Волчий дурман. Не моя луна

Значит, всё-таки случилось.

Внутри меня поселилась такая дрожь, что я не смогла отвлечься даже на готовке, пока пыталась помочь на кухне Мэгги с приготовлением ужина.

В конце концов, чтобы ничего не испортить, я поднялась к себе и принялась ходить из угла в угол.

Разум твердил мне, что я поступила верно — задела его за живое, сделала больно, чтобы он понял, как поступил и что чувствовала я.

Но сердце стонало и обливалось кровью каждый раз, когда я вспоминала этот взгляд Килана и то, насколько потерянным и сломленным он выглядел этой ночью.

Сердце не могло меня простить… потому что, когда любишь, не захочешь делать больно!

Время тянулось настолько бесконечно, что впервые за долгое время я взяла свой телефон, чтобы позвонить Килану.

Сама.

Я никогда не делала этого.

Ни разу в своей жизни, даже если с раннего детства его номер телефона был у меня.

Но именно тогда, когда я уже взяла телефон, неожиданно раздались какие-то странные звуки из кухни и взволнованный голос Мэгги, а затем и дяди Калиба.

Парни приехали.

И в первую секунду я подбежала к двери, чтобы выскочить и побежать вниз, но остановилась и замерла… потому что услышала стон Килана.

Тихий, глухой и пробирающий до самого нутра своей болезненностью.

— Дил, как так вышло? — дядя Калиб был взволнован не на шутку.

Его мягкий проникновенный голос редко менял интонацию, и если это происходило, то говорило только об одном: эмоций слишком много и он уже не способен это контролировать.

— Мы его с ночи уговаривали поехать домой, но Килан упрямый как осел! — пыхтел Скай, потому что, видимо, парни тащили Килана на себе по лестнице наверх. — Он сказал, что хочет этого! Что так было нужно! Даже я уже не в состоянии был пить столько, сколько выпил чернявый!

Дядя Калиб тихо выругался.

— Дети, вы же знаете, что с ним сейчас будет!

— Знаем! И отбирали спиртное насильно, но толку от этого было не много!

— Я дал ему свою кровь, пока он был в состоянии пить, — снова раздался голос Дилана, — но теперь не уверен, что она ему поможет.

— …Теперь Килану в принципе мало что поможет, пока всё не пройдет, — тяжело выдохнул дядя Калиб, и теперь дверь в соседней комнате распахнулась, чтобы вся компания ввалилась в нее с пыхтением и шипением.

А еще стоном Килана.

— Мы сами справимся, вы не переживайте. Будем ночевать с ним по очереди.

— Вы не обязаны делать это, дети.

— Мы же стая! Как сможем спать спокойно, если Килу плохо?

Я притихла и села на кровать с прямой спиной, потому что сейчас я пыталась убедить себя в том, что это была всего лишь дружеская попойка.

Не самый оригинальный способ избавиться от проблем, к которому прибегали все мужчины.

Он ведь и раньше безбожно пил и гулял!

По крайней мере, до армии точно!

Проспится, и всё будет как прежде.

Вот только сердце снова не верило и сжималось от предчувствия чего-то очень нехорошего.

Не стал бы так переживать дядя Калиб из-за простого похмелья своего красавчика-гуляки.

Да и эти слова Дилана о том, что он дал свою кровь, не выходили из головы.

Я знала, что волки использовали свою кровь как лекарство, когда дело было совсем из ряда вон плохо и человеческие лекарства не помогали.

Кровь волколаков была особенной.

Мой дорогой покойный папа говорил, что в ней спрятана настоящая магия, а потому никто не распоряжался своей кровью бездумно.

Ее давали только очень близким и родным в самые серьезные и опасные моменты.

Наверное, поэтому меня так тронуло то, что Виола не пожалела своей крови для меня, и с тех пор я смотрела на огненно-красивую девушку совсем другими глазами, даже если видела, что стая Килана ее не слишком-то любит.

— Сделаю побольше воды с лимоном и мятой, — снова раздался расстроенный голос дяди Калиба. — Думаю, она вам всем пригодится этой ночью.

— Спасибо, дядя Калиб.

— И вам, дети.

— Воланд, езжай домой. И ты, Скай, тоже. Сегодня я останусь, утром поменяемся, — снова проговорил Дилан, и, кажется, они закрыли дверь ванной со стороны комнаты Килана, потому что голоса стали настолько приглушенными, что было не разобрать, о чем они говорят.

Мужчины что-то еще обсудили, и стало тихо.

А я так и не решилась выйти из комнаты до самой темноты.

Когда опустилась ночь, я слышала, что по очереди в комнату Килана заглядывают все жители этого дома, включая даже малышку Кирти, которая заплакала, увидев брата, отчего дяде Калибу пришлось уносить ее на руках и еще долго успокаивать.

И на сердце с каждым часом становилось всё тяжелее и тяжелее.

Я снова не спала.

Просто не могла это сделать, бесконечно прокручивая в голове то, что сказала Килану и к чему всё это привело.

Надеялась только на то, что утром Килану станет лучше и всё это быстро забудется.

В эту ночь мы словно поменялись местами: теперь моя дверь, ведущая в ванную, была распахнута настежь, а дверь со стороны спальни Килана, напротив, закрыта.

Но и этого было достаточно, чтобы слышать, как Дилан приглушенно говорил со своим другом.

Как он раздевал его и укладывал в кровать.

А потом носился с тазом и поил, когда Килану стало окончательно плохо.

— Ты бы закрыла дверь, Дева, иначе можешь услышать много неприятных звуков, — проговорил мне Дилан, когда в очередной раз вошел в ванную, чтобы взять полотенце и набрать холодной воды в большую тарелку.

Мне было стыдно перед ним.

Потому что наверняка Дилан знал, по какой причине его другу сейчас было так плохо.

— Я бы даже сказал, что есть смысл на время перебраться в другую комнату. В одну из гостевых, которые немного дальше по коридору. Там ты хотя бы сможешь спокойно спать.

— Я в порядке, — тихо, но упрямо проговорила я в ответ, на что Дил только пожал плечами и поспешил к своему другу снова.

Меня завораживала эта их дружба.

Их стая.

Как они тянулись друг другу.

Как доверяли.

Как заботились.

Искренне и по-настоящему.

Вот кто из человеческих мужчин стал бы не спать всю ночь, чтобы таскать тазики и умывать чистой водой друга, чей желудок выворачивало наизнанку?

И при этом не ругать его и не материть, а тихо говорить о том, что всё пройдет и скоро закончится.

Я лежала на кровати, обнимая подушку, и каждую секунду прислушивалась к тому, что происходит в комнате Кила. К тому, что говорил и делал Дилан, и с ужасом понимая только одно: Килан не в состоянии отвечать ему.

Он только тихо стонал, когда, видимо, становилось совсем плохо.

А скоро и Дилан затих, только быстро передвигался по комнате и спускался на первый этаж, если нужно было кому-то что-то сказать.