Эталон

Михал Сендзивой. Безумец, возомнивший себя равным богам. Гений, почти достигший их могущества. Впрочем, дымящийся Баредиол и его влияние на мировой Эфир явно показывают, к чему приводит самоуверенность. Но чёрт возьми, меч, состоящий из концентрированного эталона...

— Господарь, прежде всего, я должен взять с вас определенную клятву.

— Идёт.

— Франсиск, завизируй.

— Властью, данной мне великими Менгирами и жрецами его, я подтверждаю: да покарают боги, природа и судьба тех, кто расскажет о тайне, прозвучавшей в этой комнате.

— Что ж, — прочищает горло господарь, — я слушаю.

— Я обучался работе с эталоном. Не у самого Михала Сендзивого, лишь у его учеников.

— Вы знаете о взаимодействии этой материи с живыми?

— Разумеется. Но процесс нестабильный. Истинный эталон и иногда бывают разными. Я поочередно давал бургомистру настои с растворёнными крупицами эталона, сразу после прибытия в город. Помогло не очень.

— Это после того бургомистр стал ревностно следить за порядком?

Я киваю.

— Что ж, всё равно — вы лучший знаток этого вещества в окрестности ста ланов.

— Не лучший, совсем не лучший, — добавляю щедрую горсть скромности в голос.

— В любом случае, у меня нет времени. За мечом уже активно пытаются добраться.

— Охотники за сокровищами?

— Неважно. Главное — я готов платить золотом. Баредиол доставляет слишком много беспокойства моим землям - и раз имперцы не шевелятся, то мне справедливо будет воспользоваться проклятым мечом.

— Думаю, справедливо будет, если и возможностью исследования окажется включена в награду, — вовремя подаёт голос мой друг.

— Вы абсолютно правы, аколуф. Но помните, что клятва касается и вас.

Франсиск кивает.

— Что ж, тогда я жду вас завтра, господин хранитель, — обращается ко мне л’Эсерт. — Я остановился в постоялом дворе «Чёрная Лошадь», что в Горелом квартале. К сожалению, не могу оставить свои владения надолго — поэтому буду в городе лишь ближайшие два дня. Надеюсь на встречу.

Я впадаю в некую кататонию, воспринимая эти слова, словно они - фоновый шум в толпе. После хлопка двери Франсиск что-то мне говорит, но мне остаётся только вспомнить — не один бургомистр употреблял раствор эталона. Результат и там оказался неожиданным — не окажется ли он таким и для меча?

Акт II.

В котором сомнения алхимика разрешаются неожиданным образом, а тело ряда персонажей выполняет свою функцию - исправно и не очень.

Кап-кап.

Я уже очень давно грею бокал с тинктурой. Абсолют, эталонная материя, давно мне мешала думать, застилала разум, но — никогда не появлялась в моей жизни артефактом. Это может быть шансом на избавление от одержимости — или новым углём для её огня.

Благоверная давно ушла спать. Чувствует, что тяжёлые мысли одолевают меня, мешают обсуждать дела — и с ними нужно разобраться. Она это умеет, и тем самым сполна перекрывает кажущуюся физическую неказистость.

Наш брак был благословлён небесами и тремя жрецами, но был лишь расчётом между двумя уважаемыми членами алхимического цеха. Четвёртый сын, не проявивший желания к сотворению зеркал и третья дочь, страдавшая от хромоты. Скромное приданое, потёртый переносной атанор и фамильная копия «Царственного клейнода». Родственнички с чего-то считали, что я — покорен судьбе. Приму брак с нелюбимым человеком, стерплю презрительное отношение, а главное — предоставлю трактат им. Но во мне сыграла природная алхимия.

Кап-кап.

Сплав гнева и обиды заставили покинуть город, а желание помочь калеке — искать всё новые и новые пути исцеления. Я научился работать с эталонной и живой материей одновременно. Риск был велик, но я всё-таки опоил сначала несколько человек, а затем и невесту раствором абсолютного вещества. Представьте себе, даже не сжёг её. Не смог сделать жену красавицей, но — излечил болезнь и заложил в себя жажду познания. И сейчас, смотря на то, как тинктура эталона медленно, одна пара капель на двести ударов сердца, капает в колбу, я сомневаюсь — стоило ли оно того?

Кап-кап.

Стук в дверь отвлекает меня. Грубый стук. Как будто кто-то скорее проверяет, не вылетят ли все гвоздики, петли и задвижки от двери. Невежливо. А ведь наше захолустье считалось весьма приветливым по меркам вассалов Империи...

— Кто там? — подаю голос.

— Откройте! Городская стража! — хриплый голос. Среди сержантов такие распространены, но этот мне не знаком. По-хорошему, нужно подстраховаться и я медленно иду к двери, вспоминая, где именно у меня спрятаны сюрпризы для непрошенных гостей. Нижняя полка? Нет, есть риск, что сам умру. Средняя? Неплохо, но только если ко мне пришёл не полудесяток врагов.

Кап-кап.

— Сейчас, сейчас... — я скашиваю глаза. Делание идёт по плану. Сигнальные растворы остаются прозрачными — риск взлететь на воздух минимален.

Я подхожу к двери только чтобы увидеть, как она всё-таки слетает с петель. Гостевой зал забивают до упора некто, действительно напоминающие стражей. Дешевые морионы, крашеные нагрудники поверх суконных дублетов. Мечи без украшений. Вот только никакого единообразия, столь любимого ипатом стражи. Кто-то брит, кто-то — бородат, кто-то щетинист. Грабители? Бред, зачем столько мечей на одного алхимика?

Кап-кап.

Кстати, о мечах. Стоящий впереди выхватывает его из ножен и прикладывает точно к кадыку вашего достопочтенного алхимика. Ещё один шаг мне — напорюсь на остро заточенный клинок. Ещё одно свидетельство, что меня навестили разбойники. Ну или охотники за мутантами. Что ж. Меня не впервые грабят. Теперь важно не переиграть и не оставаться слишком спокойным.

— Ч-ч-чем могу быть полезен?

— К тебе приходил Виктуар л’Эсерт. Предлагал деньги за некую работу.

Кап-кап.

— Именно так.

— Откажись от неё.

Я киваю головой. Аккуратно — чёртов меч наточен, как бритва, и уже оставил мне порез на горле.

— Но господарь, сомневаюсь, что я смогу его вызвать прямо сейчас...

Краем взгляда я вижу обширный кошель, летящий на торговую стойку. «Сержант» промахивается и мешочек со звоном падает где-то вне поля зрения. Весёлые ругательства заполняют лавку. Меня это устраивает. До окончания делания я не могу активировать зелья — иначе всё здание взлетит на воздух. А я очень долго на него копил.

Кап-кап.

— Ну и люфен его побрал, — весело замечает мужчина. — Там триста золотых, а если я правильно помню, то вся твоя халупа стоит меньше. Я прав?

— Истинно так, милостливый господарь.

— А раз я прав в этом, то и прав буду, если скажу, что ты откажешь люфенову господарю, или я вернусь и сниму с тебя шкуру...А теперь налей нам и себе чего-нибудь выпить. Мы потравим пару баек, а конкретно я тебе расскажу, что именно ты должен рассказать индюку л’Эсерту.

Кап-кап.

— Да, д-д-да, господарь... — мне очень удачно удаётся изобразить дрожь в руках. Наивно. Очень наивно со стороны моих гостей - пытаться перекупить меня. Пусть даже речь и о гигантской сумме - но целью задания могучего лорда является абсолютная модель того направления алхимии, о которое я бьюсь последние пятнадцать солнечных кругов. Такое нельзя променять на серебро, золото или даже янтарь.

Капли раствора Эталона возвращают меня к игре лицевыми мышцами. Если правильно помню, следующие капли — последние. После этого делание закончится. Не обращая внимания на нескрываемые ухмылки, я тянусь к верхней полке. Она загромождена различными «питьевыми» и лечебными тинктурами, которые скрывают маленькую бутылочку из фиолетового стекла. И после лёгкого удара всё это летит на кофейный столик. А тихий свисток, означающий финал делания, отвлекает всех в комнатке. Кроме меня.

Кап-кап.

Между двумя ударами — три удара сердца. Мгновение, которого мне хватает, чтобы влить в себя жидкий териак. И которое дуболомы тратят, чтобы набрать воздух для бешеного крика. Очень зря. Жидкость из фиолетовой бутылки реагирует с воздухом, алкоолем из тинктур. Переходит в газообразное состояние, поднимается вверх к потолку, затекает в лёгкие. Смешивается с лимфой, доходит до мозга и отключает чувства идиотов, падающих с грохотом целого воза с жестяной утварью.

К этому грохоту прибавляется ещё один, глухой стук. Не обращая внимания на дуболомов, на валяющуюся входную дверь, перемахиваю через невысокую стойку (акробатика отдаётся болью в коленях) и обнаруживаю жену. Без сознания, но крепко сжимающую кинжал. Оттаскиваю её на лестницу (чуть выше границы сонного облака), вливаю терияк. Едва успеваю перехватить руку, в исступлении машущую ножом.

— Иоанн...

— Всё хорошо.

— А те мужчины? Они, они...

Жена набирает воздух, но ей явно его не хватает. Я, напрягаясь, отношу её в каморку. Опаиваю растительным молоком, дающим сон без кошмаров. Нервы ни к чему. Рефлексы провентилируют лёгкие, и слабый яд выйдет с потом. А я возвращаюсь к незванным гостям. Ставлю дверь на место — сейчас ей нужно просто прикрывать происходящее внутри. Притушиваю каганцы у зеркал — слишком много света ни к чему. Набираю в пипетку несколько капель противоядия и смачиваю им губы «сержанта». В самый раз, чтобы даровать ему право говорить — и оставить парализованным.

— Ты покойник, — хрипло сообщает он банальные вещи.

— Нарушение границ жилища без приглашения или письменного приказа. Карается двадцатью ударами плети и возмещением ущерба. Какие же вы стражники?

— Чтоб тебе руки прожгли твои проклятые зелья, а твои дети стали женами и мужьями люфенов...

Я не слушаю его причитания, дешевые из-за природной невежественности и тихие из-за яда. Лишь достаю зелье правды. Зажимаю подопытному нос и вытряхиваю дымящуюся и воняющую тухлыми яйцами прозрачную жидкость прямо ему в глотку. Правда всегда неприятна, но — так же ясна.

— Кто вас нанял?

— Господарь... молодой... имени не знаю... горностай на червлёном поле, открытый шлем... остальное не разглядел. Темно было.

Негусто. Открытый шлем — кто-то из мелких господарей. Горностаи — северная часть Империи, считай — другой конец. Но может, это кто-то из авантюристов, откликнувшихся на призыв Империи защитить пограничье после катастрофы Баредиола? Пушка, сотня солдат — и нищий капитан уже господарь с землёй, хоть и мелкий.

— Чего он хотел?

— Он слышал, что ты умеешь обращаться с идеальной материей... опасался, что ты поможешь л’Эсерту, а тот подомнёт под себя всё приграничье...

— Что ещё ты должен был сделать?

— Если бы ты не согласился, нужно было тебя и пару склянок с идеалом побить, а женке твоей показать, что готовы снасильничать.

Я осматриваю тупые лица. Закатившиеся белки глаз. Нервно метающиеся глаза парализованного «сержанта».

— Что ты ещё знаешь?

— Он очень много говорил об этой твоей идеальной материи, как нужно тебя удержать немного вдали от задания...

— Твои головорезы, кто они?

— Обычные обитатели дна. Они ничего не знают, кроме того, что я им плачу за поддержку.

— Что ж, раз так... — я беру «господарскую» водку и поочерёдно поливаю каждого из пленных. С шипением, хрипом и каким-то всхлипыванием их плоть испаряется, оставляя только грязные тряпки и снаряжение на испорченном полу. Я подхожу к «сержанту». — Неужели ваш наниматель, не зная отличия идеала от Эталона, думал меня перекупить? Очень наивно.