Флориан и море

В ноябре восемьдесят первого Беллу схватили вместе с мужем и деверем по обвинению в пособничестве Пожирателям смерти и пытках четы Лонгботтом.

Марта кричала, потрясая газетой перед лицом у Флориана, о том, что всё это время он привечал у них убийцу. Вся годами сдерживаемая ревность вдруг вылилась из неё на Флориана внезапно и некрасиво, делая и так ужасную ситуацию ещё хуже. Марта вопила, что у них тоже маленький сын, а скоро будет ещё один, и что они все находились в смертельной опасности.

Флориан слышал её, как сквозь толщу воды. Он не мог понять, как такое было возможно. Когда его маленькая разрушительница кексов превратилась в кого-то другого? Кажется, он вновь всё проморгал.

— Успокойся, дорогая, — наконец выдавил он из себя, возвращаясь в реальность. — Тебе нельзя нервничать. Нам никогда ничто не угрожало, ведь Белла — мой друг!

— Ушам своим не верю: он её ещё и защищает! Может быть, ты даже знал о том, кем она являлась? Может, ты и сам чудовище?

Флориан пораженно уставился на неё. Кто вообще мог быть до конца уверенным, что познал глубину морского дна?

Марта в ярости кинула газету на пол и ушла в спальню. Она, наверное, думала, что удалилась гордо и независимо, но получилось только неуклюже и медленно из-за огромного живота. В январе у них должен был родиться второй сын.

А в декабре Беллу закрыли в Азкабане на пожизненный.

Лодка, запряженная дикой неуступчивой рыбиной, уходила всё дальше и дальше в море. Побережье с миллиардом огней давно потерялось из виду. Флориан окончательно запутался, кем же была для него Белла: морем, в которое его уносило, как неприкаянного рыбака, или же родным берегом, от которого он становился всё дальше и дальше.

* * *

Оказалось, передачи в Азкабан принимали всего дважды в год — на Рождество и Пасху. Должно быть, министерским казалось это ироничным — где ещё место и время подумать о душе и Боге, как не в Азкабане?

Посещения были разрешены один раз в год — и тоже на Рождество. Но, честно говоря, у Флориана так никогда и не хватило духу прийти на встречу с Беллой.

Азкабан калечил души, тела, выпивал их досуха и никого уже не выпускал из своих иссушающих объятий. Так, по крайней мере, говорили.

Флориан упорно гнал от себя мысли: о Белле, о рыбах, о судьбе и стойкости, о дружбе, о кексах, о мороженом с соленой карамелью. Благо ему было чем заняться: мальчишки были такие забавные в этом возрасте и каждый день преподносили ему что-то новенькое.

Но бесконечно ни у одного рыбака не получается прятаться от своего моря.

Со временем ему удалось успокоить разбушевавшуюся совесть. В конце концов, Флориан хорошо разбирался в истории, а в ней каждый новый режим огнём и мечом расчищал себе жизненное пространство. Кроме того, разве Белла уже не несла заслуженное наказание?

И уже через год после её заключения Флориан стал узнавать, нельзя ли хотя бы передать в Азкабан посылку. А через два — отважился собрать первую передачу. Немного мятного мороженого, арбузных леденцов, сушеной дыни, пару кусков розового туалетного мыла, маленький сборник сонетов Петрарки в мягком переплёте.

А потом с каждым разом передавать посылки было всё легче и легче. Не сажают же за дружбу и преданность в Азкабан?

* * *

Сквозь витрину он увидел размытый тёмный силуэт. Он промелькнул так быстро, но Флориан всё равно обратил на него внимание. Это было похоже на… отвлекающие чары!

Явно не решаясь войти в его жизнь тенью безвозвратно ушедшего прошлого, Беллатрикс лишь на секунду задержалась возле лавки. С массового побега из Азкабана прошло уже три недели, и Флориан всем сердцем опасался этой встречи и — надеялся.

Он бросил прилавок, людей, сидящих в кафетерии, не обслуженных ещё клиентов — и выбежал на улицу. Флориан заглядывал в каждый проулок, всматривался в витрины и, наконец, почти на границе с Лютным заметил её темную фигуру.

— Белла! Белла, постой!

Больше всего в истории про рыбака и море ему нравился мальчик, ученик старика. Лишь его забота и неуклонная вера продлевали неудачливому рыбаку жизнь. Как бы Флориан хотел обладать хотя бы каплей такого же характера.

— Флориан, ты идиот! Твоё мороженое всегда было растаявшим. И я терпеть не могу художественную литературу! Тем более, маггловскую.

— Это ты сейчас так благодаришь меня за поддержку?

— Да! — ответила Белла, повисая у него на шее. И Флориан вдруг оказался в плену её пушистых надушенных волос.

— Я накладывал на мороженое чары статиза, честное слово!

— Это же Азкабан, там все чары слетают моментально. А знаешь, это даже хорошо, что ты такой болван!

— Что? Почему?

— Радость дементоры чуют за милю. Тут же прилетают выпить всё до капли. А вот злость, негодование, ярость — этого добра им не нужно. Я злилась на тебя: за твою доброту, за подтаявшее мороженое, за дурацкие стихи — и чувствовала себя живой. Живой, понимаешь?

Флориан не очень понимал. Как и многое из того, чем она делилась с ним раньше. Но то, что от его участия ей было легче, он понял. И был рад этому.

— Как тебе удалось сбежать?

— Он освободил меня! — Флориан еле удержался от того, чтобы не закатить глаза.

— Какой молодец! — ответил он с неожиданно накатившим на него раздражением.

— Да! — Белла, пропустив сарказм мимо ушей, отстранилась от него и счастливо закружилась. Длинный чёрный подол с кружевной нижней юбкой взлетал вокруг её тонких икр. Притопывали каблучки. — Свободна!

Флориан быстро обновил скрывающие чары и, на всякий случай, втянул её назад в тень голых зарослей дикого винограда, покрывающих лавочку виноторговца.

— Так он, правда, вернулся?

Белла внимательно посмотрела на него, будто сомневаясь, стоит ли делиться с ним. Но потом всё-таки кивнула. Флориан шумно выдохнул.

— Ты стала такой взрослой… — сказал он вдруг, разглядывая тяжёлые веки её сильно выделяющихся из-за худобы глаз; тонкие иссохшие руки, потерявшее краски лицо.

— Ты хотел сказать — старой? — выплюнула она, нахмурившись.

— Нет, что хотел — то и сказал! Когда я тебе врал, вообще? — улыбнулся Флориан и, не удержавшись, ещё раз сжал её в объятиях.

* * *

— Флориан, почему ты никогда не звал меня замуж? — Белла приходила в его кафе через заднюю дверь, уверяя, что совсем скоро в осторожности отпадёт всякая необходимость. Обычно они даже не покидали кухни. Флориан ей верил, конечно же, но едва ли испытывал от этого очень уж большую радость. Марта поджимала губы и трагично вздыхала, но ничего не говорила. Флориан был безмерно благодарен ей за это.

— А ты бы пошла?

— Не знаю. Может, и пошла бы. Ты же не предлагал.

— Я тебе скажу, как всё было бы. Сначала мы жили бы тихо-мирно, потом это спокойствие тебе надоело бы, и тебя потянуло бы на зов сирен, на приключения. Ты бы изменяла мне, я бы расстраивался, и были бы мы с тобой оба совершенно несчастные.

— Вот, значит, как ты думаешь? — процедила Белла неожиданно зло. И потом яростно добавила, сверкнув глазами: — А вот и нет, ясно тебе? Ты бы меня любил — если бы только меня любил! — и я была бы тебе за это верна, несмотря ни на что.

— Любил бы?.. Да я и сейчас люблю тебя, Беллатрикс! — выдохнул он, скрываясь за ласковой улыбкой, словно за щитом.

Долгие мгновения Белла смотрела на него очень внимательно и цепко, а потом весело расхохоталась.

— Вот я с тобой серьёзно, а ты как всегда! — Она помолчала немного, разглядывая опустевшую улицу за окном. — Флориан, уезжай. Бери Марту, парней — и уезжайте. Во Францию или ещё дальше. Здесь небезопасно. Будет грустно, если ты погибнешь. Как у этого твоего старика, у которого акулы сожрали марлина.

— Ты читала?

— Ну, конечно, читала. А куда мне было деваться?

— Так что же, я, по-твоему, всего лишь безмозглая рыбина? А я-то думал!

— Ну уж нет! Рыба была благородная и стойкая. И боролась до конца. Это акулы были безмозглые, вторгаясь своими тупорылыми мордами в их высокий разговор со стариком.

Флориан рассмеялся.

— Нет, серьёзно. Совсем скоро мы победим — я тебе обещаю! Когда удастся восстановить порядок — я напишу. Сможете вернуться, а пока — незачем рисковать. Пообещай!

* * *

Флориан пообещал — у него всегда плохо выходило спорить с Беллой. У Марты в Ирландии жили дальние родственники. Флориан чувствовал себя муторно, покидая родной дом и своё кафе. Словно изогнутый остов обглоданного акулами марлина, осталось стоять опустевшее здание его кафетерия. Флориан надеялся вернуться туда, но не был уверен, что когда-нибудь сможет.

Жена Флавиуса должна была скоро родить им внука, и рисковать, в самом деле, казалось глупым, хоть это и слабо утешало Флориана.

Белла всё не писала. После завтрака Флориан в одиночестве шёл на морское побережье и долго-долго, пока от пронизывающего ветра не начинало сводить руки, гулял вдоль серых, неприветливых волн и слушал плач чаек.

Мало читал, беспокойно спал и мечтал, чтобы всё, наконец, устроилось — тем или иным образом.

…Море пощадило Флориана, зло ударяясь о его лодку, оно всё-таки вынесло его назад к берегу, к тихой гавани, к спокойствию.

Море, в соответствии со всеми географическими законами, впало в огромный и тёмный океан, не оставив после себя даже серой волновой ряби на память.

В склепе Блэков всегда было светло благодаря высоким и многочисленным окнам, идущим вдоль стен. Флориану казалось странным, что Нарцисса похоронила Беллатрикс здесь. Но, по понятным причинам, это её решение некому было оспорить.

Флориан приходил к Белле весной, до празднования Победы, пока не начиналась вся эта ежегодная суета.

Он рассказывал ей о новых книгах, которые прочитал, и подрастающем внуке. Приносил орхидеи и жалел, что она никогда не попробует новые сорта мороженого, которые гениально придумывал его младший сын.

А потом наверху, в своей спальне над кафе, Флориан засыпал. Он спал лицом вниз, и ему снилось море. Море по имени Беллатрикс.