Клеймо Солнца. Том 2

Как прекрасно, наверное, унестись отсюда, из этого жестокого мира, как можно дальше — в красочную и радужную действительность, где можно ослепнуть и оглохнуть, стать невосприимчивым к самой реальности, пока на экране не появится надпись «Ошибка 404» — и заботливая бригада скорой помощи не заберёт тебя с официальным диагнозом «виртуальная наркомания».

Только даже если бы я хотел погрузиться в несуществующие вселенные, то ни одна фантазия не была бы столь притягательное, как неземные глаза Габриэллы, в которых отражаются пляшущие неоновые лучи софитов, беспокойство и замешательство.

Как только я приближаюсь к диванчику, Даниэль, кивнув мне, исчезает в неизвестном направлении. Я опускаюсь на диван, но в следующую секунду в зале гаснет свет, и остаётся только подсветка пола.

— Время играть в жмурки, — весело объявляет мужской голос, и я почти чувствую, как в темноте вздрагивает Габриэлла.

Она хватается за мою руку, однако, словно опомнившись, пытается её убрать, но я не позволяю, сжимая тёплую ладонь в своих холодных.

Луч света выхватывает из мрака молодого человека. Его ярко-розовые волосы выделяются на фоне черноты, и создаётся впечатление, как будто на попугая натянули носок. Глаза дико сверкают, когда парень жутковато улыбается, обводя взглядом зал, будто может что-то разглядеть в кромешной темноте.

— Правила игры очень просты, — радостно объявляет ведущий с розовыми волосами. — Если луч выбирает именно вас, то все мы ожидаем лишь одного: сюрприза! Удивите нас, и мы искупаем вас не только в аплодисментах: от заведения — от нашего любезного покровителя Оскара Флореса — вас ждут подарки и приятные неожиданности! Как ваше настроение?! — восклицает ведущий, и зал весело шумит в ответ: все радостно кричат в один голос, кто-то свистит, другие — хлопают в ладоши. — И мы начинаем! — ревёт парень, и свет гаснет, вплоть до подсветки пола.

В непроглядной темноте и воцарившейся тишине я провожу по уху, поправляя наушник.

— Остаёмся на местах, — слышится приказ Бронсона. — Вряд ли кто-то из наших попадётся.

Первый же луч света падает на меня. А вслед за ним по залу растекается шёпот:

— Чёрный монах…

Эти слова ласкают мой слух. Снова.

Из темноты передо мной показывается ведущий. Его розовые волосы встали дыбом, и мне нравится, что причиной страха служу я.

Он несколько минут выжидающе на меня смотрит, как будто пытается придумать хоть один выход, чтобы избежать общения со мной, но наконец, деланно улыбаясь, произносит:

— Каким талантом вы нас удивите?!

Я буквально чувствую, как из мрака ко мне приклеиваются взгляды — любопытные, липкие, испуганные… Ладонь Габриэллы сжимает меня крепко, а её тепло перетекает мне под кожу.

В ожидании приказа рассматриваю ведущего с ног до головы, отмечая, как бегают его маленькие, безумные глазки, а губы словно трясутся, и непонятно, парень то ли выпалит гневную тираду о моей персоне, то ли сейчас расплачется.

— Ещё немного внимания не помешает, — говорит в наушнике генерал. — Припугни их. Только нежно, Дэннис, очень осторожно.

Большего поощрения мне и не нужно.

Не думал, что Бронсону не чужды цирковые представления. Моя усмешка появляется из-за этой мысли, но ведущий уже находит ей своё объяснение.

— Вы смотрите на меня как-то угрожающе, — с неуместно радостной улыбкой сообщает он. — Чем же вы нас удивите? Каким талантом?! — в конце парень взвизгивает, выдавая собственный испуг, а я продолжаю просто на него смотреть, пока по залу вновь не начинает проходить шёпот.

— Кроме умения выживать у меня нет талантов, — признаюсь тихо: громко разговаривать я не привык, но мои слова звучат, как обычно, чётко и вкрадчиво, словно команда к действию. — Если хочешь увидеть меня в деле, придётся отправиться туда, где есть тысяча и одна возможность умереть. Готов прямо сейчас?

На лице ведущего не остаётся и намёка на улыбку. В наушнике почти слышу дыхание генерала, а в зале неожиданные перешёптывания прекращаются так же внезапно, как и появились. Всеобщее напряжение тянется ко мне сотнями невидимых нитей, обещающих утащить во мрак при первой же возможности. И только тёплая ладонь в моих руках, как спасательный круг, удерживает от того, чтобы позволить себе чувствовать хотя бы подобие страха.

Ведущий, в замешательстве от сложившейся ситуации, глуповато смотрит на меня беспокойным взглядом и неуверенно открывает рот, пытаясь в это время придумать нечто достойное, однако так и не справляется и остаётся просто стоять на месте, когда из темноты перед нами раздаётся голос:

— Какие люди почтили нас своим присутствием.

И в ту же минуту появляется ещё один круг света, в котором показывается Оскар Флорес — собственной персоной.

Половину лица скрывает маска, на которой изображена челюсть человека, светящаяся в темноте. Глаза необычного аквамаринового цвета сверкают в полумраке оттенками голубого, как и ярко-синие волосы, но все цвета кажутся неестественными. Длинная чёлка зачёсана назад и открывает лоб, плотно покрытый слоем косметики. Губы блестят — на них явно нанесён блеск, что вызывает во мне приступ тошноты. На Оскаре кожаные куртка брюки и перчатки без пальцев. Всё чёрное, и во мраке очертания тела теряются. Зато на шее и груди слабо мерцают татуировки. Они совсем не такие, как инсигнии Габриэллы: эти напоминают скорее качественную голограмму.

Я замечаю сосредоточенный взгляд девушки, которая с подозрением рассматривает очередного попугая, выскочившего перед нами, когда мужчина стягивает маску, и его лицо растекается в слащавой улыбке.

— Оскар Флорес — к вашим услугам. Я — покровитель наслаждения и, конечно, владелец этого заведения. Как жаль, что меня никто не предупредил, какие важные гости сегодня почтут нас своим присутствием. — Он поворачивается к ведущему с розовыми волосами и деланно удивляется: — Разве разумно и гостеприимно принимать Длань справедливости подобным образом?

Оскар говорит сладко, подчёркнуто нежным голосом, растягивая слова. Но мне достаточно лишь немного сдвинуть взгляд в сторону, и даже если тени не шевелятся, я угадываю очертания людей, стоящих вокруг нас наготове.

— Конечно, столь достойный человек не нуждается в наших нелепых соревнованиях. Прошу тебя, найди себе подходящего собеседника, — обращается он, как и прежде, к ведущему, — того, кто отличается мастерством блистать в лучах славы. Дэннису Рилсу это не нужно, не так ли?

Оскар поворачивается ко мне, и его взгляд прыгает на Габриэллу, потом медленно машет ладонью, явно отдавая приказ кому-то невидимому — и в тот же момент луч света расширяется, выхватывая из мрака не только меня, но и Габриэллу. Флорес смотрит на неё из-под полуприкрытых век поистине влюблёнными глазами.

— Что это за куколка? — слащаво тянет он, а потом звучит раздражающий смех.

Даже если бы я не знал, что представляет из себя Оскар Флорес, при первом взгляде понял бы, что он только выглядит безобидным, однако интуиция подсказывает мне: от такого человека надо бежать. Или нападать.

— Вы не против? — спрашивает Оскар и, не дожидаясь, садится напротив нас, пока парень с розовыми волосами скачет и деланно смеётся, изо всех сил пытаясь привлечь внимание публики к себе, но взгляды всё ещё прикованы к нам.

Словно только заметив это, Флорес поднимает голову и небрежно машет ладонью ведущему, после чего включается громкая музыка — вслух, а не отдельно в наушниках, и от неожиданности люди даже вздрагивают. Перекрикиваю её, ведущий начинает неумело развлекать публику, и спустя несколько минут некоторые взгляды наконец отлипают от нас, хотя иные всё равно продолжают с любопытством следить за каждым движением.

— Что столь чудесные люди нашли в моём скромном заведении? — Оскар говорит, как и прежде, тошнотворно вежливо и сладко, но понятно, что это будет продолжаться до поры до времени.

— Я чувствую, что из-под моего носа пытаются увести нечто прекрасное.

Взгляд Оскара вновь приклеивается к лицу Габриэллы и скользит по нему, даже когда он добавляет:

— Пардон, кое-кого, — улыбается и снова обращается ко мне: — И конечно, я возмущён, что мне не предложили переговоры.

— Скажи, мы готовы сотрудничать, — слышу голос Бронсона.

Глупый ход. Приходится собрать всю силу воли, чтобы проконтролировать мои ползущие вверх брови.

— Мы просто ждали подходящего случая. Вот он и наступил.

Оскар усмехается откровенно плохому оправданию, но клюёт на приманку:

— И с кем я имею честь общаться? По-настоящему? — поспешно добавляет он. — Чьим представителем ты являешься?

— Скажем так, это не тот, кто ты думаешь, — откликаюсь я, и он вновь расплывается в своей придурочной улыбке, которую наверняка считает обворожительной.

— Неужели небожители остались без твоего покровительства?

Я смотрю на него, не отрываясь, и отвечаю более, чем мрачно:

— Ужели.

Оскар расслабленно откидывается на спинку дивана.

— Я заинтригован. И кто же тогда?

— Многовато людей, не находишь?

Флорес отвечает мне таким же взглядом, каким я сканирую его.

— Дай подсказку, и я поразмыслю, стоит ли это того, чтобы уединяться. Нам троим, конечно, — добавляет он. — Красавица пойдёт с нами. Она слишком прекрасна, чтобы оставлять её в одиночестве. Не так ли, малышка?

Снова этот клейкий взгляд, из-за которого хочется ударить кулаком прямо по слащавой физиономии. Сколько стараний — и ради чего? Я внутренне усмехаюсь: Оскар ещё не сообразил, что его флирт утонет в рассудительности Габриэллы.

— Вот тебе подсказка, — не отпуская ладонь девушки, я чуть наклоняюсь к Флоресу через стол, заглядывая в светящиеся, как у артифика, глаза, пока Бронсон подсказывает мне, как отреагировать. — Этот человек достаточно влиятельный, чтобы изменить ход истории, как минимум в Третьем крыле. А ещё он достаточно ценит своих людей, чтобы разбрасываться ими, как устаревшей бумажной валютой.

Глаза Оскара округляются, а потом он медленно произносит:

— Не может быть… И ты его парламентёр? Какой интересный выбор. Если это тот, кто я думаю, то он совершенствуется в связях, — с нескрываемым восхищением замечает Флорес. — Становится всё более разборчивым. Такой выбор, — он указывает на меня небрежным жестом, — это по-настоящему любопытно. Что ж, — Оскар выпрямляется, словно готовясь знакомиться заново. — Поговорим начистоту?

— Я к твоим услугам, — сообщаю отрывисто, и он криво улыбается.

— Не здесь. И вправду шумно. Скажем, в моём кабинете. Или не рискнёшь?

Я молчу, и Флорес продолжает:

— Тогда через десять минут. Мне кажется, твоей спутнице не очень хорошо.

Я и без слов Оскара чувствую, как дрожит рука Габриэллы и как шумно и взволнованно девушка дышит.

— Видишь эту дверь? — он указывает в темноту, однако я, не глядя, могу догадаться, о каком выходе идёт речь. — Возможно, есть смысл вдохнуть свежего воздуха, — сообщает Флорес. — Хотя говорят, перед… — он кашляет, заглушая слово «смертью» и продолжает, как ни в чём не бывало, — не надышишься. Но я ничего не говорил.