Про Дуньку, которую знали все

— Да! Да! Надо что-то делать! Девочку необходимо изолировать. Всё, что она творит, — творит совершенно осознанно! И в этом вся беда. Вряд ли с возрастом она поумнеет. Тут, видно, наследственность, от которой избавиться трудно…

И стала растерянно крутить головой, ища поддержки у молчащих родителей. Те задвигались, зашептались, одним словом, «активизировались». И понеслось!..

За полчаса их обличительных речей Дунька наслушалась про себя такого, что даже спина взмокла, зачесалась. Взглянула на Валерку. У того скулы напряглись, желваки бегают. А сам смотрит в стол и вертит в руках ручку. До того довертел, что ручка сломалась и потекла. Руки у Валерки вымазались синей пастой. Он сердито чертыхнулся. То ли из-за пасты, то ли из-за того, что услышал. Откинул ручку в сторону, достал носовой платок и стал оттирать им грязные пальцы. Дунька наблюдала за ним с нескрываемым презрением. Талдычил: «честь семьи», «честь семьи», а у самого руки дрожат. Защитник нашёлся! Интересно, как он после собрания будет с ней разбираться? Бить? Вряд ли! Нотации читать? Не похоже!

И тут Валерка встал.

— Разрешите мне сказать несколько слов! — Все лица снова разом повернулись в его сторону. — Я, так сказать, новоиспечённый отец Дуни Цыгановой. Всё, что здесь вы говорили, возможно, правда. Но дети наши взрослеют, умнеют, понимают свои ошибки и… меняются в лучшую сторону.

В классе раздался явно несогласный ропот. И по мимике, жестам Дуньке сразу стало понятно, кто есть кто.

За первой партой, чуть сгорбившись, сидела мать Светки Тимохиной. Копия Светки. Та так же спину горбатит и нос морщит.

Рядом с ней — мамаша Гальки Сорокиной, с такой же гладкой физиономией. Наверное, тоже, как и Галька, вся правильная и во всех отношениях примерная.

А эта-то «дама с Амстердама» кто? Сидит за партой Юрки Блохина, по прозвищу Блоха. Но на Юрку совсем не похожа: прямо день и ночь. Тот рыжий, вечно сопливый, а эта тётка красивая, стройная, с накрашенными губами и ногтями. И волосы чёрные, блестящие, как затвердевший гудрон. Может, Юрка не в мать, а в отца пошёл?

Ехидно захихикала в кулак мамаша Таньки Фроловой. До Дунькиного уха донеслись её слова:

— Сегодня есть он, этот «новоиспечённый», а завтра его как ветром сдует! И девчонка озлобится ещё больше, будет за это всем мстить!

Надменно тянула нос кверху мамаша Борьки Ефимова.

Тьфу на них! Чего от них ждать! А Валерка-то что? Украдкой снова взглянула на своего «новоиспечённого».

— Женщины, милые! Выискивать только отрицательные стороны в человеке мы все горазды. А ведь Дуняша — умная девочка. И хоть бы кто когда-нибудь её похвалил! А ведь в ней, как в каждом человеке, есть и хорошие качества. Так почему всякий раз мы говорим только о плохих? Вы не даёте ей возможности стать лучше! Вы не верите в это! А зря! Уверяю вас, что больше о поведении Дуни Цыгановой нам с вами говорить в таком тоне не придётся. Я за неё ручаюсь. И говорю это вам со всею ответственностью!

Класс онемел! Все взгляды устремились на учительницу. А та непонятно почему улыбалась. С неподдельным интересом смотрела на Валерку и была, как видно, с ним согласна.

— Ну, в общем, ситуация в семье Цыгановых теперь, конечно, изменилась, — откашлявшись, обвела она всех серьёзным взглядом. — Я думаю, что где-то вы правы, — кивнула она в сторону Валерки, не зная, как его назвать. — Хотелось бы, конечно, услышать, что сама Дуня скажет…

Валерка заговорщицки подмигнул Дуньке: мол, не подведи. Но Дунька молчала, словно язык проглотила. И снова все выжидающие взгляды прямо-таки вонзились в неё. В другой бы раз Дунька отбила их крепко сжатыми кукишами. Но сейчас они с Валеркой, как он выразился, «отстаивали честь семьи». И отчим, почувствовав её состояние, уже спешил на помощь, подсказывал, подталкивая к действию:

— Скажи, Дуняша, ты ведь всё поняла, правда?!

И в голосе столько участия и откровенной мольбы! У Дуньки всё сжалось внутри. Не от страха, не от обиды. Это было что-то другое, не совсем ей понятное. Она кивнула и, закрыв лицо руками, стремительно выскочила из класса. Стало себя жалко. Правильно им Валерка сказал про то, что никто никогда её не хвалил. А ведь за прошлый диктант пятёрку получила только она и Генка Зябликов. И контрольную по математике, между прочим, не многие на четвёрку написали.

Других заслуг в себе больше не нашла. Какие он там в ней ещё «хорошие качества» обнаружил? Спросить бы… да стыдно!

К скамейке подошли двое из девятого «Б». Длинноносый Дятел и Вовка, по прозвищу Шмыга. Вовку прозвали Шмыгой из-за дурной привычки шмыгать носом. По шмыганью его можно было узнать издалека. Чего около школы вечером околачиваются?

— Что, Дунька, с тебя предки стружку снимали? — сплюнул под ноги Дятел.

— У позорного столба стояла? — насмешливо подхватил Шмыга. — На, перекури это дело! — и услужливо протянул ей свой обслюнявленный хапчик.

— Отвали! — сильно пнула его ногой под коленку Дунька.

Тот взвыл и схватил её за волосы. Не успела Дунька заорать, как на крыльцо выскочил Валерка. Да так с ходу дал по шее обидчику, что тот взвыл ещё громче.

— Что ты, мужик, умом тронулся?! Больно ведь! — и выругался матом.

— Вали отсюда! А не то добавлю! — прорычал Валерка. — Попробуй тронь её хоть пальцем! Со мной будешь дело иметь! — И крепко взял Дуньку за руку. — Быстро домой! Мать ждёт.

Руку Дунька не вырывала. Пусть те хмыри видят, что это им не хухры-мухры, — Валерка за неё любому по соплям надаёт! А Валерка тем временем шутливо толкнул её локтем в бок:

— А где ж стихи? Почему не слышно рифмоплётства? Или ничего больше в твоей копилке не осталось?

Дунька даже остановилась. Нормально! Ну держись, раз напросился!

За поступок благородный

Все его благодарят.

— Попросите что угодно,

Дайте нам любой наряд!

Ну а он? А он в ответ:

— Что вы? Что вы? Нет-нет-нет!

Мне не нужно ничего!

Я задаром спас его!

Валерка чуть не подавился. А потом картинно развёл руками:

— Ну даёшь! Тут ты далековато ускакала от Михалкова. Это ведь из «Дяди Стёпы»?

— А ты что, все эти стихи тоже наизусть знаешь? — удивилась Дунька.

— Куда уж мне до тебя! — приобнял её за плечи Валерка. — К тому же я ведь давно из детского возраста вышел. Но произведения этого писателя раньше тоже любил.

Матери про собрание отчим ничего рассказывать не стал. От её пытливого взгляда отмахнулся. И вообще, на эту тему больше не говорили. Телика не включали, спать легли раньше обычного. Чтобы забыть про собрание, Дунька взяла в руки книгу. Но отвлечься от тяжёлых мыслей Гарри Поттер не помог. Перед глазами мелькали рассерженные лица взрослых. И тело начинало гореть, как от ожогов крапивой, когда в памяти всплывали жёсткие фразы: «какое-то исчадие ада!», «изолировать от класса», «это ведь обезьяна, не девочка!». И эти подрагивающие пальцы Валерки…

И даже ночью приснилось это гадкое собрание. Только теперь жалили не словами — со всех сторон тянулись к ней скрюченные в злобе пальцы. Вот-вот вцепятся в волосы, до крови расцарапают лицо ногтями! Дунька истошно закричала и проснулась. Села на постели, слизывая с губ солёные слёзы. В комнату вбежал Валерка. Осторожно уложил её в постель, сел рядом, стал ласково гладить по волосам.

— Успокойся, девочка моя! Это плохой сон. Никто тебя не тронет. Я всегда буду рядом. Ты мне веришь?

Дунька кивнула. И так не хотелось, чтобы отчим уходил. Двумя руками обхватила его локоть. А он продолжал убаюкивать её словами:

— Вот окончишь школу и выучишься на врача. Будешь людей спасать. Ты ведь, я знаю, крови не боишься. И тогда все увидят, какая ты умная, добрая и способная девочка, Евдокия Цыганова…

— Евдокией меня никто никогда не зовёт! — всё ещё хлюпая носом, сказала Дунька.

— Тебя так будут все величать, когда вырастешь. Не веришь? У кого хочешь спроси.

У Дуньки сразу слёзы испарились. А что? Клёво! И никакая она не «Дунька-пердунька» и не «Дунька с трудоднями», как обзывали её дворовые ребята, а… Евдокия!! Впечатляет! Зря она на мать обижалась: «Зачем ты меня Дунькой назвала?! Ни у кого в классе такого дурацкого имени нет! Только у меня! Как насмешка! Как дразнилка!» На что мать ответила как-то уж больно витиевато: «Имя у тебя, действительно, редкое. Но не в нём суть. Дело в отношении людей к тебе. К любому, даже к самому красивому имени можно злую обзывку приклеить. Ну, вот я, например, тебя ведь не Дунькой, а Дуняшей зову». Ну, завернула! Хотя… вообще-то правильно.

— А знаешь, что означает твоё имя? — лукаво улыбнулся ей Валерка.

— Не-а!

— Евдокия — по-гречески значит «славная». Ты ведь у нас славная, правда?

Дунькины губы тронула стыдливая улыбка.

— Знаешь, а я ещё и Цыгановой не хочу быть! — поддавшись какому-то порыву, прошептала она.

У Валерки округлились глаза.

— Так давай сменим фамилию! Возьми мою. Будешь не Цыганова, а Любимова. Кстати, — поднял он вверх указательный палец, — отличная идея! И жить начнёшь с чистого листа.

— Как это? — запилькала длинными ресницами Дунька.

— А вот так! Была Дунька Цыганова с её вечными проказами, да вся вышла! И теперь есть Евдокия Любимова, которая умеет людей уважать. А значит, её тоже все любить и уважать будут! Каково? А?!

Дунька съёжилась, насупилась, исподлобья взглянула на Валерку: что она, людей не уважает?!

Валерка спохватился:

— Не обижайся. Но ведь было же такое? Иначе бы на собрании столько упрёков не прозвучало. Давай правде смотреть в глаза. Ну, например, урок идёт, а ты шумишь, ребятам слушать мешаешь. Значит, ты их не уважаешь. Так?

— А за что их уважать?! — вскинула голову и снова распрямила плечи Дунька.

— О-о-о! — протянул Валерка. — Как всё запущено! А это уже высший пилотаж зазнайства! В классе, значит, кроме твоей особы, достойных ребят нет? Знаешь, это уже даже не зазнайство, а гремучая гордыня! И гордыню эту из себя ты, Дуняша, должна калёным железом выжигать!

Дунька фыркнула. Сказанул тоже! Но в голове засело.

А Валерка продолжал:

— Окружающий мир, девочка моя, относится к человеку так, как он сам относится к окружающему миру. Вспомни мудрую народную пословицу: «Как аукнется — так и откликнется». Это факт!

Дунька скривилась. Во замудрил! «Окружающий мир», «окружающий мир»! И это глупое правило: «Людей надо любить, уважать». Каждый день об этом в школе долдонят. И он туда же!

Будто прочитав её мысли, Валерка решил пояснить примером:

— Как думаешь, почему у тебя в классе друзей нет?

— Нужны они мне, как собаке пятая нога! — тут же отбила глупый вопрос Дунька.

— Во даёшь! — покачал головой отчим. — Изолировать себя от общества хочешь? Добровольно в невидимую клетку засесть?

Ну к чему он это?! В какую «клетку»? Однако мысль пошла «гулять по буеракам». А что? Друзей-то, действительно, нет. Вовка Ершов с Колькой Ручкиным — друганы не разлей вода. И в школу, и из школы вместе идут. А что им? Живут в одном доме. Танька Фролова с Викой Воробьёвой — опять же: на каждой перемене шушукаются. В выходные друг у дружки даже ночуют, Танька как-то хвасталась. Хотя, казалось бы, что между ними общего? Вместе выглядят как корова с телёнком. Вика высокая, толстая, краснощёкая, а Танька как заморыш какой. Дунь на неё — зашатается. Стоит только кому-нибудь из мальчишек её плечом задеть, сразу кричит: «Вика! А что он меня?!» Та сразу, телесами колыхая, бежит на помощь, за обидчиком вдогонку… Юрка Блохин с Борькой Ефимовым как два брата-акробата. С первого класса за одной партой сидят и на физкультуре в шеренге рядом. Каждый пирожок, каждый бублик у них пополам. Если у одного конфета за левой щекой, то у другого — за правой. Оказывается, в классе и правда почти все по парам.