Пэ взял все на себя и пошел с полковником к первому секретарю. Мы по-прежнему ловим оборванные концы цепочек, но пока везде голяк. Похоже, бандиты тупо вырезали всех, кто что-либо знал, — развел руками Векслер. — О, Дробот! — указал он глазами на подъезжающий мотоцикл.

Участковый легко выскочил из седла и поздоровался с офицерами. Следом вытянулся во фрунт старшина. Фрося, издали обнюхав всех, вдруг шагнула к Векслеру и дружески слегка боднула его в бедро. Тот потрепал собаку за ухо и обратился к прибывшим.

— Что, Валек?

— Пропал Клешня. С момента разговора в дежурке как сквозь землю провалился... Як пороблэно! — раздраженно треснул он себя по ляжкам.

— Не надо было отпускать! Всех в околоток, никаких доверительных бесед больше. Для их же безопасности, — жестко резюмировал старший.

— Жень Палыч, а кто вообще из привокзальной шелупони остался неохваченным? — поинтересовался Сретенский.

Векслер вопросительно посмотрел на Дробота.

— Да вроде все. А не, Культя остался, но тот... — Он безнадежно махнул рукой. — Что с бухарика взять?!

— Кто это?

— Безногий попрошайка на костылях, — ответил старшему участковый.

— Да, я помню, с медалями.

— Ага, ветеран всамделишный, кстати. Мы его пробивали. И документы настоящие, и ногу на фронте потерял, и медали его. Гарик... как его... Попытченко! — вспомнил капитан.

— Стоп, Валек! Еще раз: попрошайка без ноги, на костылях, с двумя медалями. Установленный ранее инвалид и ветеран войны Гарик, то есть Игорь, Попытченко. Так?

— Да, Жень.

— И он алкаш?

— Ну да. Стоит до обеда или пока насобирает. Берет четверть литра и уходит, счастливый, восвояси.

— Валек, я его видел и помню. И он не пьет.

— Слушай, Жень, ну ты-то откуда знаешь — раз посмотрел и определил по памяти?

— Рыбак рыбака... — задумался майор. — Так, надо с ним срочно познакомиться, пока и его под землю не укатали...

— Правильно говорит Евгений Павлович! — вступил в разговор Сретенский. — Надо поднять всех твоих участковых и выяснить, где он живет.

— Да я знаю где! Точнее, адреса как такового нет, живут за белой будочкой... — вмешался капитан.

Милиционеры, переглянувшись, улыбнулись.

— Да не в том смысле! — начал заводиться Дробот. — Конкретно за будкой жэдэ переезда, в самострое близ гравийки, между Камбродом и Большой Вергункой.

— Дорога туда идет из Камброда или из Вергунки? — поинтересовался майор.

— И так и так можно добираться, а если пехом, тогда вообще с любой стороны — через посадку или пустырями.

— Ух ты! Однозначно надо познакомиться поближе, — констатировал старший опергруппы. ***

Практически за окраинами Каменного Брода тоже жили люди. И до войны, и после здесь строились и селились целыми семьями. Как раз один из таких проулков раскинулся перед глазами оперативников метрах в семистах от грязно-белой будки путевого обходчика на железнодорожном переезде у гравийной трассы, связывавшей два городских поселка.

Мотоцикл и машина остановились чуть выше, а сами милиционеры разговаривали с хозяйкой дома, стоявшего у края улочки, отсыпанной буро-красно-фиолетовым печным штыбом, традиционно именуемым в Донбассе жужалкой.

— Ни с кем они не общаются, живут бирюками, сколько их тут помним, — рассказывала хозяйка. — Старший Попытченко с немцами сотрудничал, а они его казнили...

— Не кажи, чего не знаешь, кура! — Грохнув калиткой, на улицу вышел шестидесятилетний мужик в перепачканном глиной и сажей фартуке. — Здрасьте, товарищи! — поздоровался он с милиционерами, отирая руки от глиняных катышей и красной кирпичной пыли. — Не слушайте! Несет баба сама не знай що, — гневно глянул он на женщину.

Оперативники развернулись к мужчине.

— Старый Попытченко просто работал в депо. Немцы его спалили, а за шо — никто не знае.

— Когда это было? — уточнил майор.

— Было-было, известное дело, — вмешался Дробот. — Перед приходом наших, за неделю до штурма, фашисты, действительно, связали колючей проволокой, облили соляркой и сожгли несколько работников депо, включая Попытченко. Их всех потом похоронили в общей могиле на старом кладбище.

— Так и есть, — подтвердил мужчина.

— И кто сейчас там живет?

— Упыриха, Вадько, брат его одноногий та его сынок — внук Станиславовны, — не выдержала долгого молчания женщина.

— Упыриха? — удивился Векслер.

— Помолчи! — вновь кинул мужик жене. — Леська, жена старого Попытченки. Бабы ее ненавидят. — Он вдруг ухмыльнулся. — Мабуть, взаимно!

— Что за брат, внук?

— Вадько? Та шофер с депо. Нормальный мужик, работящий. Внучок у ФЗО учится, добрый хлопчик. А вот Игорь — такой позор — жебрак с вокзала! А ще фронтовик... — Мужчина аж сплюнул от негодования.

— Чего Станиславовну ненавидят? — поинтересовался Векслер.

— Так вона нетутошная! Дед ее со службы привез. Самого гарного парубка у дивчин наших увела... повия, — вдруг захохотал мужик, весело зыркнув сверху вниз на сжавшуюся от злобы жену.

— Они свиней держат? — задал последний вопрос Векслер.

— Тут все трымают... — ответил тот. ***

Отойдя метров на пятьдесят от машины и разговорчивых соседей, Векслер начал инструктаж группы.

— Так, бойцы, собрались! Влад подкатывает и блокирует ворота — вне зависимости от того, одинарная там калитка или проезд для студебеккера. Валек бросает мотоцикл у самого края усадьбы и бежит к воротам. Если нам не открывают, первыми через забор идут Фрида с Узловым, следом — Дробот. Открываете, впускаете Туманова и действуете группой по обстоятельствам в следующем порядке. Первым за собакой идет старшина. Валек прикрывает их справа. Туманов всех троих — сзади. Влад стоит с автоматом в воротах и прикрывает всю группу, отслеживая улицу за спиной.

— А ты, дядь Жень? — удивленно спросил участковый.

— А я стою на номерах с заднего двора. Если вы их погоните, то встречу.

— Сам?!

— Ты за меня не переживай. Слушаем дальше. Второй вариант. Нам открывают, но не пускают. Тут все просто: рылом в землю и входите штурмовой группой в дом, оттуда — дальше по постройкам. Всех брать, вязать, стаскивать под ППШ к сержанту. Третий вариант: впускают и беседуют. Тогда действуете по обстановке. Любая замеченная опасность — кодовое слово: «Время!» Значит, сдаем назад. Выходим. Вызываем подмогу.

Он еще раз посмотрел в глаза своим бойцам.

— Самое главное. Ни при каком раскладе вы, во-первых, не расходитесь и, во-вторых, не выпадаете с прицела Владлена... — Майор окинул группу взглядом, задержав его на мгновение на наградной планочке медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» на груди Туманова. — А чего вы все вырядились, как на парад?!

— Ну дык к полковнику с утра собирались.

— Лады, все готовы?! Тогда отлили, попрыгали, проверили оружие — и вперед!

Тут не выдержал Дробот.

— Дядь Жень, прости, но ты на самом деле считаешь, что там банда? Или Культя — один из братиков?

Векслер немного удивленно взглянул на участкового, словно тот предстал перед ним новой гранью, и повернул голову к Туманову.

— Никита Степаныч, ты у нас мастер деталей, скажи Валентину, почему ты в напряге последние полчаса.

Туманов улыбнулся, как будто его на чем-то подловили, и ответил:

— Меня смущает расстояние от вокзала до дома Попытченко.

— О! Ни секунды в твоей светлой голове не сомневался, — акцентировал майор. — Скажи, Валек, как одноногий пьянчужка два раза в день проделывает полуторачасовой путь туда и обратно? Или, может, его кто-то подвозит? Как на работу?

Он жестко закончил:

— По местам. Узлов — на переднее сиденье, Дробот — впереди нас. С богом, бойцы! ***

Ехали достаточно быстро, но не летели и пыли не поднимали. Оставив мотоцикл у края забора, Дробот первым оказался у дома и, пока оперативники высаживались у въездных ворот, громко постучал железной ручкой калитки. Во дворе, гремя цепью, злобным лаем заливалась собака. Фрося, внешне никак не отреагировав, лишь слегка приподняла шерсть загривка.

Массивные ворота, рассчитанные на грузовик или подводу, покоились под небольшой двускатной крышей. Вообще и ворота, и двухметровый забор, да и сам дом на высоком цоколе казались основательными и откровенно богатыми по сравнению с подавляющим большинством хибар Камброда.

— Алкаш, да?! — успел прошипеть участковому Векслер, скользнув за левый угол забора.

Во дворе послышалась возня, хлопнула дверь, раздались шаги. Потом лязгнул запор, за ним — щеколда, и в открывшейся калитке показалась невысокая полноватая бабулька лет семидесяти. Она удивленно осмотрела милиционеров и спросила:

— О! А вы до кого?!

— Здравствуй, Станиславовна! — Остановив жестом двинувшего было вперед старшину, Дробот поинтересовался: — Гарик дома?

— В хате он. Хворый... — недоуменно посторонилась она, пропуская милиционеров.

Первым во двор вошел старшина со своей собакой. Средних размеров кобелек, рвавший горло и встававший дыбом на цепи, вдруг упал на все четыре лапы и вместо заполошного воя перешел на озлобленный писклявый лай. Фрося, не глядя на него, совсем немного приподняла одну брылю, еле-еле оголила кончик клыка и чуть слышно заурчала. Кобель взвизгнул и, заскочив в добротную будку, отчаянно завыл.

— Та замовкны вжешь! — Старушка, перехватив клюку, мигом подлетела к будке и знатно треснула по дранке, прибитой к рубероиду крыши. — Нэ брэш!!!

Потом подняла глаза на оглядывавшую двор и дом опергруппу.

— Заходьте до дому, раз пришли.

Дробот окинул взглядом огромный участок с флигелем, рядом сараев, отделявших задний двор, беседку, летнюю кухню и дворовый очаг с выварками*. Затем он повернул голову к хозяйке.

— Та хворый, кажу. У лижку весь час, — ответила она на немой вопрос.

Приметив ступу деревянного протеза у стены и ряд дворовой обуви, капитан решительно двинулся вперед. Опередив его, Узлов развернулся и, первым поднявшись на невысокое крыльцо, вошел в коридор. Миновав длинную веранду, оказался в комнате и остановился за порогом. За ним проследовали Дробот, пожилая женщина и Туманов. Влад остался у ворот, цепко оглядывая двор и улицу.

Большая светлая комната с рядом окон и длинным столом в центре с дальнего торца оканчивалась двумя дверьми. Напротив милиционеров оказался письменный стол и книжный шкаф между крайним левым окном и входной дверью в углу, где теперь, контролируя пространство, остановился кинолог с собакой.

За столом перед тетрадкой с учебниками сидел подросток в белой с глубокими вырезами майке, синих трениках и парусиновых спортивных туфлях. Он, удивленно улыбаясь, с интересом рассматривал вошедших милиционеров. Хозяйка встала на середину комнаты между операми и мальчиком. Туманов остался в дверях, а участковый прошел немного дальше и замер чуть впереди и справа от старшины.