Вдох под водой

Однако я всё видел. Я уже знаю, всё понимаю раньше обладателя чувств. Поэтому я улыбаюсь, а Руслан в ответ покрывается очередным слоем негодования как луковица, которая обрастает шкурой.

— Прекрати себя так вести! — не выдерживает он и хватает меня.

— Умник, и как мне себя вести? — интересно, что скажет Руслан, но он теряется: не может сказать, не может так резко откинуть слой пепельных чувств и обнажить страх. Только не передо мной. — Давай я скажу: ты хочешь, чтобы я вёл себя как раньше, когда был твоим… твоей… кем я там был? Знаешь, кроме «игрушки», ничего на ум не приходит. Ну ты понял. Я уже не буду таким, и ты не будешь играться со мной, как захочешь, ты знаешь, — Руслан звереет и с силой прижимает меня к скамейке. Ещё слово, и он перекусит мне артерию на шее.

Дышать становится труднее.

— Ты ничего не знаешь.

Поэтому скучно.

За четыре месяца Руслан не продвинулся в своём осознании. Он близок к этому, остаётся буквально миллиметр, но стоит ему подобраться к нему, наступить на него, как бьёт тревога, и он возвращаются в начало.

— Ты — не он.

Он не может двигаться дальше. Он застрял: увяз в сетях и поэтому его единственные действия — жалкие трепыхания и бесконечное повторение этих трепыханий.

Я вырвался, но он хочет вернуть меня — туда, где я был с ним, и он не был один.

Он боится. Осознания страха тоже боится. Для него он равносилен смерти — невозможному, тому, что находится за горизонтом его понимания.

— Ты его убил.

Так считает Руслан.

Я смотрю в его глаза, не ощущая былой хватки. Зрачки сужены, белки красные, а вокруг них искорёженное лицо как смятая, промокшая и высушенная бумага.

— Ага. Убей меня и отомсти.

Слова простые, пустые, но для Руслана имеют колоссальное значение.

Он хочет и не хочет, может и не может убить меня — возможно, так его отношение ко мне выглядит в его голове.

Для меня цепочка короче: не хочет убивать. И не захочет.

Его руки слабеют и отпускают.

Пять месяцев назад мы встречались, и, кажется, я был вполне счастлив. Вполне счастлив для того меня, который не видел страха, разубеждал себя в его существовании по отношению к Руслану и подменял его оправданием — детским непониманием, отсутствием опыта в отношениях и малым пониманием, знанием устройства людей.

Это всё работало. Я был тем, кто подстраивался под Руслана, и считал себя в хорошем положении.

Однако пять месяцев назад я увидел — понял, сколько в нём жестокости: в речи, в обращении ко мне и другим, в отношениях с людьми и со мной, особенно в сексе. Это всё было видно, но не для тогдашнего меня, не для окружения, которое считало, что такое поведение естественно.

Сложно видеть в сорняках цветы, если изначально считаешь, что все цветы — сорняки.

Руслан считал, что я не мог изменить своего мнения, не мог измениться сам, отказаться от него, он считал, что я не могу жить без него, как и он без меня, поэтому он не нашёл для себя лучшего объяснения: в тот день, когда я пытался утопиться, я убил его Богдана. Поэтому «Богдан» изменился. Поэтому нынешний я — незнакомец, который присвоил чужое тело.

Для меня самое курьёзное то, что я не помню день, когда утопился: ни утра, ни дня, ни погоды, ни того, с кем общался, что делал или куда ходил.

Я очнулся в больнице с проводами на груди, капельницей в руке и трубкой во рту. Голова кружилась, кровать казалась необычайно мягкой и воздушной, я думал, если двинусь, провалюсь насквозь.

Когда доктор спросил, помню ли я, что произошло, я без сомнения вспомнил, как давление воды обхватило тело, как оглохли уши, как я намеренно открыл рот и сделал вдох, как вода обожгла нос и как я тонул. Я помнил действия, отвлечённые картинки, но я не помнил, как делал это. Будто тот день прожил кто-то другой.

Однако это — измышления Руслана. Действительность говорит о том, что мой мозг пережил глобальное кислородное голодание, и добрая часть его клеток отмерла, забирая в никуда часть памяти.

Если подумать хорошо, то становится понятно, что на время умер не только мозг, но и я — моё сознание, душа.

Наверное поэтому я засыпаю в ванне, перестаю дышать, поэтому хочу раствориться — потому что пять месяцев назад не закончил начатое.

Пока я был в больнице, я начал понимать, что со мной происходит, что творится в моей жизни: умерев, я смог её увидеть, затем предпринял попытку разобраться, и то, что мне открылось, мне не понравилось.

«Я не хочу этого. Этого боюсь. В другой раз я могу умереть по-настоящему».

После стабилизации состояния, выписки я встретился с Русланом и сказал необходимое. Он мне не поверил: не мог я захотеть разорвать с ним отношения, я ошибаюсь и хочу не этого.

Я своего мнения не поменял, Руслан тоже. Он навязывал встречи, переубеждал меня, давил на жалость, а его слова меня не трогали.

С прежним мной это бы сработало.

Так Руслан нашёл свою причину: создал другого человека и попытался от него избавиться.

Не помню, что точно он говорил тогда, я запомнил сухие и горячие ладони на своей шее: когда они сдавили, и мне стало тяжело дышать. Руслан бурчал что-то в духе: «Убью тебя, верну его», а я ощутил почему-то вместо страха радость, кривое наслаждение. Будто понял, что по-настоящему он меня не убьёт, будто именно тогда я смог отчётливее всего увидеть страх перед одиночеством, который всегда рос в нём, будто ощутил его жизнь в своих руках, тогда как моя лишь иллюзорным искажением находилась в его, будто в момент я понял о нём всё, что так тщательно скрывалось и от него самого.

Всколыхнулось во мне что-то безумно нечеловеческое, и я сказал:

— Да, убей меня.

До сих пор не могу однозначно сказать, был ли я серьёзен или лишь провоцировал Руслана, но его испуг меня удовлетворил. Этого я хотел.

Оставшееся время мы просидели в тишине. Когда по моим ощущениям прошло двадцать минут, я встал:

— Время вышло, — для убедительности я хотел достать телефон, но обнаружил, что его нет. Забыл положить.

Сам себе удивляюсь и улыбаюсь.

Руслан поднимает голову и смотрит жалостливо. Выглядит как попавшая под дождь собака.

— Не приходи больше. Найди себе уже другого «Богдана». Я уверен, такой найдётся и, как я, будет счастлив с тобой, и ты будешь счастлив. Как бы много ты не думал, сколько я значу для тебя или ты для меня, — это всё в прошлом, понимаешь? Там, где ты, меня больше нет. И туда я не вернусь.

Я закончил и ушёл. Руслан остался на месте.

В такие моменты он словно понимает, что происходит на самом деле, но всем собой это понимание отрицает, выстраивая прозрачные стены.

Я возвращаюсь. На пороге встречает Ваня со скрещенными руками, а на лице, приглядываюсь, да, опять раздражение.

Я думал, он волнуется обо мне.

— Тебе звонили.

Меня раскрыли.

— Я забыл его взять, — мне смешно: сам сказал, сам не последовал. — Но есть хорошие новости: со мной ничего не произошло.

— Поздравляю, — Ваня угрюмо отвечает.

— Хочешь проверить?

— Нет.

Его недовольство — следствие беспокойства, приободряюсь.

— Скорее всего, он больше не придёт.

— Он так сказал?

— Нет, я так решил.

Ваня опускает руки и переводит дух:

— А жизнь непредсказуема, да?

— Да. Пока не придёт, мы не узнаем, что он там в своей голове решил.

Ваня ничего не говорит, поэтому я решаю пойти к себе, но перед тем, как я скрываюсь, он роняет:

— Тебе, — Ваня останавливается вместе со мной, — не в обиду, но… тебе ведь нет дела, что о тебе беспокоятся? — а на лице кислое уныние с надеждой и слабостью.

Я удивляюсь.

— С чего ты взял? Ну даёшь… Я, наоборот, рад, что ты беспокоишься обо мне, — я рад, — но есть такие вещи, которым не поможешь игнорированием, их надо решать делом.

— Да. Пожалуй, ты прав, — но его лицо лучше не становится. Эмоция закрепляется.

На ней мы расходимся по комнатам.

Вспоминаю про звонок и беру телефон: пропущенный от мамы. Уведомление скидываю и захожу в журнал звонков. В нём ступеньками тянутся красные номера, которые остались без ответа.

Слышу, как Ваня скрипит дверью, закрывая комнату, и ощущаю, как подступает тишина.

Да, мне нет дела.

С мыслями возвращаются отрешение и желание исчезнуть.

Я убираю телефон и иду в ванную. Затыкаю пробку и включаю воду.

С запозданием понимаю, что уже мылся, и вспоминаю слова Вани:

— Пойдёшь в душ? — кричу в пустой коридор.

— Нет! Спасибо, что спросил.

Ответ веселит и больше не отзывается. Он отрезан, как прошедший кусок времени.

Раздеваюсь и залезаю в ванну. Напор воды увеличиваю и делаю похолоднее. Колени прижимаю к телу и закрываю глаза

Я опять не дышу.