Могилы из розовых лепестков

— Нова умерла не от сердечного приступа?

— Нет.

Крупные слёзы выступили у неё на глазах и покатились по щекам.

— Так что я почти… почти…

— Умерла или убила бы папу? Да. Ты почти сделала это.

Она прикрыла ладонью свой рот.

— Я не знала. Я не знала, Кэт, — её голос был прерывистым, а дыхание затруднённым.

Я сглотнула, затем повернулась к Гвенельде и прошептала:

— Пожалуйста, заставь её забыть. Заставь её бояться приближаться к кругу рябиновых деревьев.

Айлен расширила свои блестящие глаза.

— О чём ты говоришь…

— Ты перестанешь помнить сегодняшний вечер, — сказала Гвен, её хриплый голос эхом разнёсся по кладбищу. — Ты перестанешь помнить, что фейри и охотники существуют. Ты забудешь всё, что читала и слышала, и если кто-нибудь попытается заставить тебя вспомнить, ты не будешь их слушать. Ты им не поверишь. И ты никогда не проникнешь в священный круг рябиновых деревьев, потому что всю оставшуюся жизнь будешь верить, что он проклят.

Я затаила дыхание, пока веки Айлен не опустились и не поднялись, пока выражение её лица не стало пустым, пока она бездумно не ушла, пока рука Каджики не упала с моей талии. Светлячки неподвижно повисли в воздухе. Я не могла видеть их глаз, но я могла чувствовать их. Они ждали, чтобы посмотреть, что мы будем делать с эксгумированной охотницей?

Гвен опустилась на колени перед могилой. Закрыв глаза, она начала что-то напевать. Было ли это заклинание?

— Она собирается использовать мою жизнь? — пробормотала я.

— Мы бы никогда не воспользовались твоей жизнью, Катори. Она прощается со своей матерью, — голос Каджики, хотя и твёрдый, дрогнул, когда он добавил. — Нашей матерью.

— Почему?

— Как только тело обнажено, жизнь должна быть дана немедленно… до того, как лепестки высохнут.

Я резко повернулась к нему лицом.

— Тогда у нас есть пара часов, чтобы найти кого-нибудь, — я не могла поверить в то, что предлагала. — Лепестки не сразу высыхают. Они всё ещё были розовыми на могиле Гвенельды в течение дня после…

— Потому что гроб был открыт внутри вашего дома, защищённый от дикого воздуха.

— Но…

— Я всё ещё был рядом со своей могилой, когда мои посерели.

Я вытерла щёки, когда плач Гвенельды стал громче и быстрее.

Ужас пробежал по моей коже.

— Мы не можем просто позволить ей умереть.

— У нас нет выбора.

— Она твоя мать, Каджика. Мы должны спасти её.

— Элика сейчас с Великим Духом. Скоро она воссоединится со своими близкими, — сказал он, и я клянусь, в его голосе звучала тоска.

Его страстное желание сделало всё в тот момент ещё хуже. Слёзы потекли по моим щекам. Это были слёзы по нему, по его приёмной матери, по Гвенельде, по моему отцу и моей тёте, чьи жизни были в опасной близости от точки невозврата. Это были слёзы ужаса, слёзы облегчения и слёзы печали.

ГЛАВА 33. ЭПИЛОГ

Моя тётя была на кухне. Она стояла ко мне спиной, так что я не знала, чего ожидать, когда она обернулась. Упрёк, вина, гнев…

— Айлен, — мягко позвала я, закрывая входную дверь.

Она резко обернулась, и её лицо расплылось в широкой улыбке.

— Кэт, ты дома! — Она бросила миску и венчик на кухонный стол и подошла ко мне, широко раскинув руки.

Я застыла, когда она обняла меня.

— Я готовила шоколадный торт. Стелла дала мне рецепт вчера вечером, — сказала она.

— Стелла? — неужели влияние Гвен не подействовало? — Стелла приходила?

— Да. Она осталась на ужин. Это было так весело, — она вытянула руки. — Боже, у меня болят руки от взбивания. Я стараюсь не печь слишком много дома. Ради талии Тони. — Она откинулась назад, затем поцеловала меня в обе щёки. — Твой отец вел себя хорошо. Никаких разговоров о смерти. — Она выгнула бровь и осмотрела моё лицо. — У кого-то проблемы с парнем?

— Что?

— Твои глаза красные, как маки. Ты хочешь рассказать мне об этом? Я эксперт по проблемам с мальчиками.

Я грустно улыбнулась. Если бы только в этом были виноваты проблемы с мальчиками.

— Позволь мне сначала повидаться с папой, а потом я тебе всё расскажу.

Я поднялась по лестнице и постучала в его дверь. Минуту спустя он распахнул её, одетый в пушистый серый халат, со светлыми волосами, всё ещё влажными и мыльными. Он сгреб меня в гигантские объятия.

— Рад, что ты вернулась, милая, — он сжал меня ещё раз, прежде чем опустить на землю. — Дай мне вытереться, и я спущусь, чтобы помочь тебе с твоими сумками.

Мои сумки. Моя машина. Застрелиться.

— У тебя шампунь в волосах, — сказала я ему.

Он провёл по ним рукой, увидел пену и вернулся в ванную.

Я не двигалась, пока он не вернулся, на этот раз без шампуня.

— Моя машина сломалась сорок миль назад, — солгала я.

— Почему ты мне не позвонила? — спросил папа, заходя в соседнюю гардеробную.

На стене висело большое зеркало, перед которым я обычно примеряла мамины туфли, когда мои ступни едва доходили до носка.

— Я пыталась, но твой телефон был выключен.

Папа вернулся в джинсах и фланелевой рубашке. Он проверил свой телефон на тумбочке. Конечно же, он нашёл мои пропущенные звонки.

— Ты связывались с эвакуаторной компанией?

— Да.

— Они сказали тебе, что с ней не так?

— У меня кончился бензин.

Папа нахмурился.

— Действительно?

Я кивнула.

— Ты уверена, что не попала в аварию? Ты выглядишь так, как будто плакала, Кэт.

— Это не несчастный случай, папа. Правда. Просто это была долгая ночь.

— Я говорил тебе, что тебе следовало переночевать в Бостоне и ехать днём, но ты такая упрямая.

Если бы я не была упрямой, я бы потеряла его.

— Я слышала, Стелла приходила прошлой ночью.

— Когда она услышала, что Айлен в городе, ей просто нужно было её увидеть. Эти двое были так близки в старших классах. Ты бы видела их прошлой ночью. Они набросились на оставшиеся кексы, которые превратили их в этих взбесившихся уборщиц. Сахар творит с женщинами странные вещи. Они протирали, вытирали пыль, мыли и меняли все простыни в доме. Я пытался помешать им войти в твою комнату, но они просто убрали и её тоже.

Так вот какое прикрытие Стелла использовала, чтобы украсть мою книгу. Она выдавала себя за сообщницу Айлен, хотя на самом деле была сообщницей Грегора.

Папа поднял свой бумажник.

— Я готов. Пойдём за твоей машиной.

— Каджика предложил подвезти меня.

— Ой, — его голубые глаза затуманились разочарованием. — Ну, тогда… — папа вытащил кредитку из бумажника и протянул её мне, — сколько бы это ни стоило, хорошо?

— Это моя ошибка, папа.

— А ты моя маленькая девочка. Я забочусь о тебе, позволяешь ты мне или нет.

— Хорошо, папочка, — прошептала я. — Хорошо, — я взяла у него карточку, затем обхватила его руками за шею. — Я люблю тебя. Надеюсь, ты это знаешь.

— То, что ты чувствуешь ко мне, меркнет по сравнению с тем, что я чувствую к тебе, — он поцеловал меня в макушку. — Я надеюсь, ты это знаешь. А теперь иди за своей машиной, чтобы не оставлять меня слишком надолго с этой твоей сумасшедшей тётей.

Я улыбнулась.

— Которую ты любишь по кусочкам, верно?

— Да. Но одно не отменяет другого, — он подмигнул мне. — Я думаю, что собираюсь немного прилечь. Я чувствую себя разбитым.

Я кивнула. Закрыв папину дверь, я пошла в свою спальню. Одеяло лежало голым и скомканным в ногах моей кровати, а с матраса сняли защитную простыню. Я никогда не думала, что буду отождествлять себя с постельными принадлежностями, но в тот момент я тоже чувствовала себя незащищённой и растерянной.

Я бросила словарь в ящик для носков, затем спустилась по лестнице.

— Мне нужно съездить за своей машиной, — сказала я Айлен, направляясь к входной двери.

— Твоя машина? Разве ты только что не привезла её обратно?

— У меня кончился бензин.

— Это случилось со мной однажды. В Долине Смерти из всех мест…

— Мне нужно бежать. Прибереги мне историю на потом?

— Конечно, конечно.

Когда я вышла из дома, я обнаружила, что Каджика стоит в круге рябины, лопатой кидая землю на могилу из лепестков роз. Моя машина может подождать. Не говоря ни слова, я ждала рядом с ним. Несмотря на то, что я не хоронила её, я чувствовала себя ответственной за её смерть. Как будто я чувствовала себя ответственной за непреодолимые страдания Каджики и Гвен.

Ему не потребовалось много времени, чтобы засыпать свою приёмную мать мягкой землей, так как могила была неглубокой. Я осторожно взяла лопату у него из рук и убрала её в сарай, прежде чем кто-нибудь другой смог ею воспользоваться. Когда я вернулась, он упал на колени, прижавшись лбом к земле. Я стояла у одного из стволов дерева, наблюдая, как он прощается с охотницей. Когда я услышала, как он произнёс имя Ишту, мои мышцы сжались, как будто я была инструментом, сделанным из струн, которые кто-то потянул. Каждое движение пульсировало внутри меня, вибрировало в моих сухожилиях, резонировало в моём нежном черепе.

Я повернулась и пошла прочь. Вероятно, он просил Элику сообщить Ишту о его скором прибытии. Долгое время я бесцельно бродила, пытаясь разобраться в своих чувствах и мыслях. Я оказалась в домике на дереве.

Я всегда оказывалась в домике на дереве.

Я взобралась по веревочной лестнице, заползла внутрь и села точно там же, где сидела днём во время похорон Блейка. Я подтянула колени к себе и положила щёку на колени.

Вскоре после того, как я пришла, пол заскрипел. Я подняла глаза и увидела Каджику, скорчившегося у маленького входа, его лоб был измазан грязью. Он подошёл ко мне и сел точно там же, где сидел раньше. И хотя всё выглядело так же, как в день похорон Блейка, ничто не было прежним.

— Я сожалею о твоей потере, — сказала я, наклоняя голову к нему.

Хотя его лицо было искажено горем, на нём не было обычных жёстких морщин.

— Я думал, что буду говорить эти слова тебе.

Я закрыла рот, чтобы не дать вырваться подступающему рыданию.

— Эй, — сказал он низким и хриплым голосом, — иди сюда, — он протянул руку мне за спину и прижал меня к себе. Я уронила голову ему на плечо.

Последние двадцать четыре часа проигрывались у меня в голове. Бесконечная, ужасная петля. Если бы только я могла отключить свой мозг.

— Спасибо, — пробормотала я после долгого молчания. — За твою доброту. За твою жертву. За всё.

Он погладил меня по щеке пальцами. Они пахли землёй, деревом и металлом.

— Я не хочу, чтобы ты… — мой голос был слабым. — Чтобы тоже уходил.

Его пальцы замерли.

— С чего ты взяла, что я куда-то собираюсь?

Я опустила глаза на его испачканные грязью ботинки.

— Разве это не то, чего ты хочешь? То, что ты говорил Элике?

Его рука убралась с моей щеки.

— Я говорил ей, что увижу её на другой стороне… но я ещё долго не перейду на другую сторону. Здесь есть много вещей, о которых мне нужно позаботиться.

Я медленно вдохнула и выдохнула.

— Неужели я одна из этих вещей?

— А ты бы хотела ей быть?

Я посмотрела на него снизу вверх. Он замер очень неподвижно. Даже его дыхание, казалось, остановилось.