Свободное падение

Свободное падение

Серьезная слабость свободных режимов в том,

что каждый свободен заявлять, что он несвободен

Жан Ростан

С самого детства Ракки Боули мечтал спуститься на Землю, но треклятые крылья не позволяли.

— Брось ты эту затею, — сказал однажды его друг, Бёрди Фингерс.

Они сидели на поляне, среди желтой травы и голых кустарников, чьи листья давно сожжены были беспощадным солнцем.

— С чего бы мне ее бросать? – хмыкнул Ракки, одарив товарища насмешливым взглядом.

— С того, что она обречена на провал, — уверенно заявил Бёрди.

Говорил он с плохо прикрытым раздражением – видимо, некая снисходительность Ракки выводила его из себя.

— Ну вот сам посуди, — добавил Фингерс. – Если бы это было возможно, разве другие жители Города, постарше да поумней, не спустились бы туда задолго до тебя? Солнце убивает нас. Солнце жжет нашу кожу, заражает своей болезнью, и мы чахнем в ее плену… Но, черт побери, Ракки, мы ничего не можем с этим поделать! Ничего, слышишь?! – к концу речи он разошелся не на шутку.

Наверное, это потому, что его мать умерла как раз от треклятой солнечной болезни, решил про себя Ракки, и Бёрди втайне сам надеется, что из этого проклятого места все-таки можно сбежать, но до жути боялся.

Рука Боули легла на плечо друга, дрожащее от гнева, который распирал бедолагу изнутри.

— Мы можем все, — тихо, но твердо сказал Ракки.

Крылья Бёрди встрепенулись было, но снова опали, прижались к спине.

— Это только слова, — мотая склоненной головой, пробормотал Бёрди. – А даже если и не только, то где гарантия, что мы уже не больны? Солнечная болезнь коварна. Она может сидеть внутри, до поры до времени ничем себя не выдавая, а потом сожрать тебя за считанные недели!

— Успокойся, друже. – Ракки сжал плечо товарища. – Успокойся. Все будет хорошо. Не сомневайся.

Бёрди ничего не ответил, но по тому, как заблестели его глаза, Боули понял: Фингерс в хороший исход не верит вовсе.

* * *

Каждую свободную минуту Боули проводил в старом сарае, где у него было нечто вроде полевой лаборатории. После занятий или в выходной день, едва проснувшись, он бежал сюда и в родительское гнездо возвращался лишь около одиннадцати вечера, усталый, изможденный и, кажется, даже чем-то расстроенный. Однако сон возвращал ему былой энтузиазм, и он снова спешил в сарай.

Изо дня в день, изо дня в день.

— Что такого Ракки делает в этом сарае, Шейла? – спросила Клара Томпсон у миссис Боули. – У него там гантели со штангой или что-то вроде того?

— О, нет, — с грустным смешком ответила Шейла, глядя через оконный проем на Ракки, который споро шел к своему «убежищу». – Наш мальчик предпочитает иные упражнения. Умственные.

Резко отвернувшись от окна и едва не опрокинув полку неосторожным взмахом крыла, она прошла к столу, где Клара попивала чай, и уселась на свободный табурет.

— Иногда я скучаю по детству, — прощебетала миссис Томпсон, глядя на подружку. – Когда крылышки были совсем маленькими, и мы могли откинуться на спинку стула, не боясь их повредить…

Шейла закрыла лицо руками и заплакала.

— Боже, милочка! – воскликнула Клара, изумленно глядя на хозяйку. – Что тебя так расстроило?

— Он… он хочет от них избавиться, — сквозь рыдания отозвалась миссис Боули.

— От кого?

— От крыльев! – воскликнула Шейла рассержено.

Ее взгляд обжег Клару, и та невольно подалась назад, не понимая, чем заслужила столько ненависти.

— Ракки все время твердит о Земле! Он грезит ей, искренне верит, что там – наше спасение… но он ведь даже не знает, что там! И вот недавно он рассказал мне о своем «плане»: он хочет отрезать себе крылья.

Выпучив глаза от удивления, Клара закрыла рот ладонью и покачала головой.

— Но… он что… он же тогда… не сможет парить!

— И я твержу ему о том же! Но он просто не хочет слушать. Лишь загадочно улыбается и говорит: «Скоро вы все увидите! Скоро вы все поймете!..». Единственное, в чем он поклялся – что не отрежет крылья прежде, чем продемонстрирует нам результаты своего дурацкого эксперимента.

— А почему бы Ладету просто не выбить из него эту дурь? – спросила Клара, морщась.

— Почему? – Нервный смешок. – А черт его знает. Мне порой кажется, — понизив голос, прошептала Шейла, — что они вообще заодно.

— Да ладно!

— Вот тебе и ладно! Я его недавно спросила, почему он не может повлиять на своего единственного сына. Знаешь, что он мне на это ответил?

— Что?

— Что я не должна отбирать у сына мечту. Представляешь?

— Вот уж надо же… — пробормотала Клара растерянно.

— А ничего, что мечта может его убить, спросила я, так, знаешь, ядовито… А он – лучше пусть мечта убьет быстро, чем скука или солнечная болезнь – медленно.

— На твоем месте я бы взяла их обоих и отвела к хорошему мозгоправу, — авторитетно заявила миссис Томпсон. – У них явно какая-то депрессия… или что-то вроде того!

— Думаешь, это хорошая идея? – закусив губу, поинтересовалась Шейла.

— Уверена. Начни с мужа, а потом, когда до него дойдет, вместе отговорите сына.

— Похоже на хорошую идею, — сказала хозяйка задумчиво.

Взгляд ее снова невольно скользнул к оконному проему. Снаружи Ракки как раз возился с замком сарая.

— У тебя есть на примете такой доктор? – спросила Шейла, с надеждой посмотрев на подругу.

Клара с улыбкой кивнула и полезла в сумочку, стоящую у нее на коленях, за визиткой.

* * *

— Здравствуйте, мистер Боули.

— Здравствуйте, — нехотя ответил Ладет.

Ему совершенно не нравилась идея жены насчет мозгоправа: как и большинство жителей Города, он не считал, что нуждается в услугах подобного рода.

— Вижу, вы раздражены.

— Ну еще бы! – нервно усмехнулся мистер Боули. – Я ведь здесь не по своей воле!

Ему претило смотреть в сухое, вытянутое книзу лицо доктора Огавиша. Было в нем что-то отвращающее, неприятное. И как такие люди становятся мозгоправами, подивился Ладет. С подобными не то, что не обретешь душевное здоровье – последние его остатки потеряешь!..

— А по чьей же? – участливо поинтересовался Огавиш.

— Жена придумала, — проворчал мистер Боули.

— И почему же она решила привести вас сюда, как вы считаете?

— А мне почем знать?

— А вы не думали, что она может быть права?

— Права в чем?

— В том, что вам действительно требуется помощь специалиста?

— Куда вы клоните? – нахмурился Ладет. – По-вашему, я смахиваю на сумасшедшего?

— Сюда приходят не только сумасшедшие, — покачал головой Огавиш. – Здесь прибежище для всех, кто сомневается.

— Я не из их числа.

— Вот как? – Врач взял со столика, разделяющего его и пациента, толстый блокнот и, пробежав глазами по исписанному титульному листу, сказал:

— Не вы ли сомневаетесь, что Земля куда более пригодна для жизни, чем наш с вами Город?

— Ну… — Ладет скрипнул зубами: треклятая болтушка Шейла, обо всем уже доложила!.. – Это, скорей, мнение моего сына, которое я… отчасти!.. разделяю.

— Отчасти? – выгнул бровь Огавиш. – Может, тогда уточните, в чем именно ваши взгляды совпадают, а в чем – разнятся?

— У него есть мечта, понимаете? – нехотя, после длительной паузы, сказал Ладет. Смотрел он при этом в пол, будто провинившийся школяр. – Он мечтает спуститься на Землю, искренне верит, что внизу будет лучше.

— А вы, значит, отговаривать его от этой затеи не пытаетесь?

— А должен?

— Мне кажется, да. Он ведь ваш сын, не так ли?

— Да, но…

— И что же, вы собираетесь позволить ему погибнуть?

— А мне приковать его цепями к ближайшему дереву? Боюсь, тогда его смерть будет долгой и мучительной.

— Почему вы не пытаетесь отговорить мальчика от его затеи? – повторил вопрос Огавиш.

— Потому что это его выбор. И он уже не мальчик, отнюдь нет. Ему двадцать. Считайте, половина жизни позади. Имеет право сам делать ошибки и сам отвечать за последствия.

— Половина жизни… А вторая? Он ее не заслужил?

— А что хорошего в этой второй половине? – разозлился Ладет. – Мне сорок два, и я могу умереть в любой момент. Возможно, прямо сейчас солнечная болезнь уничтожает меня изнутри, хоть я – пока что!.. – этого не чувствую. Вы можете перечислить многих, кто прожил дольше сорок пяти?

— То есть, по-вашему, между смертью в двадцать и в сорок пять лет нет никакой разницы?

— Я не это пытаюсь сказать…

— Вы не цените жизнь, мистер Боули. Почему?

— Я ценю, но… Черт. – Ладет сжал переносицы двумя пальцами, зажмурился. – Доктор, к чему весь этот разговор? Мой сын хочет попробовать сделать что-то… достойное, а не заниматься тем, чем привыкли заниматься все мы – сидеть по гнездам и причитать о том, как ужасно жить в Городе. С каждым годом солнце все беспощадней выкашивает наши ряды. Вы знаете, сколько моих одноклассников живы до сих пор? Трое, включая меня. Из тридцати восьми. Вас это не смущает?

— Меня смущает то, что отец не отдает себе отчет, как трудно хоронить сына. Когда дети хоронят родителей – это естественно. Сорок пять, сорок, тридцать пять – кому сколько отмерило солнце, мы не знаем. Но смерть взрослого человека, смерть от солнечной болезни – это естественно, повторюсь. И в таких условиях позволять собственному сыну умереть ради воплощения глупой мечты?..

— Я просто не хочу быть эгоистом, — сказал мистер Боули. – Не хочу ради собственного спокойствия лишать сына смысла жизни. Кем он будет, в конце концов, без своей мечты?

— Еще одним полноценным человеком.

— Полноценным… — горько усмехнулся Ладет. – Таких навалом. А вот мой Ракки – особенный.

* * *

— Пожар! Пожар!

Ладет, весь в поту, запыхавшийся – пробежал три квартала, едва завидел столб дыма над родным гнездом – ухватился за дверь пылающего сарая и потянул ее на себя.

Ракки, конечно же, был внутри. Ухватившись за огромный сундук обеими руками, он отчаянно пытался сдвинуть его хоть на дюйм, но ничего не выходило – слишком тяжелым тот был.

— Ракки! – воскликнул отец, приложив ладонь ко лбу на манер козырька. – Уходим! Сейчас все рухнет!

— Я не могу, папа! – воскликнул сын, испуганно посмотрев на родителя. – В нем вся моя жизнь, все, над чем я работал!

Отец посмотрел на пылающий потолок. Еще немного – и их обоих погребет под обломками.

Метнувшись к сыну, он обхватил его обеими руками и потащил к двери.

— Нет, нет, папа! – ревел Ракки, пытаясь вырваться из захвата.

— Ну будет, будет, — шептал отец. – Это всего лишь вещи.

— Ты не понимаешь… — просипел красный от натуги сын.

Не смогу, подумал Ладет в отчаянии. Еще немного – и вырвется. Не сдержу.

— Я помогу тебе, — прошипел он на ухо упирающемуся Ракки.

— Чем?! – воскликнул тот.

— Я помогу тебе все восстановить.

Сын от такого предложения слегка опешил, и Ладет, воспользовавшись замешательством отпрыска, наконец вытянул его наружу.

Не успели они отойти от сарая и на десять футов, как опоры наконец не выдержали, и крыша рухнула вниз, подминая стены.

— Нет! – воскликнул Ракки, весь в слезах.

— Я помогу тебе, — шептал отец, прижимая к себе сына. – Клянусь.