Вышивка

Дар к волшебной вышивке и идеальные для этого занятия руки у Нарциссы Блэк Малфой были всегда. Во всяком случае, так говорила ее мать. Руки Андромеды, неуклюжие, с широкими ладонями и короткими пальцами для этого не годились. Меда вообще заметно отличалась от сестер. Даже телосложение у нее было не такое, как у них, и потому их тетка иногда могла безжалостно припечатать ее «толстухой» или «тумбой». Однако Нарцисса так не считала и полагала, что тетя преувеличивает. Андромеда мало походила на ребенка из аристократической семьи, напоминая собой ту детвору, какую они время от времени встречали в Косом переулке: грубо скроенную и неугомонную. Глядя на ее круглое и румяное лицо, можно было подумать, что она выросла в деревне на пирогах с почками. У Беллатрисы же руки были слишком беспокойными. С длинными пальцами и узкими, миндалевидными ногтями, они легко порхали по клавишам «Бродвуда», но, с успехом справляясь со сложнейшими пассажами, не могли осилить даже самую простую вышивку. А вот руки Нарциссы, более нежные, чем у ее сестер, тонкие, умелые (и прежде всего терпеливые) как нельзя более подходили для кропотливой работы по превращению зачарованных нитей в живые произведения искусства. Когда она была совсем еще ребенком, отец частенько целовал розовые кончики ее пальцев и улыбался, словно говорил тем самым: «Руки настоящей леди».

Сама она придавала мало значения своим рукам, но через несколько дней после ареста Люциуса Нарцисса с удивлением заметила, что в его отсутствие не имеет ни малейшего представления о том, чем их занять. Крепких плеч, на которых можно было бы разгладить мантию, больше не было. Как не было и гладких прядей, которые она завязывала лентой. Не было манящих участков кожи, которые можно было бы погладить. Ничего не было. Дом, казалось, отзывался эхом на отсутствие хозяина, и впервые в жизни она почувствовала себя по-настоящему одинокой. Миссис Малфой сперва попыталась отвлечься делами поместья — ощупывала постельное белье (чтобы проверить, не износилось ли), листала бухгалтерские книги, но оказалась настолько хорошим управляющим, что никакой мало-мальски серьезной работы для нее не нашлось. Тогда она стала писать письма. Но и в этом случае бо́льшую часть из того, что она доверила пергаменту, было бы неуместно отправлять и поэтому вместо адресата письма отсылались прямиком в огонь. А поскольку ей необходимо было хоть чем-то заполнить пустые дни, нет ничего удивительного, что ее компаньоном стали пяльцы для вышивки. Погруженная в собственные мысли, Нарцисса могла часами сидеть и создавать из зачарованного шелка затейливые узоры. И это привычное с детства занятие принесло определенные плоды: украшая ткань яркими цветами, она стала намного спокойнее принимать невзгоды, выпавшие на ее долю.

Однажды утром адвокат принес ей пухлый пакет и вместе с ним новость о том, что Люциуса не освободят из тюрьмы до слушаний в Визенгамоте. «Что ж, этого и следовало ожидать», — подумала Нарцисса, пожав плечами. Сухо поблагодарила посетителя, а когда он ушел, вскрыла конверт, и оттуда выпали два письма с одинаковыми печатями черного воска, на которых безошибочно угадывался оттиск перстня Люциуса со стилизованной литерой «М». Вскрыв пакет ножом для писем, она с изумлением обнаружила, что тот был магически защищен. Нарцисса попыталась было предположить, каким образом мужу удалось наложить на письма печать крови, да еще и находясь в Азкабане, но потом оставила эту затею, вспомнив, что Люциус всегда отличался особой изобретательностью. Одно из двух писем, надписанное его знакомым, аккуратным почерком, было адресовано ей. Она прочла его, недоуменно покрутила в руках, перечитала еще раз, но не нашла в нем ничего, кроме скупых инструкций. Второе письмо (согласно одному из пунктов) следовало передать Драко вместе с семейной хроникой. Еще один пункт указывал, какие меры предосторожности следует предпринять, чтобы не навредить себе, унося книгу из его кабинета. А еще Люциус предложил ей собрать ряд документов, имеющих отношение к поместью. Нарцисса подавила в себе раздражение от его сухих слов и из всех рекомендаций ограничилась только тем, что отнесла в свою комнату Хроники. Бумагами она заниматься не собиралась — вот вернется Люциус, тогда сам и сделает все, что нужно.

Но Люциус не вернулся. Нарцисса держалась настолько нормально, насколько могла. Даже пошла на чай к Паркинсонам. Айрис приторно улыбалась и часто упоминала о «досадном недоразумении». Миссис Малфой улыбалась сквозь стиснутые зубы, но когда вернулась в поместье, ее яростное Редукто обратило в прах все те отвратительные безделушки, которые Паркинсоны исправно присылали им на каждое Рождество. Однажды утром к ней прибежала насмерть перепуганная Джудит Нотт и вне себя от ужаса принялась истерично бормотать что-то об ордерах и аврорах, заявившихся к ним домой. Нарцисса отвесила ей звонкую пощечину, выбранила за то, что та в такой трудный час бросила семью на произвол судьбы и отправила обратно. Когда же пришел черед Малфой-мэнора, и под его древние своды вступили прибывшие авроры, Нарцисса сидела в гостиной и спокойно вышивала на новых шелковых носовых платках монограммы в виде извивающихся змей, как еще месяц назад заказал ей Люциус.

В один из дней, чтобы хоть немного разбавить однообразие будней, она отправилась в Косой переулок, но, в какой бы магазин не входила, следом за ней неотступно тянулся шлейф из шепотков. Раньше при встрече с ней люди прятали взгляды, но теперь стали вести себя откровенно вызывающе. Ей хотелось вопить от столь неприкрытой демонстрации пренебрежения, требуя к себе хотя бы толику уважения, но ни ее родословная, ни имя ее мужа, как выяснилось, больше ничего не значили. И потому она не стала кричать. Шла среди шепчущихся с высоко поднятой головой и покупала то, что ей приглянулось. Обошла весь Косой переулок, заглядывая практически в каждую лавку, и постепенно ее сак стал наполняться: снитчи последней модели для Драко, новые книги, корзинка со связками шелковых ниток, кое-какие мелочи для дома. Каждый раз, когда она холодно улыбалась продавцам, расплачиваясь за покупку, ее глаза многозначительно говорили, что знают их грязный секрет. Те называли ее мужа извергом, подозрительно косились на нее, но деньги все равно брали. Лицемеры. И хотя она чувствовала жестокое удовлетворение, когда от ее пристального взгляда они стыдливо опускали глаза, Нарцисса не могла избавиться от ощущения незнакомой ей до сегодняшнего дня боли. Боли от того, что ее осуждали и считали утратившей все свое влияние. Поэтому, чтобы не испытывать судьбу в очередной раз, она больше никуда не выходила. До тех пор, пока не пришло время забирать Драко с Кингс-Кросс.

На вокзале родители других детей обходили ее стороной и сторонились, будто прокаженную. Нарцисса ждала. Минуты шли, желудок болезненно сжимался, пока наконец поезд не подошел к платформе и из него не высыпали студенты. Она напряженно вглядывалась в лица, и вот в двери последнего вагона показалась светловолосая голова, а позади нее две неуклюжие тени. Все трое осторожно двинулись сквозь толпу. Тени, сопровождающие сына, растворились в людском море, и Драко подошел к ней уже в одиночестве. На его лице снова виднелись отметины чьих-то проклятий. У нее нутро перевернулось, глядя на них, но она сделала вид, что ничего не заметила: кругом были люди и наверняка они наблюдали за ней, ожидая ее реакции. Но она не собиралась доставлять им это удовольствие. Подавив в себе прилив гнева, Нарцисса слабо улыбнулась и подставила щеку для поцелуя. Ей показалось, он вздохнул с облегчением от того, что она не суетится и не хлопочет о нем. Истинный сын своего отца и Малфой до мозга костей, Драко взял под контроль тележку и пошел вместе с матерью сквозь толпу. Всю дорогу домой он проспал. Или сделал вид, что спит. Выяснять это она не стала.

О письме Люциуса Нарцисса вспомнила только когда Драко исчез за дверью своей спальни. Она вложила его между страницами книги и пошла по коридору к комнате сына. На какое-то мгновение остановилась у порога. Что она собиралась ему сказать? Если Люциус был таким же уклончивым в письме к Драко, как и к ней, у него наверняка возникнут кое-какие вопросы. Не собирался же Люциус… Или все-таки решился? Довериться шестнадцатилетнему мальчишке, а не своей жене? Она посмотрела на книгу в своих руках и почувствовала, как в ней поднимается горечь — даже в Азкабане у Люциуса были планы, и она в них не входила. Миссис Малфой решительно толкнула дверь.

— Твой отец хочет, чтобы ты прочел это.

Драко потянулся за книгой, и его пальцы накрыли ее. Нарцисса посмотрела в лицо своего прекрасного мальчика, угловатое и нервное. Он взрослел слишком быстро, и ему нужен был отец. Ей так много хотелось ему сказать; о том, как сильно она его любит, и что все будет хорошо. Ладони ее горели от желания притянуть его в свои объятия и погладить по волосам, как тогда, когда он был совсем маленьким и позволял ей это. Но время для таких вещей прошло. Не говоря ни слова, она высвободила руку и поспешно вышла.

Ужин в тот вечер был почти невыносимым, и Нарцисса облегченно выдохнула, когда Драко, покончив с трапезой, ушел к себе. Пытаясь вести себя естественно и поддерживать непринужденную беседу, она совсем выбилась из сил. В супружеской спальне она разделась, прошла в ванную и, щелкнув волшебной палочкой по кранам огромной ванны, накинула шелковый халат. Села за туалетный столик, сняла украшения и вытащила шпильки из волос. Лицо, освещенное канделябрами, показалось ей странно незнакомым: бледное, с едва заметными морщинами вокруг рта и на лбу. Даже ее глаза, знаменитые глаза Блэков, были пустыми и тусклыми. Она встала и, распахнув халат, провела руками по животу и бедрам, впервые заметив их болезненную худобу. Ее тело тоже было в трауре. В трауре по нему.

И тут ее внезапно обуял приступ неудержимой злобы. Никому в мире, ни одному мужчине или женщине не позволено так поступать с Нарциссой Блэк! Даже чертову Люциусу Малфою! Она схватила его кисточку для бритья с ручкой из слоновой кости и запустила ее в зеркало. Крик, вырвавшийся из ее горла, казалось, исходил не от ее призрачного отражения, а из мириад осколков, сверкающим дождем брызнувшим по комнате. Но и этого ей было мало. Нарцисса стремительно прошествовала в спальню, распахнула дверцы шкафа из красного дерева и достала оттуда накрахмаленную белую рубашку. Крепко ухватила с обеих сторон за воротник и рванула что было сил, удовлетворенно хмыкнув, когда нитки с треском оборвались и на пол градом посыпались пуговицы. Следующим настал черед угольно-серых брюк; Нарцисса тянула за перед до той поры, пока не разошелся шов, после чего разорвала их пополам. Предметы с прикроватного столика были сметены одним движением, маленькая бронзовая непроливашка перевернулась и закапала чернильной кровью на ковер.

Тяжело дыша, миссис Малфой невидящим взором уставилась на кровать. Ее не меняли неприлично долго. Не в силах расстаться с его запахом, Нарцисса запретила прикасаться к постельному белью и вместо этого зачаровала свою половину кровати таким образом, чтобы та всегда оставалась чистой. Теперь же она рвала простыни, ненавидя следы его мускусного одеколона и собственную сентиментальность. С рычанием швырнула их в камин и, когда простыни загорелись, почувствовала, как внутри нее поднимаются рыдания. Те самые слезы, которые так и остались невыплаканными с момента ареста Люциуса. Ей хотелось, чтобы они вырвались наконец на свободу и принесли ей облегчение, но не смогла выдавить из себя ни единой слезинки. Воя от ярости и горя, она как фурия металась по комнате, круша вещи, царапая кожу, пока, обессиленная и задыхающаяся, не свернулась калачиком на полу перед камином и не забылась тяжелым, темным сном.