"Я - кто?! Сенсей?" 2: Изменяющий судьбыю Том II. Часть 1.

Я едва сдержался, чтобы не поморщиться.

"Как бы не прибили тебя в процессе перевоспитания. В каноне ты ведь выжил чудом".

Вздохнув, я тихо сказал:

— Наруто, это твоя жизнь, и я не могу диктовать, как ее прожить, но прежде чем пытаться стать чьим-то другом, подумай, хочет ли он им быть. И готов ли он им быть.

— Э? — не понял мальчик. — Мы обязательно с ним станем друзьями, даттебайо! Мы оба джинчуурики!

— Не в этом дело, — хотел я пояснить, но прикусил язык и вздохнув, сказал: — Поступай, как знаешь, только…

— А другие?

— Кто другие? — не понял я сразу. — Джинчуурики?

— Не, — помотал он головой, — другие биджу. Какие они?

Осторожно подбирая слова, чтобы не выболтать совсем уж лишнего, я начал перечислять:

— Первый биджу — Тануки Гаары, второй — Некомата Югито, третий — гигантская черепаха с тремя хвостами, Санби Ягуры, четвертый, — тут я запнулся, — ладно, потом попробую вспомнить. Пятый — обезьяна с пятью хвостами или четырьмя… э-э-э, — я почесал в затылке, — забыл. Восьмихвостый - бык-осьминог - его джинчуурики из скрытого Облака.

Чтобы легче было вспомнить, пошел с веточкой к песчаному берегу пруда и принялся уже больше для себя вспоминать, что я знал про биджу. Тогда-то я понял, что не уверен даже в том, сколько у кого из них хвостов кроме тех, что я назвал.

На сыром песке красовались схематичные изображения, но они не добавляли мне уверенности в своих словах.

— Ты знаешь, я точно помню только про первого, второго, третьего, восьмого и девятого биджу. А про остальных я знаю слишком мало. Точнее, я про них почти ничего не знаю.

— Не страшно, — попытался утешить меня мальчик, — может, нам это не пригодится.

С языка чуть не сорвалось: "Нет, ты встретишься с каждым из них". Я покачал головой:

— Наряду с джонинами S-ранга джинчуурики — самые опасные противники. И вторые обычно опаснее первых. Ну а ты, хоть и джинчуурики, но пока тому же Гааре, скорее всего, проиграешь…

Тут я запнулся и крепко задумался насчет знакомства Наруто с Курамой. Ведь побежденный Лис давал не рыжую и разъедающую все, подобно кислоте, чакру, а золотистую, которая явно не причиняла вреда шестнадцатилетнему Узумаки в каноне.

— Но нужен ключ, а он у жаб, — очень тихо пробормотал я себе под нос по-русски, хмурясь все сильнее. — Но попытаться подружиться с Лисом заранее было бы неплохо. Но как?

— Ирука? Что ты сейчас сказал?

Я поднял глаза на доверчивое, обеспокоенное лицо Наруто и понял, что один на один с Курамой его не оставлю, пока он не сможет его победить.

Главной проблемой оставалось придумать, как попасть в подсознание Наруто вместе с ним, не словить люлей от Курамы или Минато и еще заручиться поддержкой Рыжего на будущее.

— Ирука? — стал тормошить меня мелкий, видимо, я слишком крепко задумался.

— Все нормально, — перестав обкусывать чуть заветренные губы, отозвался я. — Все будет хорошо. Обещаю.

— Не понимаю, — обеспокоенно вглядываясь в мое лицо, сказал мальчишка.

Я беспечно улыбнулся:

— Иногда я слишком далеко загадываю на будущее, а когда что-то не получается или не видно решения, я расстраиваюсь.

— Почему? — светлые брови взлетели под самую повязку.

Я пожал плечами:

— Не знаю. Может, потому что слишком мнительный.

— Какой?

— Мнительный, — повторил я, успокаивающе улыбнувшись. — Видящий во всем опасность, болезненно-подозрительный, недоверчивый. Возможно, я переоцениваю опасности, но когда самые плохие прогнозы не сбываются, это меня радует. Когда они не сбываются.

— Ясно, — задумчиво протянул Наруто. — А как можно стать мнительным? Ты научишь?

От хохота меня согнуло пополам, и, лишь отсмеявшись, я взъерошил надувшемуся мелкому волосы.

— Мнительность — это плохое качество. Оно с легкостью заменяется благоразумием, осторожностью и предусмотрительностью. Я вижу опасность даже там, где ее нет, без причины волнуюсь, и это плохо, но ничего с этим я сделать не могу, — я пожал плечами и улыбнулся шире, — меня поздно перевоспитывать.

— Плохо?

— Очень, — кивнул я, жмурясь. И оттого не сразу заметил, что Наруто встал рядом, а через пару секунд, решившись, порывисто обнял меня.

Меня словно вышибло из реальности, в горле встал комок, мешая сказать хотя бы слово.

В висках и затылке нарастала давящая боль, отдаваясь в оглохших ушах пронзительным писком. На миг я позабыл, где верх, а где низ.

Пропала площадка, испарилась трава и деревья, даже Наруто исчез, но появились другие люди: тетя, дядя, смутные силуэты моих родителей, зыбкие фантомы странно знакомой пары шиноби. Мужчина с тонкими усиками и плотно сжатым ртом смотрел на меня сурово и строго, будто я провинился. На мгновение даже захотелось втянуть голову в плечи.

А рядом, словно полная его противоположность, стояла женщина с теплой и нежной улыбкой. Казалось, что если протянуть руку, я почувствую в ладони ее мягкий каштановый локон, пахнущий ванилью и корицей, а теплые руки крепко обнимут и прижмут к жесткой пластине, вшитой в ее нагрудник жилета АНБУ.

— М… ма… Мама.

Но вместо объятий — множество рук, которые невесомо трепали мои волосы, каждая по-своему и со своим отношением. Я помнил их все, потому что эти прикосновения были так редки, что мне трудно было их забыть.

Волной накатили невесть откуда взявшиеся детские воспоминания. С каждым видением становилось труднее разграничивать свои кусочки прошлого и Ируки, потому что этот простой жест вызывал у нас одни и те же эмоции: тоску по родителям и дому, в котором ты не был лишним.

И его, и мои родители быстро исчезли из наших жизней, а после них остались лишь чужие руки. Они гладили нас, как уличного котенка: потрепали разок и шли дальше по своим делам. Накативший вал эмоций, явно не только моих, но и чужих, накрыл меня с головой. Детские обиды разгорелись, как искра в сухой траве, отбросив меня на годы назад, самообладание затрещало по швам.

Вскоре призраки истлели. Их руки я тоже перестал ощущать, пока не осталась одна маленькая ладошка, касание которой так легко было не заметить.

Сглотнув комок в горле вместе с пошедшей носом кровью, я не справился с голосом и тихо просипел по-русски:

— Спасибо.

После чего, собравшись и глубоко вдохнув, я быстро выпалил на местном языке:

— Спасибо.

Получилось громче, чем хотелось, и все равно не удалось справиться с голосом.

Наруто опешил:

— За что?

— За то, что ты есть, — я быстро утер нос рукавом и отвернулся.

По-хорошему, мне нужно было хотя бы пару минут побыть одному, чтобы успокоиться, потому что меня душила эта тупая детская обида на тех кто меня покинул, но Наруто стоял напротив, обеспокоенно заглядывая мне в лицо, будто мог увидеть что-то кроме грязной от размазанной крови рожи.

— Старые воспоминания выбили из колеи, — пробормотал я, отворачиваясь и пряча лицо, — не обращай внимания, скоро пройдет.

Наверное, я навсегда запомню этот понимающий взгляд и молчаливое сочувствие. От стыда хотелось, как в детстве, натянуть майку на голову и таким образом спрятаться от чужих взглядов.

"Страус. Лоб здоровый, а так развезло из-за того, что себя маленького жалко стало. Противно".

— Со мной такого… не знаю, что нашло, — отводя взгляд, запинаясь, оправдывался я.

Этим словесным поносом я пытался в первую очередь успокоить самого себя. Я сбивался, переходил на русский, в голове смешались в кашу картинки из моего детства, которые будто дополняли образы чужих воспоминаний. С ужасом я понял, что успел разболтать про то, что мне-Ируке приходилось из кожи вон лезть, чтобы привлечь к себе внимание, не совсем как Наруто, но очень близко к тому.

Узумаки хмурился, силясь понять, что я несу, и, кажется, преуспел в этом нелегком деле.

Потому что Наруто подошел, повис на моем плече и обнял за шею, ткнувшись лбом в жесткий воротник жилета. И это стало последней каплей.

Наверное, больше получаса я не мог успокоиться, рукав безнадежно промок, так что его можно было выжимать, нос саднил от того, что я его бесконечно вытирал, да и глаза тоже.

Громко шмыгая носом, я сидел, уставившись в траву, которую от злости на себя за срыв выдирал из земли и рвал на кусочки. Слезы высохли дорожками на щеках и затекли в шрам на переносице, неприятно стягивая тонкую кожу, через которую легко прощупывалась бороздка на кости.

"Примером стать, опорой… Тьфу, нытик! — мысленно отругал себя. — Смотреть противно! Успокойся, тряпка!"

— Ирука.

Я замер, втянув голову, затем выдохнул и поднял взгляд. Пока я был занят самокопанием, не заметил, когда Наруто успел сесть по-турецки напротив меня.

— Прости, не знаю, что на меня нашло, — пробормотал я, стараясь не смотреть ему в глаза, — Давай забудем, что я тут сопли на кулак наматывал, а?

В тот момент я сам себе казался жалким до омерзения, и потому слова Наруто меня ошарашили:

— Я хочу быть таким, как ты! — мордашка мальчика была серьезной, даже мрачной. — Ты настоящий шиноби. Один раз на уроке ты сказал, что силен не сильный, а добрый.

— Добрый? — если бы вовремя не прикусил язык, добавил бы еще: «Что за бред?»

— Да! Даттебайо! Я это запомнил! Я не спал тогда на уроке! Просто я тогда обиделся и прикидывался, — смутившись, покрутил он пальцем на коленке. — Ты лучше Какаши-сенсея. Ты лучше всех!

Опешив и разинув рот, я смотрел на мальчишку, туго поскрипывая мозгами. И тут до меня дошло, почему он сказал именно это.

Ему ли не знать, как иногда хочется, чтобы тебя заметили, оценили твои старания и хоть за что-нибудь похвалили.

Я прикрыл глаза. Дышать стало легче, да и настроение стало лучше. Я не видел лица мальчика, но чувствовал, как он замер в ожидании ответа.

— Спасибо, Наруто, — в эти слова я вложил всю благодарность, которую испытывал к мальчику, у которого и без меня хватало проблем, а он на свои плечи взвалил еще и мои.

Открыв глаза, я тепло улыбнулся, взъерошив левой, сухой и не испачканной кровью с соплями, рукой и без того лохматого блондина. Облегченно выдохнув, он робко, а потом во все лицо улыбнулся мне в ответ.

— Знаешь, — заметил я, вытирая руку об траву, — я не лучший пример для подражания. Сейчас так вообще… Я всего лишь чуунин, а тебе по силам стать не просто джонином, а каге. Зря ты Какаши принижаешь, он сильный и умелый шиноби, намного сильнее меня, а еще у него можно, эм… выцыганить, как же это… Выпросить! Выпросить что-то из той тысячи с чем-то дзютсу, которые он спиздил… Которые он, — я покрутил руками, подбирая слова, — которые он выбил из врагов. Вот! Даттебайо!

— Что? — только и успел сказать мальчишка, прежде чем завалился на спину и расхохотался.

Пока Наруто катался по траве, я сбежал к пруду и кое-как умылся. В глади этой большой лужи отразилась опухшая морда с красным носом и глазами.

— Крысавец, блин, — тяжко вздохнул и навесил хенге. Появляться в таком виде на улице мне не стоило.

Полигон давно остался за спиной, а ночной парк только показался из-за крыш.

Меньше года прошло, а неугомонный и вечно улыбающийся Наруто стал мне роднее кровных родственников.