Мой совсем неласковый джинн

“В этом причина? Или в том, что ты так и не успела кончить?”

Хороший вопрос. А и правда, в чем?

Пока размышляла над ответом, в кофейню снова зашли люди. Пришлось в очередной раз прервать переписку, чтобы принять их заказ. И только уже делая кофе, подумала — чего ради я вообще должна отвечать.

Потому, освободившись, решила продолжить игнорировать вызывающий меня на разговор ежедневник. Просто вылезла из-за стойки и принялась потихоньку готовить помещение к закрытию.

— Ну что ещё тебе от меня надо? — раздражено воскликнула на вновь открытый мной блокнот, не выдержав его непрекращающейся вибрации в своей сумке, пока ехала в такси домой.

Ответа, разумеется, не последовало, пока я, за неимением у себя ручки не попросила её у водителя и не повторила сказанное уже в письменном виде.

“Честные ответы на предельно простые вопросы”.

“А если я не хочу отвечать?”

“Я задам их снова. Но уже при совершенно иных обстоятельствах”.

“И при каких же”.

“Вот сегодня ночью и узнаешь”.

Прочтя эту фразу, я ощутила, как низ живота приятно заныл, а легкое возбуждение теплой волной прокатилось по всему телу. Плотнее сжав ноги от того, где именно оно сосредоточилось, закончив свой путь, попыталась, как можно скорее успокоиться и унять мелкую дрожь в коленках. С ума сойти. Всего пять слов, а я уже готова броситься в омут с головой. И не важно, что вероятнее всего после этого моя голова снова пострадает.

“Запомни, пока я не услышу все, что хочу услышать, ты тоже ничего не получишь”.

Как будто точно зная, что я в данный момент испытывала, добавил к своей прошлой угрозе Джи.

“Я тебе ничего не скажу, понял?!” — трясущимися от раздражения и такой вопиющей наглости руками кое-как накалякала я.

“Снова злишься. А в этот раз из-за чего? Или правильнее будет спросить, на кого?”

— На тебя, на кого же ещё, — пробурчала вслух, вписав в блокнот лишь первую часть фразы.

“Неверный ответ”.

— Ну все! Достал! Хватит с меня, — заключила, небрежно запихнув записную книжку в сумку, а ручку почти сразу отдав водителю вместе с оплатой за свой проезд.

Дверь квартиры оказалась не заперта, что меня естественно насторожило. Но стоило учуять аппетитные запахи, а в прихожей увидеть знакомые сапоги, и я, быстро поняв, кто зашёл меня проведать, сразу расслабилась. Впрочем, как выяснилось уже несколькими минутами позже, очень даже зря.

— Мам? Это ты? — окликнула свою гостью из коридора, стаскивая с себя обувь, прежде чем войти в гостиную. Но увидев там хмурую родительницу, даже не взглянувшую в мою сторону, чтобы поздороваться, спросила уже осторожнее: — Привет. Что ты тут делаешь так поздно?

— Да вот, пришла проведать свою дочь. Ей же все некогда. Отец сказал, ты приболела. А тут вон оно что, — с этими словами сидевшая в кресле женщина кивнула на пустую бутылку из-под вина, продолжавшую все также неизменно стоять на полу посреди гостиной.

Етить твою налево! И почему я не захватила её, когда убегала утром на работу. Выкинула бы по пути и все. Так нет, она должна была провести здесь сутки, чтобы доставить мне ещё больше проблем. Как будто уже имеющихся мало. И что сегодня вообще за день? Родительский, не иначе. Вот за что мне все это? Да ещё и после такой непростой смены.

— Как это понимать? — так и не дождавшись от меня объяснений, поинтересовалась мама.

— Ну-у-у, — начала неуверенно издалека, — если сейчас правильно помню, ваш с папой подарок на новоселье.

— Догадалась уже. Что он здесь делает?

— Что делает? Так вроде просто стоит, никого не трогает, — попыталась отшутиться, но получилось из рук вон плохо.

— Пустой.

— Типа того, — отозвалась, вспомнив, что не сняла куртку, тем самым получив возможность ненадолго сбежать обратно в прихожую. А заодно, чтобы тихо пробиться там головой об стенку. Мало ли, а вдруг у этой части тела тот же принцип, что и у бабушкиного старого телевизора. Стукнешь пару раз, он сразу и заработает. Так пусть уж лучше поздно, чем совсем никак. Авось поможет придумать, как избежать хоть маминого гнева по поводу всего, что у меня теперь в жизни творится.

— Вера, где Женя?

А вот и тот самый вопрос, которого мне так не хватало для полного счастья.

— Ну точно не здесь. И слава богу, — ответила без особого энтузиазма почти сразу последовавшей за мной собеседнице.

— Милая, что у вас произошло? — кажется, почувствовав мой настрой, уже мягче спросила мама.

— Ничего хорошего. Потому и расстались. Если ты не против, я бы не хотела это обсуждать.

— Против, — раздалось твердо, тем самым лишив меня последнего шанса избежать этого неприятного разговора. — Я заварю чаю. Вишнёвый пирог почти готов. Жду тебя на кухне.

Что сказать. Мама у меня очень заботливая. А еще добрая, ласковая, но строгая и упертая. Кстати, последнее у нас с ней общее. Поэтому, если чего-то очень хотим, мы добьемся этого любым способом. В принципе, отличное качество, уже не раз меня в жизни выручавшее. Но, очевидно, не в этот раз. И вот что мне теперь делать?

Не успела мысленно задать себе этот вопрос, как моя чересчур общительная записная книжка, что так и осталась лежать в сумке, снова принялась вибрировать.

— Чего? — уже хорошо зная, Джи не отстанет и будет продолжать изводить меня этим противным звуком на протяжении всего вечера, спросила я, так как ручки рядом снова не оказалось.

“Расскажи ей всю правду”.

Ух ты! Значит устную речь мы тоже слышим. Но отвечать на неё соизволяем выборочно. Каков нахал!

— Тебя забыла спросить, — поднеся блокнот ближе к лицу, зло прошипела я.

Но моя фраза была наглым образом проигнорирована.

“И меня с собой взять не забудь”.

— А больше ты ничего не хочешь? — огрызнулась, с опозданием сообразив, какую ошибку совершила, задав подобный вопрос.

“Хочу. Но об этом чуть позже».

— Чай готов! — раздалось приглашающе-настоятельно их кухни.

Тяжело вздохнув, закрыла ежедневник и, сунув его под мышку, обречённо зашагала на кухню.

— А теперь рассказывай, — скомандовала мама, присаживаясь напротив.

— Ладно, — положив Джи на край стола, нехотя отозвалась я. — Но для начала пообещай, что ничего не расскажешь папе.

— С чего вдруг такая секретность? — решила уточнить мама.

— Не хочу, чтобы кто-то пострадал, — пояснила я.

— Допустим. Хорошо, не скажу. А теперь выкладывай, что у вас случилось?

Ну я ей все и рассказала. Честно, даже полегчало. Ведь до этого мне было не с кем это даже обсудить. А тут целая мама. Плюс ещё в прикуску с вишнёвым пирогом и вкусным чаем. Короче, что не выплеснула наружу, то заела сладким.

— Вот скотина! — зло прошипела родительница, стоило мне закончить свой рассказ. — Да узнай об этом твой отец…

— Мам, мы же вроде договорились. И ты обещала, — напомнила я.

— Да помню я все! — раздражению воскликнула собеседница. — Но какой же гад. А с виду показался таким хорошим мальчиком.

Ага! Вот значит кто все это время переубеждал отца в его предчувствии. Теперь ясно, почему папа так и не поделился со мной своим впечатлением о Жене. Мама не дала.

— Ладно. С этим кабелем все ясно. А с новым парнем-то что?

Упс! Неужели ей и о Славе известно? Вот это я попала, так попала.

— Да ничего особенного, — до последнего надеясь, что мама ничего не заподозрит, как можно более безразлично отозвалась я. Но этим, кажется, только навела на себя ещё больше подозрений.

— Ве-е-ера-а-а, а ну рассказывай давай, — мягко, но безапелляционно потребовала родительница.

— Ну хорошо! — окончательно смирившись, что от этой женщины ничего не скроешь и вечеру откровений все же быть, отозвалась я. — Он помог мне немного отвлечься.

— И в чем именно заключалось это отвлечение?

— В театр сходили, в ресторане посидели.

— И все?

— Нет, ещё за ручки подержались, на лавочке в парке посидели и мороженое поели. Мам, глупых вопросов не задавай, — не выдержав, вспылила я.

— Вера! Ты же знаешь, как я отношусь к таким вот… “отвлечениям”, - строго заявила собеседница.

— Знаю. И прекращай нотации читать. Не маленькая уже!

— Ладно, я закончила. Но чтобы в дальнейшем…

— Да поняла я все! Со всеми подряд не спать. Б**тством не заниматься.

— Вера!

— Ну что Вера?!

Тут моя нервная система не выдержала и дала системный сбой. Никак по-другому обильно хлынувший из глаз поток слез, всхлипы и тихие подвывания вперемешку со словами назвать язык не поворачивался.

— Тебе хорошо. Тебя папа боготворит, любит, на руках носит, в жизни не предаст и ничего плохого не сделает. Даже слова поперек не скажет. А я что? Да ты хоть знаешь, как сложно сейчас нормального парня найти? Не знаешь! И не узнаешь! А мне, может, тоже любви хочется. Настоящей! И такой же большой, как у вас с отцом. Вот только где ее взять, не понятно.

— Верочка, перестань. У тебя ещё все будет, милая. Только не плачь, — пролепетала, кажется, вконец растерявшаяся после этой моей тирады мама.

Но я продолжала неизменно реветь. На протяжении следующего часа — полтора были ещё слезы, разговоры и снова слезы. В общем программа, когда две женщины собираются и принимаются активно жалеть и утешать друг друга, оказалась выполнена. Да еще, судя по всему, и на отлично.

Наверное, виной столь бурному вечеру стало напряжение и тоска, что успели в нас накопиться, пока мы не виделись. А когда эмоциональная разрядка все же случилась, я оказалась практически полностью без сил.

Оставив меня в полудреме лежать на кровати, плотно запутанной в плед, мама запретила мне её провожать. Пообещав, что завтра обязательно позвонит и, если будет нужно, снова придет, родительница закрыла за собой входную дверь и ушла.

Я же почти провалилась в сон, когда из кухни раздалось привычно раздражающее мой слух гудение. Вспомнив, кого там оставила, со стоном заставила себя подняться и поплелась за забытой на обеденном столе вещью.

— Хоть слово или полслова по поводу того, что ты сегодня услышал и незамедлительно улетишь в окно. Понял меня? — взяв ежедневник и направившись с ним в обратный путь, пригрозила я.

Полностью уверенная в том, что меня услышали, на первом открытом развороте сразу же нашла этому соответствующее подтверждение.

“И не собирался даже”.

— Вот и хорошо, — отозвалась.

Решила — раз встала, было бы неплохо все же сходить в душ и переодеться во что-нибудь более подходящее для сна. Поэтому, оставив блокнот на прикроватной тумбе, зашагала осуществлять задуманное.

***

Получасом позже, лёжа в объятиях одеяла и подушки, я вдруг ощутила, как моих ступень что-то коснулось. Словно вошла по щиколотку в теплую воду. Сначала улыбнувшись от прокатившейся по телу приятной дрожи, решила, будто это сон про лето, море и солнце. Но через пару мгновений, когда прикосновения сделались в разы настойчивее, а их источник устремился выше по моим ногам, вспоминала то, что заставило меня вздрогнуть и мгновенно открыть глаза.

Судя по тому, что из всей мебели моей комнаты теперь в поле зрения осталась одна лишь кровать, я так и не проснулась. Но что оказалось самым страшным — под моим одеялом и правда кто-то был. И этот кто-то оказался просто огромным.