Есть одна грязнокровка

Я рассказываю вам все это не затем, чтобы очернить Сопротивление или Невилла. Я даже не виню Альбуса Дамблдора — понимаю, насколько важно наконец свергнуть Темного Лорда и его зверский режим.

Мы с Малфоем долго обсуждали все это и понимаем, что сейчас, когда силы Сопротивления особенно велики, самое время закончить эту шахматную партию. Я прошу лишь достойно осветить в прессе все, что случится вскоре.

Мы связались с Лонгоботтомами; бывшие члены Ордена уже взяли под защиту Нарциссу и Асторию Малфой. Когда завтра я открыто нападу на Министерство, Драко проведет Невилла в обитель бывшего повелителя. Мы рассчитываем, что Лонгоботтому удастся уничтожить Нагайну при помощи меча Годрика Гриффиндора. В расчете на это мы жертвуем всем, что имеем. И я, и Драко рискуем жизнью ради этого. Вот почему я прошу вас, независимо от исхода этой битвы, не позвольте, чтобы что-либо осталось забытым.

Я не знаю, выживу ли, поэтому не смогу защитить Малфоев в случае победы Сопротивления. Вы знаете, как переписывают историю победители, а потому прошу раскрыть людям правду. Чем бы ни окончился завтрашний день.

Эпилог

Мягкие теплые пальцы Гермионы нежно зарылись в густую рыжую шерсть, чем пробудили Живоглота ото сна. Книззл недовольно зыркнул на неё и, потягиваясь, выгнул спину. Спрыгивая с дивана, он задел лежащий рядом с собой пульт, и тот полетел на пол. Сработала кнопка выключения, и «Список Шиндлера», который последние два часа смотрела хозяйка Живоглота, исчез с экрана маггловского телевизора. Она чуть раздраженно вздохнула и потянулась за волшебной палочкой, чтобы призвать пульт. В её положении было проблематично наклоняться и поднимать что-либо с пола.

Услышав проворачивающийся во входной двери ключ, Гермиона с трудом поднялась с дивана и медленно пошла встречать любимого мужа, который работал медбратом в больнице Святого Мунго.

— Здравствуй, дорогой. Как прошел день?

— Если честно, то немного напряженно, — признался тот. — А как дела у моих любимых?

— Наш малыш снова брыкается. — Улыбнулась Гермиона и погладила большой округлившийся живот. — Ему не терпится скорее появиться на свет.

— Ну, это нормально, ведь роды уже совсем скоро.

— Да, так что случилось у тебя на смене?

— Привезли еще одного. Снова безнадежный случай, положили на стационар, но вряд ли есть шансы.

— Это кто-то из знакомых?

— Ну... — Рон замялся. — В каком-то смысле мы хорошо знали его. Это Драко Малфой. Оказалось, апатия и депрессивность появились у него еще после смерти Дамблдора. А потом эта война и еще суд над его семьей после нашей победы… — Мистер Уизли тяжело вздохнул. — Его сознание окончательно закрылось и перестало реагировать на внешний мир, он сейчас больше напоминает овощ, чем волшебника.

— Это ужасно… хорошо, что я сейчас в декрете и его будет лечить кто-то другой. Меня всегда расстраивают пациенты, которым я не имею возможности помочь.

Рон крепко обнял свою супругу и поцеловал в висок. После того, как в битве за Хогвартс Волан-де-Морт был повержен, они с Гермионой поняли, как ценна человеческая жизнь. Сначала помогали раненым, ведь медперсонала в Мунго катастрофически не хватало, а потом Гермиона выучилась на целителя. Он тоже нашел себя в оказании посильной медицинской помощи. Когда раненых стало меньше, оказалось, что психические поствоенные травмы в той или иной степени были у каждого, кто пережил эту войну. Поженившись, Рон и Гермиона по-прежнему работали в одной смене в больнице вплоть до седьмого месяца её беременности. Должен был родиться мальчик, и они планировали назвать сына Фредериком — в память о Фреде Уизли, который погиб во имя справедливости и мира.

* * *

В палате с мягкими стенами, обхватив себя руками, сидел худощавый молодой мужчина. Он давно уже замкнулся в себе. Драко Малфой смотрел в одну точку невидящим взглядом красивых серых глаз. В его голове сознание создало совсем другой мир. Мир, в котором Темный Лорд победил, в котором род Малфоев обрел власть, а его мать живет в безопасности и достатке. В котором он сам больше не трус, ведь его взгляды навсегда изменила одна грязнокровка.

В своей голове Драко Малфой переписывал историю мира и вершил судьбу величайшего темного мага столетия. Ради своей грязнокровки, подарившей ему пять лет свободы и счастья, он рисковал собственной жизнью, проводя Невилла Лонгоботтома в логово Пожирателей.

В мире, созданном сознанием Драко Малфоя, одновременно с их операцией, Гермиона Грейнджер вела армию магглорожденных волшебников к стенам Министерства Магии. Они штурмом брали эти стены, порождая эффект неожиданности.

* * *

В зал, где находился Волан-де-Морт, вбежала Беллатриса Лестрейндж. Она кричала о том, что сумела убить поганую грязнокровку Грейнджер. Что наконец чертово Сопротивление на коленях! Не помня себя от ярости, Драко Малфой бросился на кровную тётку. Выкрикнув "Авада Кедавра!", он дал возможность Невиллу сбросить мантию невидимку и разрубить Нагайну пополам. Беллатриса отразила заклинание племянника, и оно отскочило в своего создателя. Растерянно взглянув на то место, где еще несколько секунд назад сидел её обожаемый повелитель, она не обнаружила никого. Кровавые останки Нагайны и бездыханный труп Драко Малфоя — вот и все, что миссис Лестрейндж удалось увидеть перед тем, как Невилл Лонгоботтом убил и её.

* * *

Драко Малфоя нашли мертвым в собственной палате на следующее утро после госпитализации. Его сердце остановилось, а на тонких губах навсегда застыла легкая улыбка. В своей голове он победил и отправился в лучший мир, к своей грязнокровке.