Флориан и море

— Побудь со мной, если хочешь, птица, — сказал он.

— Жаль, что я не могу поставить парус и привезти тебя на сушу,

хотя сейчас и поднимается лёгкий ветер.

Но у меня тут друг, которого я не могу покинуть.(1)

Пакет оптимистично шуршал в руках. Флориан трансфигурировал его из салфетки, взятой со стола, и с виноватой улыбкой сгрузил туда целое блюдо кексов под неодобрительными взглядами соседей. Во время собрания его читательского клуба всегда хотелось чего-нибудь пожевать, и он взял в привычку приносить с собой угощение, чтобы делиться им с ребятами. На этой неделе они читали повесть о рыбаке и рыбе, такой огромной, что могла бы стать для рыбака предметом большой гордости, но стала лишь поводом для большой печали. Повесть была маггловского писателя, но Флориан искренне считал, что язык хорошей литературы универсален.

Неожиданно на всём скаку в него кто-то врезался. Флориан пошатнулся, пакет в руках лопнул, а кексы рассыпались по полу.

— Ой, простите… прости, я не хотела! — первокурсница, едва ли достававшая ему до пояса, воззрилась на него большими карими глазами. Своими летящими тёмными хвостиками и блестящим взглядом она напомнила Флориану маленького юркого нюхлера. — Я сейчас помогу всё собрать!

Флориан хотел было сказать, что это бесполезно — есть-то теперь эти кексы всё равно нельзя. Но осёкся: не оставлять же их посреди коридора.

— Прости ещё раз!

— Ерунда.

Девчонка метеором собрала всё рассыпавшееся угощение и, впихнув Флориану в руку последний кекс, всё так же весело поскакала по лестнице вниз, перепрыгивая через две ступеньки одновременно.

Флориан с сожалением засунул разорванный пакет в сумку — теперь придётся тащить до ближайшей урны. Странно, он даже не сильно расстроился. Смирение перед судьбой и безжалостной стихией — вот чему научил его старик со своей рыбиной. О таком выводе он расскажет сегодня вечером ребятам в уютной гостиной факультета.

* * *

— Кажется, я тебя помню. Ты уничтожительница кексов!

— Э-э-э, да! Здравствуйте!

— Я — Флориан. А тебя как зовут?

— Беллатрикс Блэк! — девчонка смешно приосанилась. Её острый подбородок взлетел вверх.

Флориан еле сдержал смех.

— Белла, значит? Так что будешь брать, Белла? — Флориан тряхнул своими смоляными кудрями, расплываясь ещё сильнее в улыбке, глядя на то, как глаза напротив заметали молнии — кто-то явно привык к чрезвычайно уважительному к себе отношению.

— Это нечестно, твоё имя так не сократишь! — наконец сказала Белла, не справившись с приступом болезненной гордости.

— Ну почему же… Смотри, можно сократить до Фло, Рина или даже Лориана, — последний вариант он пропел, театрально раскидывая руки, словно артист на сцене.

— По-дурацки звучит! — Белла весело засмеялась, сморщив свой маленький нос.

— В этом все родители: дадут какое-нибудь вычурное имя, а нам потом с этим жить.

— Моё — мне нравится, — задумчиво произнесла Белла.

— Повезло тебе! Так что тебе предложить?

Девчонка стала перечислять:

— Малиновое — для Цисси, сливочное с шоколадной крошкой — для папы, крем-брюле — для Меды, шоколадное — маме… — Белла обернулась в зал кафе-мороженого на своё внушительное семейство, расположившееся за большим круглым столом, на одобрительно смотревшую маму.

— А тебе? — подсказал Флориан.

— Мне — мятное с карамелью.

— Да миледи — гурман, — Флориан одобрительно покивал. — А ты знаешь, что от малинового — дым идёт из ушей, а от крем-брюле — на пару часов прорастают эльфийские ушки?

— Да! — Девчонка засмеялась, и Флориану показалось, что, возможно, сёстры не совсем понимали, на что они подписались, снаряжая за покупками именно Беллу.

— С тебя два галлеона, пять сиклей. И держи леденцы — для тебя и сестёр — за счёт заведения.

* * *

— Что читаешь?

— Как ты вошла? — Флориан вздрогнул и, заложив книгу пальцем, поднял взгляд на прилавок, на котором висела Белла, смотря сверху вниз. — Колокольчик не зазвонил…

— Я его зачаровала, — с хулиганской ухмылкой Белла помахала волшебной палочкой перед носом у Флориана.

— Колдуешь вне Хогвартса? Ай-яй, юная леди.

— Да кто узнает? — рассмеялась она беззаботно, сдувая прядь чёрных волос, упавшую на щёку.

— Только не говори, что пришла сюда одна, без родителей! — как можно строже сказал Флориан.

— Не-а. Маме нужно было к модистке — увязалась с ней. Она там долго проторчит. Так что читаешь?

— «Макбет» Шекспира, — Флориан продемонстрировал ей новенькую глянцевую обложку.

— Он разве не маггл?

— Вообще-то литературоведы до сих пор спорят, кем был Шекспир — магглом или магом. Сторонники волшебного происхождения указывают, в основном, на призрак в «Гамлете» и разные снадобья в «Ромео и Джульетте». Но мне думается, им просто хочется наложить лапу на его великое наследие.

— П-ф-ф! Тоже мне наследие! А о чём книга-то?

— О жажде власти, путях её достижения и муках совести.

— Будь у меня власть — совесть меня бы не мучила! — Белле надоело качаться на прилавке, и она, подпрыгнув, уселась на него боком, царственно смотря сверху вниз на Флориана.

— Я даже не сомневаюсь, — Флориан со смехом встал и согнал её со стойки, пока в пустой кафетерий не вошли клиенты.

* * *

— Флориан?..

— А?..

— А твой отец тобой гордится?

— М-м-м. Откуда мне знать? Наверное. Лавку вот свою доверил — а это для него самое дорогое.

— А мой, мне кажется, нет. Вообще, всеми нами. Может, это оттого, что я не парень? Или оттого, что Меда сбежала?

— По-моему, ты стоишь троих парней.

— Ты слишком добрый, ты знаешь? А слишком добрые долго не живут.

— Ну, значит, буду готовиться к смерти. Как думаешь, какая нынче похоронная мода? Фиолетовые мантии и высокие жабо? — Флориан приложил ладонь ко лбу и притворился, что сейчас свалится в обморок.

— Да ну тебя! Ты вообще бываешь серьёзным?

— Я, знаешь, какой серьезный? Как министерский портфель из драконьей кожи!

— А я замуж выхожу за Лестрейнджа.

— Как замуж? — растерялся вдруг Флориан. Ему показалось, что пол выдернули у него из-под ног и окунули его в ледяную воду.

— Родители сговорились. А я хотела было возразить, что мне Родольфус даже не нравился никогда, но почему-то не решилась. Из-за Меды, наверное.

Флориан потерянно уставился на Беллу, грустно размазывающую сливочное мороженое с брусничным соусом по мисочке. Оглядел её пушистые чёрные ресницы, раскидистые густые брови, копну блестящих волос, лежащих на ссутуленных плечах.

Он даже ведь и не заметил, как она повзрослела. Ему казалось, что так будет всегда: Белла будет приходить к нему, висеть на стойке, а он будет угощать её мороженым — Флориан давно перестал брать с неё деньги; она будет весело болтать с ним, сдувая непослушные пряди. И просто быть рядом.

Нет, Флориан не думал о том, чтобы самому жениться на Беллатрикс, вообще никогда не мечтал о Белле в романтическом ключе. Может, и зря.

В глубине души он слишком хорошо знал, что и всего того, что у него имелось, не хватило бы, чтобы насытить ту алчущую бездну, которая жила в ней. Флориан даже затруднился бы сказать, чего именно хочет эта бездна — признания, власти, славы, знаний или любви. Может быть, за все годы этих дружеских визитов он так и не узнал её по-настоящему?

— У тебя волосы, как мех у нюхлера.

— Вот же дурак! — притворно ужаснулась Белла и замахнулась на Флориана длинной десертной ложкой.

Он понимал: стоило ему хоть раз ступить за борта своей утлой лодчонки, как тёмные волны моря по имени Беллатрикс в мгновение ока поглотили бы его, Флориана Фортескью, целиком.

Он не пошёл на её свадьбу — сказался нестерпимо больным. Неприкаянным бродил по Косому переулку, потерянно заглядывая то в одну, то в другую витрину. И думал, думал, но так и не находил ответов ни на один заданный себе вопрос.

Ноги сами собой принесли его во «Флориш и Блоттс». Книги — вот кто был Флориану всю жизнь верным другом, попутчиком и советчиком. Такой верности от людей было невозможно требовать. Хоть мальчик, ученик рыбака, наверняка не согласился бы.

С Мартой они столкнулись, потянувшись за одной книгой — дополненной и перевыпущенной «Историей магии» Батильды Бэгшот. Улыбнувшись, Флориан самым банальным образом заметил, что они где-то виделись раньше. Марта ответила, что с третьего курса мечтала ходить к Флориану в литературный клуб, да так ни разу и не решилась прийти.

Марта стала для него тихой гаванью и утешением. У неё были светло-русые волосы и тихий голос, она запойно читала и не задавала трудных вопросов. Флориан был твёрдо намерен на ней жениться и никогда не мечтать о морских странствиях.

* * *

— Что ты думаешь о грязнокровках? — Белла теперь носила волосы, стянутые в тяжёлый узел на затылке, так что выпущенные у лица пряди отбрасывали густые тени, четко вычерчивая её высокие скулы. Чем-то Белла замужняя неуловимо отличалась от Беллы свободной. Наверное, навсегда поселившейся в глазах грустью и вдруг появившимся в них же злым обречённым блеском.

— О ком? — Флориан подавился крепким, сваренным в турке, кофе и закашлялся. — Имеешь в виду, о магглорожденных? Ну, живут себе и живут — мне-то что?

— Вот! Все думают, как ты, а между тем они занимают всё больше и больше жизненного пространства, отбирают причитающиеся нам по праву привилегии!

— Думаешь? — Флориан, искренне недоумевая, воззрился на неё. Он от всего этого был так далёк. — Лично нашей лавке магглорождённые приносят сотни галлеонов ежегодно. Чем больше народу — тем выгоднее вести дела.

— Ты не понимаешь! — в сердцах воскликнула Белла и вскочила.

— Так объясни мне? — он поймал её за тонкую горячую кисть и усадил назад.

Она внимательно вглядывалась в его лицо, а потом со вздохом взялась крутить остатки кофе в чашке.

— Знаешь, ты прав. Где ты — а где политика? Ты слишком добрый для этого.

— Как скажешь…

* * *

Война назревала давно. Невысказанными общественными противоречиями она висела в воздухе, читалась между газетных строк, появлялась на агитационных плакатах, которые каждое утро закрашивали работники, а за ночь плакаты появлялись вновь.

Каждый раз, когда за столиками его кафе произносили «Сам-знаешь-кто», Флориану хотелось выкрикнуть «Кто? Кто этот безумный человек, заразивший сумасшествием весь мир?» Но едва ли кто-нибудь из посетителей его кафе-мороженого знал чёткий ответ на этот вопрос.

Может быть, Белла знала. Она была удивительно подкована в вопросах того, что происходило вокруг. Но это была последняя вещь, до которой ему хотелось дознаваться у неё. Подозревал ли Флориан её в чём-то? Может быть. С упорством он гнал от себя эти мысли, жалящими сомнениями вторгающиеся в равновесие его жизни.

В те годы Беллатрикс редко улыбалась, носила строгие, наглухо застёгнутые платья с жёсткими воротниками-стойками или неглубокими декольте, а движения её были резкие и какие-то лихорадочные. Впрочем, заходила она всё реже.

У них с Мартой родился сын. У него были такие же светлые, как у матери, волосы, и Флориан выбрал для него имя Флавиус(2). Вычурное, как было заведено. Рождение ребёнка лишь усилило невыносимую экзистенциальную тоску, поселившуюся во Флориане с началом войны.