Есть одна грязнокровка

Так как речь зашла о Драко Малфое, то я попрошу вас дать мне Непреложный обет о том, что я и только я буду решать, что из сказанного о нем пойдет в печать.

И его, и Забини, и основателей Сопротивления я знала еще со Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Когда Гарри пожертвовал собой ради нас, это вдохновило многих дать бой, пусть и в последний раз. Но силы были не равны. Школу разрушили, и волшебный мир начал окончательно меняться.

Узнав, что бывший школьный враг будет моим персональным палачом, я пришла в оцепенение. Вначале он, как и ожидалось, сводил со мной счеты за еще детские обиды. Он пытал и остальных заключенных, явно получая от этого удовольствие. Но меня… меня он оскорблял гораздо изящнее, переходя на личность, надавливая на болевые точки. Если он брезгливо морщился и старался не касаться остальных, то ко мне подходил предельно близко, чтобы сильнее напугать, явственнее давая понять, где моё место в этом новом мире. После очередного Круцио (просто за то, что посмела поднять на него взгляд) я поняла, что проще идти по пути наименьшего сопротивления. И перестала отвечать, перестала даже смотреть на него. Только работа. И со временем он также стал делать вид, что меня попросту нет. Он все еще оставался властным садистом, но ненависть его сменилась напускным безразличием. Как будто все магглорожденные — просто тараканы, за которыми он имеет неудовольствие наблюдать. И я — абсолютно такой же таракан, ни больше ни меньше. Эта перемена дала мне возможность вздохнуть с облегчением и максимально сконцентрироваться на том, чтобы не покалечиться, выполняя каторжный труд по варке зелий.

Но это относительное спокойствие продлилось не дольше недели, в какой-то из дней он просто ворвался в мою камеру и стал остригать мои волосы канцелярским ножом. Я понимала, что это делалось с целью еще раз унизить меня. Но он, хоть и грубо хватал меня, ни разу не ударил, не поранил ножом кожу. Я не понимала, зачем он сделал это. Ведь ему не обязательно было подходить так близко и прикасаться ко мне. Он просто мог использовать магию.

Чистокровные очень любят фразу: «марать руки о грязнокровных». Якобы им настолько неприятно касаться нас, что это отвращение вызывает почти физическую боль. Я часто думала, что это очередная уловка, чтобы унижать. Но, когда мой мучитель, выскочив из камеры, опустошил свой желудок прямо в коридоре, мне даже стало немного жаль его. Нет, я не переживала за состояние здоровья Драко Малфоя. Просто осознала, насколько психика его и ему подобных была подвержена влиянию извне. Нездоровому влиянию, с навязанными идеалами и ценностями, которые способствуют лишь приумножению власти конкретных лиц.

Со временем пошли слухи между охранниками о том, что Малфоя якобы переводят на другую должность, а вместо него поставят Блейза Забини. Еще позже оказалось, что Малфоя действительно повысили за недавние заслуги. Ведь стерилизация пленников — его идея.

За пару дней до так называемого побега я обратила внимание на взгляд Малфоя. Который немало удивил меня. Вводя Забини в курс новой должности, он показывал наши камеры. Я впервые не заметила в серых глазах презрения к заключенным. В его взгляде не было брезгливости и ненависти, только усталость.

В первый же день на новой должности Блейз Забини, похоже, отпустил охранника. И вошел в мою камеру. Имея горький опыт общения с его предшественником, я старалась не провоцировать. Тактика Забини разительно отличалась от малфоевской. Он начал с легких подколок, а когда не получил от меня никакой реакции, по-деловому перешел к тому, за чем, собственно, пришел. Сперва мне были предложены особые условия работы и дальнейшего пребывания в плену — взамен на особые услуги ему лично. Когда Забини понял, что я не намерена возглавить список его потаскух, он вздохнул с деланным сожалением и набросился на меня. Толкнув к стене, он ударил в меня заклинанием немоты. После того, как я стала отбиваться, не давая стянуть мою робу, он наотмашь ударил меня (кажется, разбив мне нижнюю губу). Оглушенная ударом, я стала сопротивляться чуть слабее, но он попросту разорвал мою робу и заломил мне руки. Когда я почувствовала, насколько он сильнее, и одновременно с этим осознала всю безнадежность своего положения, я почувствовала, как его тело с силой оседает на меня.

Оказалось, что Малфой зачем-то вошел в камеру и оглушил своего бывшего сокурсника. У него был тот же усталый взгляд, что я заметила пару дней назад. Взгляд без презрения, но полон обреченности. Он оттащил Блейза и произнес надо мной заклинание невидимости. После чего поволок меня, находящуюся в полной прострации, вон из Министерства. Перенес с помощью трансгрессии в свой особняк, где наспех собрал кое-какие вещи и деньги.

Затем где-то в полях Уилтшира Малфой еще и обездвижил меня. Без голоса, без возможности пошевелиться и под дезиллюминационными чарами я могла лишь наблюдать за тем, как он истошно орет. Он понимал, что Черная Метка — это не просто средство связи, это способ контроля и слежения. Потому стал срезать верхний слой кожи со своего предплечья, глуша боль захваченным из кабинета огневиски и заливая кровавую рану настойкой бадьяна.

После того, как дело было сделано, и Малфой слегка пришел в себя от боли, мы снова аппарировали. На сей раз он перенес меня в кабинет, как я узнала позже, своего психолога. Он выкрикивал гневную тираду о том, что его жизнь кончена, и винил в этом старого колдуна. Обезоружив, спрятал палочку психолога в свой карман и убил его. Вот так просто. После своей истерики он устало произнес непростительную Аваду и, схватив меня за руку, достал порт-ключ.

* * *

Порт-ключ перенес нас в небольшую лачугу внутри скалы. Думаю, кроме Драко о ней мог знать разве что Люциус, который, скорее всего, её и приобрел на крайний случай. Но, как вам известно, Малфой-старший погиб в битве за Хогвартс, ведь Волан-де-Морт отобрал у него волшебную палочку как раз перед её началом. Собственно, сейчас я понимаю, что у Люциуса не было выхода. Он должен был погибнуть, чтобы заплатить за свой промах в отделе Тайн и, тем самым, не обрекать Драко на ужасную участь — отвечать за ошибки отца.

Когда Малфой произнес надо мной Фините Инкантатем, оказалось, что меня расщепило во время одной из недавних трансгрессий. Адреналин не дал мне понять этого сразу, хотя я все равно не смогла бы как-либо сигнализировать об этом, будучи под Силенцио. Как только я очутилась на полу, резкая боль пронзила мое правое предплечье. Часть кожи с огромного шрама от пыток Беллатрисы осталась в одном из мест, в которых мы недавно побывали с Малфоем. Кровь не останавливалась в месте расщепа. Кажется, Малфой тогда истерически рассмеялся и со словами: «У нас слишком много общего с тобой, Грейнджер» стал лить настойкой бадьяна на мою руку. Это действительно забавное совпадение: мы оба лишились своих меток вместе с кожей в тот день. Он сам срезал с себя Темную Метку, а мою надпись «грязнокровка» повредило расщеплением. Когда он обрабатывал мне рану, то странно смотрел на мою кровь. Я ожидала, что Малфой придет в ярость от того, что я пачкаю все вокруг своей грязной кровью, но он не был зол. Его взгляд казался скорее удивленным. Уже позже он признался, что его поразил тот факт, что моя кровь ничем не отличалась на вид и запах от его собственной.

Естественно, на первых порах я боялась Малфоя и не понимала, что происходит. Эмоционально мне нужно было время, чтобы пережить увиденное в день «побега». Попытка изнасилования, похищение Малфоем и затем убийство, свидетелем которого я невольно стала. Все это шокировало, кроме того, я не понимала действий и мотивов своего похитителя. А он молчал, пил и мало что предпринимал. Наверняка знал, что рано или поздно нам придётся поговорить, но сам не делал никаких попыток.

Из табуретов в лачуге он трансфигурировал кое-какие койки, на которых мы спали в первую ночь. Хотя у меня и не было палочки, он связал мне руки перед тем как уснуть. К утру они сильно затекли, а рана на предплечье снова открылась. Малфой попытался вновь обработать её, но ему вдруг резко стало плохо. Лишь выпив какого-то зелья из тех, что он захватил с собой из Мэнора (я могу по виду и запаху определить большинство известных зелий и отваров, но то, что он принял, ни на что не было похоже), Драко смог прийти в себя и помочь мне. Затем сменил и свою повязку, кажется, снова удивляясь тому, что наша кровь на бинтах ничем не отличалась, разве что моя была свежее.

Когда я начала требовать вернуть меня Сопротивлению или хотя бы объяснить, что здесь происходит, он рассказал вещи, которые в итоге навсегда изменили мое мировоззрение. Малфой сказал, что по собственной глупости погубил свою жизнь и, скорее всего, еще и жизни жены и матери. Сказал, что не намерен отпускать меня обратно в ряды Сопротивления, ведь они уже однажды предали меня, а значит, и ему не стоит рисковать, стараясь устроить обмен. В ответ на мой недоуменный взгляд рассказал, что Пожиратели получили четкие инструкции извне о том, где именно я буду переправлять беженцев. Оказалось, что Лорд до последнего не верил, что ему и правда преподнесут героиню Грейнджер на блюдечке, но когда меня быстро и легко поймали, сомнений не осталось. Первым порывом Лорда было казнить меня, и все, кроме Малфоя, поддержали идею. Но позже Волан-де-Морт согласился с доводами Драко. Всё было слишком уж просто. Малфой сказал, что и сам толком не понимал, почему выступил против моей публичной казни. Однако тот факт, что без анонимного предателя Пожиратели самостоятельно никогда бы не поймали меня, говорил о том, что ими пытались манипулировать. Затем он стал бормотать что-то о благих намерениях и дороге, которая ими вымощена. По его словам, он сам себе оказал медвежью услугу. В итоге Лорд с присущим ему одному чувством юмора отправил меня именно в цех Малфоя, что в итоге привело к полному краху его жизни.

Тот наш разговор закончился ничем. Я отказывалась верить словам своего похитителя, хотя несработавший порт-ключ раз за разом всплывал в памяти. Малфой был рад моей подавленности, ведь я перестала что-либо от него требовать и просто снова и снова молча прокручивала в голове все случившееся. Моя апатия давала ему возможность напиваться и тоже уходить в себя. Впрочем, он никогда не терял контроль, а потому у меня не было никаких шансов сбежать из этой лачуги. Время от времени он исчезал, чтобы принести продукты, кое-какие вещи и прессу. Именно из газет мы узнали, что его посчитали павшим героем, а не предателем, а Сопротивление, в свою очередь, не отрицало того, что мой якобы побег — это их заслуга.

Я понимала, что мы находимся вне Англии, но Драко не называл даже часть света, в которой мы пребывали.

После очередной перевязки оказалось, что у него заражение крови, левая рука стала гнить. Как выяснилось, он не способен колдовать в полную силу, так как был левшой. Именно поэтому не трансфигурировал нашу скудную обитель во что-то более уютное: просто не мог. Он также не мог позволить себе проявить слабость и попросить меня о помощи. Впрочем, он вряд ли мог доверять мне, а потому терпел и глушил адскую боль в руке при помощи дешёвого огневиски, пока однажды не потерял сознание от жара.