Дело Ильназа Галявиева

«Действуя с прямым умыслом и осознавая общественную опасность и противоправный характер своих действий, предвидя возможность и неизбежность наступления общественно опасных последствий и желая этого», 11 мая в 9:24 Галявиев встретил на крыльце у входной двери в гимназию случайного посетителя школы Садыкову и трижды выстрелил в нее из ружья. Девушке удалось спастись бегством. Это первое пострадавшее лицо.

Затем Галявиев увидел рабочего гимназии Мулланура Мустафина, 1958 года рождения, и дважды выстрелил в него, попав в голову и живот. Его спасли врачи.

В 9:25, находясь в холле первого этажа, Галявиев стрелял в убегающих учителей и работников школы, но не попал. Они убежали и спрятались.

Находясь в коридоре первого этажа гимназии, между кабинетами 107 и 108, Галявиев выстрелил в голову учителя начальных классов Венеры Айзатовой. Она скончалась на месте.

Затем у Галявиева закончились патроны, и он стал перезаряжать ружье.

В 9:26 он привел в действие свою «мину», установленную на полу у входа в кабинет 107. Взрывом он убить никого не смог, так как ему пришлось положить мину за запертыми входными дверями, а мощность взрыва была недостаточной.

В 9:26 убийца проследовал по лестнице на второй этаж. В кабинете 206 выстрелил картечью в голову учителю английского языка Эльвире Игнатьевой. Она скончалась на месте.

Затем, увидев в окно на спортивной площадке на расстоянии примерно 28 метров учеников второго и третьего класса, дважды выстрелил в них картечью из ружья, попав в пятерых. Всего на площадке в тот момент было 22 ребенка.

В 9:27 Галявиев поднялся на третий этаж в кабинет 310, где из того же оружия расстрелял учеников 8А класса, «выпустив в них 20 патронов». 7 детей погибли на месте.

В заключение Нафиков сказал, что действия Галявиева были пресечены сотрудниками правоохранительных органов (сразу отметим, что это неверно, так как Галявиев закончил стрельбу и бросил ружье за три минуты до приезда полиции и, дождавшись их прибытия, сам вышел из школы с поднятыми руками).

— Вину признаю полностью, — ответил Ильназ на вопрос судьи, когда Нафиков закончил зачитывать обвинение.

Затем суд приступил к допросу потерпевших.

Показания потерпевших

Мулланур Мустафин представился суду рабочим, который выполняет все ремонтные работы по зданию гимназии. Он заметил Галявиева, когда тот стоял к нему левым боком у входа в школу и стрелял в Садыкову. Затем стрелок развернулся к Мустафину, который собирался выходить из гимназии, и через стекло двери выстрелил ему в живот. Мустафин упал на пол в пространстве между внешней и внутренней дверью. Галявиев сначала прошел мимо него, а через какое-то время вернулся и выстрелил ему в голову (это важный момент, который следует запомнить).

Стреляя из дробовика в лежащего под ногами неподвижного человека, стрелок промахнулся: картечь попала Мустафину в голову рикошетом от бетонного пола.

На вопрос обвинителей, опознает ли он Галявиева, Мустафин ответил, что лицо нападавшего было закрыто маской с надписью «Бог», но по росту и телосложению Галявиев соответствует. Также Мустафин сказал, что любой человек смог бы остановить Галявиева, так как тот был перегружен сумками. Но сам Мустафин сделать этого не успел.

Также Мустафин рассказал, что видел, как Галявиев, выходя из школы после преступления, прошел мимо него с поднятыми руками и без ружья.

Часть черепа Мустафина заменена титановой пластиной. В этом году ему дали третью группу инвалидности.

После обеденного перерыва судья уточнил у Галявиева, добровольно ли он ранее отказался от адвокатов.

— Вас никто не заставлял?

— Нет, — ответил подсудимый. Адвокат по назначению его также устраивает.

Затем свои показания дали родители погибших детей. Обвинители попросили каждого описать события 11 мая; мало кто из родителей смог сделать это без слез.

Утром 11 мая Раиль Гарифуллин проводил дочь в школу, 12 мая вечером получил ее тело для похорон. Она была единственным ребенком. Родители окружали ее заботой, ради нее переехали в Казань, каждый день отводили и встречали из школы, так как «район — трущобные дома, алкаши, наркоманы». Но школа оказалась опаснее трущоб — именно там, на уроке, семь картечин на скорости 376 метров в секунду поразили их дочь в сердце и шею. Она осталась лежать под первой партой у окна, возле стола учителя, где всегда сидела.

— Галявиев все кричал, что он бог, пусть тогда вернет нам дочь, нам больше ничего не надо, — сказала Аниса Гарифуллина, глядя на подсудимого, сидящего с опущенной головой, укрытой капюшоном.

Алина Зарипова работает в гимназии № 175 учителем татарского языка. В момент нападения на гимназию она находилась в кабинете 312 с классом 9А. Ее четырнадцатилетний сын был недалеко, в кабинете 310, где погиб от пулевых ранений вместе с дочерью Гарифуллиных и еще пятью одноклассниками.

11 мая Зарипова приехала в школу вместе с сыном. Он переоделся в ее кабинете и пошел в свой. «Как обычно попрощался, его последние слова были: «Пока, мам!»

Сама Зарипова осталась в кабинете 312. У нее не было своих уроков, она сидела на задней парте, проверяла работы учащихся, а ученики начали изучать историю с учителем Екатериной Корниловой.

«Директор сделала объявление, оно было необычное: она почти кричала. Сказала всем оставаться в кабинетах: детей не выпускаем, срочно всем зайти в кабинеты. Я побежала к столу учителя. Схватила ключи, сразу закрыла кабинет. Амина Салимовна несколько раз повторяла объявление. Потом уже в группе гимназии тоже написали срочно всем закрываться на ключ, никому дверь не открывать. Время было 9:27.

Так как мы были на третьем этаже, мы ничего не поняли, что происходит. Дети тоже были напуганы, они у меня спрашивали, что происходит. Я им сказала, что не знаю, но все будет хорошо. Мы отошли подальше от дверей в заднюю часть кабинета.

Услышали взрывы. Некоторые дети залезли под учительский стол, под парты. Кто-то начал плакать, я успокаивала детей. У меня с собой был глицин, кому-то его дала, потому что были дети с высоким давлением.

Потом началась стрельба. Много раз я слышала стрельбу, много раз звучали выстрелы. Несмотря на то, что мы находились недалеко от этого кабинета, крики чьи-то я не услышала. Я слышала только стрельбу и крики детей, которые выбегали через спортивную площадку, потому что наши окна туда выходили. Дети пытались встать, посмотреть, что происходит, но я им запретила.

Мы все сидели на полу. Потом в ватсапе в группу гимназии в 9:56 я написала, что к нам стучатся сильно, ломятся. Я испугалась за детей. Потом мне позвонила Амина Салимовна, спросила: «Ты где?» Я говорю: «Здесь, в кабинете с детьми». Она сказала открывать дверь. Я пошла, открыла дверь — там стоят спасатели, пожарники нас выпустили. Я вышла из кабинета последней.

Мы вышли сзади школы, на спортивную площадку. Нас встретили родители, они все плачут. Я говорю: «Все живы, все здесь». Сама раздаю детей родителям, сама параллельно ищу 8А класс. Когда я выходила из своего кабинета, я видела, что дверь их кабинета открыта, поэтому я подумала, что их раньше эвакуировали. У всех спрашиваю: «Где 8А?» — никто не знает.

Когда я была еще в кабинете, я звонила классному руководителю — она не отвечала. Написала мужу, он тоже не мог дозвониться до сына. Когда всех детей забрали и подъехал муж, мы начали искать ребенка. Ходили по дворам, у всех спрашивали, безрезультатно. Потом я увидела одноклассницу Валееву Сабину около своего подъезда. Я говорю: «Сабина, ты Амира видела?» Она говорит, не видела. Я бегу дальше. Идет навстречу Алия, одноклассница сына. Я говорю: «Алия, ты Амира видела?» Она говорит: «Да. Он лежал с закрытыми глазами. Он не вышел».

Но все равно у нас надежда еще была, что он жив. Потом нас подвели к скорой. Там психологи с нами сидели. Потом нам сказали, что всех раненых детей отвезли в ДРКБ. Я мужа попросила, чтобы он поехал туда, сама осталась около школы.

Потом нас отвели во двор детского садика. Я не знаю, сколько мы там сидели. Когда я там была, в группу родителей отправили фотографию, где наши дети лежат на полу в крови. Но все равно еще была какая-то надежда: может быть, они раненые? Потом меня вызвали к школе, психологи ко мне подошли, спросили, где Амир. Я говорю: «Не знаю, не могу его найти». Мужу позвонила в ДРКБ, он сказал: «Его здесь нет. Всех раненых уже привезли, больше не будет». А мне говорят, шестерых уже опознали, одного ребенка не смогли опознать. Спросили: «Вы готовы посмотреть?» Я говорю: «Да». Мне показали фотографию, но это был не мой сын, это был его одноклассник. Я им говорю: «Куда он может убежать, куда спрятаться, если он на этой фотографии лежит в крови под партой?» Потом у меня взяли телефон с этой фотографией. Потом выяснилось, что во время опознания произошла ошибка. Нас увезли в морг.

Сначала у нас спрашивали, во что он был одет, приметы, рост. Потом нам показали одежду, потом лицо, тело. Так мы узнали, что наш ребенок погиб.

Как мне сказали одноклассники, он умер сразу, как получил ранение. Опустил голову, лег, и все».

Ильназ был одноклассником дочери Зариповой. По словам дочери, он был спокойный, тихий, не имел врагов.

Учитель Ахтямова

Здесь мы переходим к показаниям свидетелей и потерпевших, опровергающих утверждение следственного комитета и прокуратуры, что Галявиев напал на гимназию один. Следует удерживать в голове лишь две вещи: первое — если Галявиев был один, то в гимназии не должно быть выстрелов после его задержания; второе — раз Галявиев принес в гимназию только одну бомбу, которую сам привел в действие, то в показаниях должен быть только один взрыв.

24 ноября в суде была допрошена учитель татарского языка гимназии № 175 Гульназ Ахтямова. Согласно ее показаниям, утром 11 мая она вместе с Муллануром Мустафиным собиралась выходить из гимназии, чтобы купить цветы на день рождения директору. В этот момент на крыльце снаружи появился стрелок.

Увидев его силуэт через стекло двери и услышав «сильные, пугающие хлопки», Ахтямова побежала на третий этаж, «спотыкаясь добежала до своего кабинета» номер 313 на третьем этаже. В нем находился 6А класс. В этот момент директор гимназии объявила по громкой связи, что нужно запереть двери классов.

— Мы заперлись, и произошел взрыв. Потом мы быстренько детей уводили назад, они все сели. Все дети боялись, у некоторых истерика была, я дала свою воду двум-трем ученикам, чтобы успокоить их. Потом еще один взрыв был. После взрыва у нас что произошло: стучали в дверь, и молчание было с той стороны. Конечно, я подошла к двери, вопрос не задала, просто прислушалась. Тишина стояла. Потом на улицу посмотрели через окошко, там уже начали эвакуировать детей. И через некоторое время уже сообщение пришло: «Все нормально, не переживайте, сейчас вас эвакуируют», — вроде так было написано.

Через некоторое время, действительно, постучали в дверь, я подошла, там Халикова Венера Закирзяновна сказала: «Откройте, пожалуйста, дверь». Я подошла, переспрашиваю: «Венера Закирзяновна, это точно вы?» Она говорит: «Да, Гульназ, откройте дверь». Вот так мы открыли дверь, там друг за другом стояли омоновцы. В коридоре был дым, разваленное такое состояние, везде было пыльно. Когда уже с детьми направились к двери, я видела, что входная дверь с лестницы на этаж уже еле держалась. После этого мы спустились на первый этаж, потом вышли через запасной выход и через стадион уже направились ко дворам.