Школа ненависти

* * *

Весной сбылась наша давнишняя мечта. На крыше деревянных сараев мы построили из досок будку с решетчатой дверкой и Отправились на базар покупать голубей.

На дорогах от почерневшего снега струился пар и бежали ручейки.

Чтобы прийти на базар пораньше, мы с Колькой вышли из дома чуть свет. На Кольке — длинное рваное пальто, лохматая шапка и новенькие ботинки со шнурками. На мне — теплый пиджачок, сшитый из пальто, оставленного нам жильцом стариком Иваном Петровичем, длинноносые старые штиблеты и кепка.

Денег на покупку голубей, по нашим расчетам, у нас было накоплено немало.

На базаре, перепрыгивая через лужи, мы прошли стороной, мимо толпы людей, продававших разные вещи, и остановились на площади, обнесенной забором. Тут полно было всякой живности. Вокруг мычали коровы, хрюкали свиньи и испуганно кудахтали куры.

В конце площади стояли лошади. Около них толпились крестьяне в длинных армяках, накинутых на плечи, и цыгане с кнутами в руках. Голубей пока не было видно.

— Дяденька, где здесь торгуют голубями? — спросил я у старика, вешавшего на забор клетки с птицами.

— Принесут и голубей! — не глядя на меня ответил старик.

Было, видимо, еще рано, и мы с Колькой решили посмотреть, что делается на площади.

Невдалеке цыгане продавали лошадей. Один из них беспрестанно стегал своего коня кнутом и громко кричал: «Тпру!», «Стой, окаянная!». Крестьянин же, покупавший лошадь, держал руку ладонью кверху и улыбался, а цыган хлопал по ней своей рукой и крестился.

Мне вспомнилось, как тряпичник Уткин однажды рассказывал: «Цыгане напоят старую лошадь водкой и продают ее, пока она веселая».

Колька теперь глядел на продажу лошадей с таким удивлением, что не заметил, как бородатый цыган потихоньку подкрался к нему и сунул в его раскрытый рот кончик кнутовища. Колька страшно рассердился, схватил камень, но бросить в цыгана побоялся, а долго морщился, плевал и вытирал рукавом губы.

Наконец, мы увидели то, что искали. Пожилой рыжеусый мужчина продавал голубя и голубку. Птицы сидели в маленьком фанерном ящичке, а рыжеусый хрипловато покрикивал:

— Парочка почтарей! Парочка почтарей! — и хитро щурился, выискивая покупателей в толпе.

Узнав цену, мы опечалились. Денег у нас оказалось только на покупку одного голубя.

— Продайте, пожалуйста, отдельно голубя или голубку! — стали мы просить.

— Что вы, дурачки, разве можно отделять голубя от голубки, ведь их пара, — сказал торговец, окинув нас с Колькой внимательным взглядом, и вдруг предложил: — Пойдемте-ка в сторонку, потолкуем.

Он отвел нас подальше от народа и, озираясь по сторонам, стал разъяснять:

— Сейчас весна, для голубей самое время. Голубка каждый день яичко положит. Через три месяца от этой парочки у вас большая стая почтарей будет! Ну, давайте ваш капитал!

Мы вынули накопленные деньги.

— Да-а, маловато, — протянул торговец и, взглянув на Колькины новые ботинки, предложил:

— Давайте сапоги в придачу!

Колька тут же на месте сел на мокрый снег и начал снимать ботинки.

— Хотя нет, не надо! — вдруг почему-то раздумал торговец и уже хотел уходить. Сердце у меня упало.

— На и пиджак в придачу! — крикнул я и в один миг сбросил с себя пиджачок.

Торговец взял вещи и деньги, отдал голубей вместе с ящичком и быстро исчез в толпе.

Радостные, мы бежали домой. Колька в длинном пальто и босиком прыгал по черному талому снегу, крепко прижимая к груди ящичек с почтарями, я в рубашке без пояса еле поспевал за ним.