Операция «Волчье сердце»

Глава 8. Личная жизнь, или о подготовке спецопераций

Что ж, это было не самое удачное мое решение.

К такому выводу я пришла, когда, проснувшись, обнаружила себя в постели не с большой мохнатой псиной, а… с капитаном Лидийской стражи Вольфгером Лейтом. И если кто-то попробует ткнуть меня в то, что это, по факту, одно и то же — тот об этом замечании глубоко пожалеет.

Я не знала, почему я даже не завизжала, открыв глаза и увидев прямо перед своим носом суровую бандитскую физиономию капитана. Наверное, лимит потрясений за последние сутки был исчерпан, и на какую бы то ни было яркую эмоциональную реакцию меня уже просто не хватало.

Ну и, надо признать, сейчас, во сне, рожа была не такая уж и бандитская…

Усталое лицо, жесткая складка возле губ.

Он навалился на меня, прижал плечом и тяжеленной ручищей, и отбрыкалась я от этой крепкой хватки с трудом. Кое-как выкрутившись, встряхнулась, как кошка, одернула задравшуюся одежду (и ведь кое-то умудрился забраться лапами аж под свитер!) и — порадовалась, что хотя бы один из нас был одет.

Разметавшийся на моей постели полностью обнаженный мужчина, не прикрытый даже краешком простыни, выглядел… противоречиво. А данный конкретный мужчина…

Я глазела на него, пытаясь отыскать признаки стыда и совести, добрую пару минут. Ни первого, ни второго не обнаружила (особенно — первого!), дала себе мысленную оплеуху и уплыла на кухню.

Мне срочно нужен был кофе. Крепкий, несладкий кофе. Много. Чтобы проснуться, прийти в себя и отогнать, наконец, прочно застывшее перед глазами видение абсолютно прекрасного в своей суровой мужской красоте тела.

«Ну и что мне теперь с этим делать?» — размышляла я, сидя на кухне, подперев подбородок и механически размешивая зачем-то кофе в чашке.

Странные у нас все же отношения.

А в том, что у нас отношения, я уже не сомневалась. Когда этот мохнатый упрямец (ладно, в данный конкретный момент, уже совсем гладкий упрямец) очнется, мы оба, наверняка и совершенно виртуозно, сделаем вид, что между нами — у нас — ничего нет. Но я не знаю, как Вольфгер, а я совершенно точно не смогу забыть, как огромный зверь, только что растерзавший двух разумных существ, ткнулся горячим носом в мою руку — безотчетное, безусловное доверие. Как там сказал доктор? Кто свой, кто чужой, кто враг, а кто…

Кто?

Кто я для тебя, Вольфгер Лейт, темная душа? Коллега? Стервозная соседка с верхнего этажа?

Уж точно не друг.

Ненавязчивый аромат духов — цепляющий с первого вдоха, какой-то такой правильный, мой. И карие глаза напротив, наблюдающие за тем, как я принимаю неожиданный подарок.

«Волчье сердце».

Посиделки на кухне. И в голове звенит и плывет, и мужчина, который читает мне лекции о правильном вредительстве, кажется невероятно привлекательным. Настолько, что приходит ночью во сне. И при следующей встрече я смотрю на него и злюсь за этот непрошеный визит.

Широченная спина в моей ванной, и «кыш, женщина!», и взметнувшиеся злость и возмущение, которыми можно прикрыть от самой себя колкие мурашки, пробежавшие по позвоночнику.

Бег под дождем. Рука в руке.

Раздражение — мужлан неотесанный, невежа, никакого почтения и трепета по отношению к мастеру, женщине и представительнице древнейшей семьи города! Никакого восхищения во взгляде…

Я прикрыла глаза и сделала глоток.

Обжигающий напиток горячей дорожкой прокатился по пищеводу, оставляя во рту ни с чем не сравнимый вкус, а когда я, выныривая из обрывочных воспоминаний и странных размышлений, открыла глаза, передо мной стоял Вольфгер Лейт собственной персоной.

Сонный, осунувшийся и замотанный в простыню, как статуя Старого бога.

— Здравствуйте, мастер, — и голос хриплый, как с похмелья. Да его и слегка ведет, кажется. Потому что я очень четко слышала сейчас всегда беззвучные шаги.

— Садитесь, — я кивнула на стул напротив и поднялась за второй чашкой.

Вервольф мотнул головой и поморщился, вскинул руку, ощупывая рану.

— Спасибо, мастер, но я пойду к себе. Мы с вами потом поговорим, если вы не возражаете.

— Возражаю, — бросила я. — В таком виде вы из моей квартиры не выйдете.

Лейт глянул вниз, пошевелил пальцами босых ног и неожиданно ухмыльнулся.

— Вы что, опасаетесь соседки снизу? Да бедная старушка едва-едва преодолевает две ступеньки, она на вашем этаже появится только духом, отлетая в мир иной.

— Вы. В таком виде. Из моей квартиры. Не выйдете, — отчеканила я.

Что бы там себе ни думал многоуважаемый капитан, а у людей и прочих разумных есть просто феноменальная способность оказываться в ненужном месте в ненужное время. Посыльный, случайный прохожий, соседи из дома напротив, которым соль понадобилась вот прямо сию минуту. Ну не-ет...

— Где ваш запасной ключ? Я принесу вам одежду.

— За плинтусом, справа от двери. Он отходит… — Вольфгер неожиданно все же опустился на предложенное сиденье и посмотрел на меня снизу вверх. — Сядьте, мастер, допейте свой кофе.

Я повернулась к шкафчику, достала все же чашку и, щедро плеснув туда черного ароматного напитка, сунула вервольфу под нос.

— Вы есть хотите?

— Хочу, — бесхитростно признался вервольф и снова кривовато усмехнулся. — Зверски.

И пока я нарезала хлеб и ароматный копченый окорок, купленный вчера вместе с килограммами сырого мяса (и куда мне его девать теперь?!), он поинтересовался участливо:

— Как вы себя чувствуете?

— Я? — вопрос меня почему-то изумил.

Он получил в лоб заклинанием, свалился с лестницы, провел ночь в лихорадке, превратился в гигантского волка и обратно, щеголяет рассеченным черепом и живописными кровоподтеками на груди (да, глазела!) и спрашивает, как я себя чувствую?

Стукнув о стол тарелкой с нарезкой, выставив масло, приборы, я села обратно на свое место и сообщила ответ на заданный вопрос.

— Я на вас зла. Зверски.

Лейт соорудил себе бутерброд и вздохнул.

— Простите, мастер, я действительно невольно поставил вас под угрозу…

— Вы испортили мою дверь! И паркет! — гневно перебила я.

— А… это… — растерянно протянул вервольф и потер лоб. — Кажется, я хотел домой. Что ж, не беспокойтесь, я, конечно же, заменю вам и дверь, и полы.

— На шелковые, — не утерпев, ввинтила я.

— Вы предполагаете и дальше запирать меня у себя в квартире на время спонтанного оборота? — изумился капитан.

— Нет, я просто хочу шелковые полы, — беспечно отозвалась я, поднося к губам чашку.

Но да, теперь интерьер капитанской квартиры обретал для меня куда больший смысл.

Капитан хохотнул и вгрызся в бутерброд, так что осталось непонятно, над чем он смеялся — над шуткой, которая вообще-то была не шуткой (я и правда от шелкового камня не отказалась бы!) или над предположением, что он действительно мне их сделает.

— А вы помните? — По уму, конечно, надо было бы оставить мужика спокойно поесть в тишине, но я искренне полагала, что моя доброта и так перевалила уже все разумные границы, а потому с капитана не убудет ответить на парочку вопросов.

Вервольф проглотил кусок, коротко уточнил, — «Что?» — и снова вцепился зубами в мясо.

— Ну… все.

— Если вы о том, что я делал, будучи волком, то да. Приблизительно, — он поднес ко рту еще один кусок мяса, вздохнул, положил его на тарелку. — Я не могу, находясь в человеческом облике, полностью адаптировать под человеческие рецепторы и понимания всё то, что я делал, ощущал и видел, будучи волком. У меня сейчас и у меня тогда — совершенно разные уровни восприятия. И в волчьей ипостаси я не смотрю на себя со стороны, я — это я. После что-то удается переложить на человеческую память. Что-то — большая часть — остается на уровне невнятных ощущений. Инстинктов, если угодно.

— Но почему тогда говорят, что вервольфы после оборота — это дикие звери? — не утерпела я.

— Потому что это правда, — терпеливо отозвался капитан. — Да, я не тронул вас и, допустим, прохожих на улице, которые ко мне не подходили. Но вы же видели, что я сделал с теми, кто держал нас взаперти? Уверяю вас, как капитан стражи, я не имею привычки разрывать преступников на куски при задержании.

Я промолчала, опустив глаза и позволяя капитану вернуться к завтраку. По моему скромному мнению, эти товарищи свою судьбу заслужили. Никто не отпустил бы нас оттуда под честное слово никому не рассказывать об увиденном…

— Не говоря уже о вашем трагически пострадавшем паркете, — неожиданно ввернул Вольфгер, и я метнула в посмеивающегося волка гневный взгляд.

А пока он приканчивал завтрак, я сообразила, что есть одно дело, которое надо провернуть до того, как капитан обзаведется одеждой, потому что после он провернуть его мне однозначно не позволит. А пустить ситуацию на самотек мне не позволит совесть.

Я вышла из кухни, а вернулась с аптечным свертком в руках.

— Мне нужно обработать вашу голову и… вот это вот, — я неопределенно покрутила пальцем, обрисовывая синяки и кровоподтеки на груди, которые, я подозреваю, он заработал не падением, а выбиванием очень прочных дверей.

— Право, мастер, не стоит трудов, я сам…

Я закатила глаза, покачала головой и, цепко ухватив весьма приятно легший в руку бицепс, потянула, заставляя встать.

— Молчите уж. Я знаю, у вас это отлично получается!

И вервольф промолчал. Правда, как-то настолько выразительно, что у меня все равно появилось ощущение, что последнее слово осталось за ним.

Я взялась за круглую баночку с мазью, которую надлежало тщательно втереть «в места ушибов». Она приятно пахла — ментолом и еще какими-то травами.

Я зачерпнула прохладную субстанцию пальцами и окинула задумчивым взглядом фронт работ. Ладно, приступим-с. Когда я коснулась холодной мазью горячей кожи над первым синяком, вервольф чуть вздрогнул, я на мгновение замерла, а потом провела первым долгим, но легким прикосновением, распределяя мазь по всей поверхности гематомы. Закусила губу и — сосредоточившись на том, что мне предстоит делать, а не на том, что у меня перед носом маячит мужская обнаженная грудь — принялась за работу.

Ладонь скользила по гладкой горячей коже.

Я сосредоточенно втирала мазь, вдыхая приятный травяной запах, и старалась не смотреть и не думать.

Не смотреть. И не думать.

Как мои пальцы с нажимом проводят по твердым мышцам, раз за разом. Как дыхание мужчины, находящегося слишком близко, щекочет мой лоб. Как ужасно хочется сглотнуть. И как внутри что-то томительно тянет. И как эта гладкая кожа под моими пальцами становится, будто, еще горячее.

«Это просто мазь», — одергивала я себя. — «Может, она согревающая».

Не помогало.

Утренние размышления наложились сейчас на эту близость, будили в душе и теле что-то слегка забытое. У меня были мужчины. И не один. И я прекрасно отдавала себе отчет в том, как выглядит желание. Но я не могла припомнить, чтобы оно когда-то было настолько волнующим, настолько… трепетным. И, сдавшись, я позволила себе маленькую слабость — упивалась и этим собственным желанием, и наслаждением, которое дарили нехитрые жесты.

Вряд ли у нас что-то получится. Но зачем отказывать себе в удовольствии, раз оно само пришло в руки?

— Все, — ледяным механическим голосом произнесла я, давя в нем предательскую хрипотцу, и отвернулась, чтобы закрыть баночку с мазью и вымыть руки. Мои мысли — это мои мысли, капитану о них знать не обязательно. — Сядьте, я вашу голову посмотрю.