Сыны Императора

Ответ устроил Крашкаликса:

— Как и должно быть.

Оливье не согласился. Он мог бы и промолчать, но не стал:

— Наша жизнь — беспрерывная погоня за вашими генетическими отцами. Их никогда нет там, где они должны быть, а даже если они там, у них никогда не находится для нас времени.

«Он сейчас нахмурится», — догадался Ле Бон. Космические десантники хмурились часто. Их диапазон эмоций был крайне ограниченным.

Крашкаликс нахмурился.

«Ну вот».

Собственная правота вызвала у Оливье чувство усталого удовлетворения.

— Мы, если вкратце, — продолжил летописец, не дожидаясь неизбежных возражений легионера, — частенько бываем разочарованы.

— Мне жаль, но мы сражаемся за Империум, за будущее всего человечества, — молвил Крашкаликс.

— Идет война? — подсказал Оливье.

— Ты глумишься надо мной, — флегматично сказал космодесантник. — Я понимаю, у вас тоже имеются обязанности. Про вас не забыли. Сам Пертурабо велел мне встретиться с вами, как только вы прибыли. Он сожалеет, что не может побеседовать с вами лично. Это правда. Вы явились в непростое время. Сатрап Даммекос скончался меньше месяца назад. Возникли проблемы с определением кандидатуры его преемника на посту губернатора. Нас, Железных Воинов, здесь мало. Мы предпочитаем не вмешиваться в политику, но у нас нет выбора. Ситуация напряженная.

Известие о том, что о них не забыли, вернуло Оливье к воспоминанию о статуях и Фулгриме. «Итак, — решил он, — еще один нарцисс».

— Вы правы, у всех нас свои обязанности, — сказал Ле Бон. — Но если завоевание Галактики кажется трудной миссией, то наша вообще невыполнима.

— Увы. будущее человечества должно иметь приоритет над прошлым, — отозвался Крашкаликс. — Поддерживать стабильность в настоящем и без того достаточно сложно.

Оливье пожал плечами:

— Ну, если вы так говорите…

— Прошу, простите моего мужа.

Крашкаликс поглядел на них обоих:

— Вы супружеская пара?

— Иначе не могло случиться, мы же столько времени проводим вместе. — Марисса похлопала Оливье по руке.

Космодесантник не выглядел ни впечатленным, ни безучастным, лишь сохранял выражение бычьего равнодушия.

— Но я вынуждена кое в чем не согласиться с вами, субкапитан. Прошлое важно, ибо если мы не знаем, откуда пришли, то как сможем ценить то, что имеем?

— Это не заботы Железных Воинов. Мы — завоеватели. Мы стираем прошлое, но я не вправе подвергать сомнению мудрость слуг Императора, — сказал Крашкаликс, хотя по манере, в какой он произнес эти слова, Оливье понял, что воин все же сомневается. Ле Боны привыкли к такому — к невольным нянькам, рассыпающимся в извинениях и банальностях сквозь стиснутые зубы. Оливье пришло в голову: не считается ли сопровождение летописцев чем-то вроде наказания? Если да, то в чем провинился субкапитан?

— Раз примарха здесь нет, чем вы хотели бы заняться? — осведомился Крашкаликс. — Если нужно что-нибудь для вас организовать, чтобы вы быстрее выполнили свое задание…

«И перестали надоедать мне» — мысленно продолжил Оливье.

— …лишь попросите. У вас авторитет самого Сигиллита. Я обязан подчиняться.

«Но не шибко этому рад».

— Благодарим вас, субкапитан! — радостно воскликнула Марисса. — Мы займемся тем, что обычно и делаем в подобных случаях.

«А именно — всякий раз, когда строчим одну из гребаных книжек».

— Мы соберем информацию и начнем составлять заметки для биографии, — сказала она. — Интервью с примархом может подождать до его возвращения. Для начала было бы целесообразно посетить важные места времен его юности. Конечно, мы уже приступили к исследованию, но я нахожу осмотр достопримечательностей наиболее полезным.

— Не желаете ли ознакомиться с последними данными? — спросил субкапитан.

— Мы могли бы поговорить с его семьей. Я надеялся на аудиенцию у Даммекоса, но ведь сестра примарха еще жива, — вставил Оливье. — Возможно, она побеседует с нами?

Снова нахмуренные брови.

— В настоящее время отношения между избранным губернатором Каллифоной и Четвертым легионом плохие. Не уверен, что правящая семья согласится, а я не уполномочен им приказывать.

— Тогда побеседуем с ними в удобное время. Мы наверняка останемся здесь на несколько лет, — сказала Марисса.

— Столько времени обычно и требуется, — небрежно добавил Оливье.

— Я мыслю прямолинейно, — продолжала его жена. — И люблю начинать сначала. Так что начнем с мест, связанных с юностью Пертурабо.

— Очень хорошо, — согласился Крашкаликс. — Легион организовал для вас проживание в Лохосе. Вечером вы сможете подкрепиться и осмотреть многочисленные улучшения, которые мой господин произвел в столице. А завтра я отвезу вас к месту, где мой отец впервые прибыл в этот мир.

Пертурабо знал все, что нужно, без всяких подсказок. Его растущий ум был библиотекой, полной книг, которые предстояло прочесть. Стоило подумать о чем-либо, и сведения всплывали сами собой. Иногда информация задерживалась лишь ненадолго, прежде чем вновь утонуть в глубинах подсознания, но с каждым новым днем в распоряжении мальчика оказывалось все больше сведений. По мере взросления ума росло и тело. Украденные грубые шкуры больше не прикрывали его, и Пертурабо заметил, что становится крупнее. Если он вернется к месту своего приземления, то не поместится в емкость, которая доставила его в этот мир гор, капридов и людей.

Подобно собаке, он за километры чуял в воздухе то, что ему требовалось, — сильный запах, богатый возможностями. Огонь и металл.

Впервые он спустился по горному склону ниже границы леса[7] и направился к зеленым долинам, где во множестве обитали люди.

Запах привел его в село. Откуда-то раздавался звенящий звук — ровный, как биение сердца. Пертурабо сосредоточился на нем, перелезая через стены, пробивая себе путь сквозь изгороди, двигаясь напрямик к своей цели. Дети, стайкой игравшие в поле, заметили его первыми. Он глянул на них сердито, и те, крича, убежали.

К тому времени, как он достиг поселка, поднялась тревога. Местечко было маленьким — двадцать домохозяйств суровых горских семей, расположенных вокруг мощеной площади на пологом склоне горы. Пертурабо отыскал дорогу и зашагал по ней, твердо ступая босыми ногами по неровным булыжникам. Когда он пришел, на площади уже собралась толпа. Люди не осмелились преградить ему путь, пока он шествовал к кузнице.

Кузнец, поглощенный работой, поднял глаза лишь тогда, когда Пертурабо протиснулся внутрь. Кузница была закрытым пространством, красно-черным миром тайн. Ее хозяин оказался мощным, мускулистым и искусным в своем ремесле. Но телосложением юный примарх ему не уступал, и кузнец не посмел возражать.

Пертурабо огляделся, узнавая имена инструментов и предметов в тот же миг, как их видел.

— Дай мне железо. Дай мне уголь. Высший сорт, горит долго. Дай мне инструменты. Дай мне их сейчас, — произнес он.

Примарх экстраполировал нужные слова из кратких обрывков речи пастухов. Речь, исходящая из его уст, была запутанной, но понятной. Он впервые разговаривал с другим человеческим существом.

Кузнец подчинился. Юный примарх источал власть. Остальное сделал страх.

Долгими часами трудился Пертурабо в кузне, создавая изделие, которого никогда раньше не видел, но чью форму носил в своей душе. Знание того, как работать с металлом, ковать из железа сталь, закаливать и оттачивать, пришло к нему так же инстинктивно, как и эта форма. Поначалу кузнец держался в стороне, хотя и не желал покидать свои владения. В конце концов он приблизился, чтобы помочь. В те суеверные времена богам молились, богов чтили, но никогда их не видели. И вот оно — доказательство их существования. Лишь посланник богов мог быть настолько странным, появиться настолько таинственно и творить кузнечную магию, несмотря на столь дикий облик.

Пертурабо принял помощь кузнеца.

Миновал целый день, прежде чем работа завершилась. В заключение Пертурабо поднес к лицу обыкновенный железный меч и изучил взглядом кромку. Это был первый меч, когда-либо виденный им. Он удовлетворенно фыркнул и развернулся, чтобы уйти. Не считая первоначальных требований, примарх не произнес ни слова.

— Кто ты? — спросил изумленный кузнец.

Мальчик задержался на пороге кузни.

— Я Пертурабо, — ответил он.

Снаружи молча ждали взволнованные люди, сжимая бесполезное оружие в дрожащих руках. Пертурабо прошагал мимо них, и они пропустили его.

Холодный ветреный участок, где, как предполагалось, примарх впервые появился на Олимпии, был отмечен лишь пирамидой, сложенной из камней. Оливье задался вопросом, почему здесь нет более крупных монументов, ведь уже стало совершенно ясно, что Пертурабо нравятся монументы. Они имелись в Лохосе, имелись на горных вершинах. И на обочинах дорог. Многие из них изображали Железных Воинов — как отдельных героев без шлемов, так и безликие воплощения IV легиона в целом. Но ничуть не меньше было и статуй Пертурабо. Крашкаликс гордо заявил, что многие из них — дело рук самого примарха.

Место посадки оказалось вовсе непримечательным.

«Лэндспидер» завис у горного склона под громкий гул двигателей. Этому склону — одной из многих граней покрытой льдом исполинской горной глыбы, поднимавшейся над Халдицейским нагорьем, — не хватало всего нескольких градусов крутизны, чтоб называться утесом. Здесь не было ничего живого. Оливье заметил, что ему стало трудно дышать. Не наблюдалось никаких признаков человеческого жилья, даже вездесущих древних рудников и карьеров, что испещряли всю Олимпию. На пути сюда транспортник пролетел над многими из них. То, что вначале казалось естественными образованиями, на самом деле было обширными разработками из Темной эпохи технологий. Но только не на этой горе. Пертурабо прибыл в саму первозданность, холодную, мрачную и печальную для человеческой души. Пожалуй, никто не стал бы сюда подниматься по собственной воле.

— Какое тоскливое место… — пробормотал Оливье.

— Это действительно произошло здесь? — осведомилась Марисса.

Крашкаликс выглядел озадаченным.

— С большой вероятностью. К тому времени, когда примарх сюда вернулся, его капсулу кто-то забрал. Даже на такой высоте подобный трофей непременно отыскали бы и похитили. На Олимпии нет доступных месторождений многих полезных ископаемых, поскольку их выработали тысячелетия назад.

— Разве он не помнит точно? — удивился Ле Бон. — У большинства примархов отменная память.

И вновь на лице космодесантника появился тот вариант хмурого выражения, что означал неловкость.

— У моего владыки тоже, но из своих ранних дней в этом мире он помнит немного. Воспоминания примарха начинаются с восхождения на Фригейские утесы близ Лохоса. Легенды халдицейских горцев — источник наших знаний о первых днях примарха. Они видели падающую звезду. Немного времени спустя в горах заметили странного ребенка. Тот убил часть их скота, и на него объявили охоту — до тех пор, пока он не сразил ялпиду и других местных хищников. После того люди решили, что примарх — дар прежних богов, и он странствовал из деревни в деревню, мастеря чудеса и убивая опасных зверей.